Восемь трупов под килем
Шрифт:
— Мужчина, — рассердилась женщина, и Турецкий невольно вздрогнул, потому что на него она не смотрела, — долго вы еще будете меня рассматривать? Может, лучше поможете?
Он подошел.
— Спускайтесь, Герда, достану вашу коробку.
— Нет уж, не просите, — возразила работница. — Знаю я, как мужчины достают хрупкие вещи. Недавно Игорь Максимович точно так же чуть сервиз о жену не разбил. Лучше подержите стремянку, а то она все время куда-то убегает. Здесь такой скользкий пол…
В каком-то порнофильме он уже видел подобную сцену. «А разве я смотрю порнофильмы?» — устыдился Турецкий. Он крепко обхватил стремянку. Герда добралась до последней ступени, изящно извлекла искомое, спустилась, держа перед собой. Он перехватил ее за талию, благоразумно отодвинулся. Ему совсем не интересно. Да и что увлекательного можно узреть через колготки?
— Спасибо, мужчина, — женщина пристроила коробку, в которой
— Все меня разглядывают, словно я сбежал из зоопарка, — признался Турецкий. — Им невдомек, что я такой же человек.
— Более того, мы фактически проживаем с вами в одном столичном городе, — улыбнулась женщина, поправляя очки, сбившиеся к уху. В глазах обосновалась ирония.
— Да, я, наверное, смешон, — смиренно признал Турецкий. — Простите мне мое простое человеческое несовершенство.
— Отнюдь, — возразила Герда. — Вы теперь другой. Умыт, ухожен, уложен. Когда вы утром возникли на палубе, на вас было жалко смотреть. Вы являли собой такую душещипательную картину… Скажите, а это правда, что вы рассказывали?
— А что я рассказывал?
— Ну, как вы очутились у нас.
— А в чем, по-вашему, правда, Герда? — улыбнулся Турецкий. — Какие варианты? Что меня заблаговременно подложили в пустую каюту правоохранительные органы? Сбросили утром на парашюте с пролетающего мимо облака, высадили с подводной лодки или с маленького плотика, свитого из песен и слов?
Герда засмеялась.
— Даже не знаю, что сказать. Вы интересный мужчина. Но вам ведь неуютно здесь, правильно? — она прищурилась и сделалась как-то ближе (но не роднее). Он давно перестал чему-либо удивляться, если дело касалось «женского вопроса». Не так уж был неправ Киплинг, утверждая, что женская интуиция намного точнее, чем мужская уверенность.
— Очень неуютно, — признался Турецкий. — Впору бросаться вплавь до ближайшего берега.
— Да бросьте, — усмехнулась Герда, — вам не понравился обед?
— Очень понравился. Особенно устрицы в майонезе и индейка в грибном соусе. Это было сногсшибательно.
— В каком это смысле? — она насторожилась.
— В смысле, обалдеть, — объяснил Турецкий. — Нет, правда, очень вкусно. А скажите, Герда, вот смотрю я на вас и не могу избавиться от мысли — вас ведь не очень расстроило известие о смерти Николая Лаврушина?
— Ну что вы… — дрогнули губы, которые и без помады смотрелись вполне прилично. — Зачем вы так говорите, детектив? Любая смерть — это ужасно…
— Смерть — ужасна, тут вы правы, но вас ведь не очень потрясло, что погиб именно Николай?
Она размышляла над витиеватым вопросом, поигрывая завязками фартука.
— Не понимаю, что вы имеете в виду… Когда умирает, скажем, сосед по лестничной площадке, вы расстраиваетесь, у вас портится настроение, вы спешите выразить соболезнование, предлагаете свою помощь… Но ведь по крупному счету эта смерть вас не касается, поскольку умер не близкий вам человек, разве не так?
— Вы плохо знали Николая?
Она пожала плечами.
— У Игоря Максимовича бесчисленное множество знакомых и родственников, Николай — один из них. Мы здоровались, иногда перекидывались словами, которые ничего не значили. В койку не ложились, — она передернула плечами. — Даже подумать об этом странно.
Она задумалась. И, вправду, странно. Хотя достаточно интересно. Можно и подумать…
— Меня тревожит, главным образом, то, что молодой человек погиб не где-нибудь, а на одной с нами яхте. А правда, говорят, что это убийство? — она понизила голос.
— Не уверен, — успокоил ее Турецкий, — но специалист, я думаю, разберется. Вот на этом давайте и остановимся. У вас есть свободная минутка?
Она как чувствовала вчера, что случится что-то неприятное! Состояние было наисквернейшее, и селезенка не единожды екала. Так не хотелось ей пускаться в это плавание. Но, как на грех, заболела гриппом (слава богу, что не свиным) вторая домработница тетя Груша, а у третьей — Зойки — панический ужас перед большим количеством воды, так что пришлось отправляться ей. Игорь Максимович ходил перед поездкой с физиономией мрачного гота, и у Ирины Сергеевны настроение было не очень. Причины ей не докладывали, а гадать самой времени не было. Столько обязанностей на этой безразмерной яхте! В принципе, перед каждым плаванием люди из специальной службы наводят на «Антигоне» порядок, заправляют ее водой, горючим, чистят каюты, а если есть особые пожелания хозяина или его гостей, прилежно выполняют их: например, в части убранства помещений. Но все равно, такая возня с продуктами, постоянно возникающие мелкие проблемы и неприятности,
капризы гостей. Тот же сломанный унитаз в каюте французов! Это возмутительно, придется фирме, обслуживающей яхту, выкатить последнее китайское предупреждение…— Расскажите о вчерашнем вечере.
Вот тут-то и обрушился на сыщика поток информации, полностью окупающий все предыдущие неудачи. Если Герда пропадает все «свободное» время на камбузе и складах, это не значит, что она ничего не видит, не замечает, и в голове у нее только кастрюли и прочая кухонная дребедень.
— Вы не будете никому говорить, что это я вам рассказала? — она покосилась на дверь, понизила голос и подошла к Турецкому близко-близко. Данный вариант выглядел не столь неприемлемо, как предыдущий (с Николь), но в голове уже возникла грозящая пальцем жена и почему-то грузовик с грузчиками, подъехавший к дому, чтобы забрать ее вещи. Зачесались пятки.
— Могила, — поклялся Турецкий, отступая к плите.
Едва ли стоило серьезно относиться ко всему, что вывалила Герда, но подумать над ее словами не мешало бы. Все эти люди, собравшиеся на яхте, — такие подозрительные. Она не хочет никого голословно обвинять, но сами посудите. В тихом омуте водится столько непредсказуемой живности — поди разберись, кто тут против кого дружит. Игорь Максимович накануне отъезда был мрачнее грозовой тучи. Ирина Сергеевна вообще не хотела ехать. Сказалась больной — мол, ее тонкая трепетная натура нуждается в заботе и уходе. Но не прокатило, Игорь Максимович настаивал на ее участии в уикенде, и они даже немного повздорили. Прибывший семейный врач не выявил отклонений в здоровье — ни мигрени, ни астмы, ни ветрянки с испанкой. Полдня она просидела, запершись в своей спальне… да-да, она не оговорилась, супруги Голицыны ночуют в разных спальнях, как в викторианскую эпоху. В общем, чувствовалось, что ей эта поездка — как шестой палец на ноге. А вчера… Герда принялась загибать натруженные пальцы: этот хорошо витаминизированный субъект — ну, писатель, полтора центнера живого мяса — ей сразу показался подозрительным. Он так долго и с фальшивым радушием тряс руку Николаю… А потом — еще до отплытия — Герда видела, как он на задней лестнице кому-то звонил по сотовому. «Да-да, — говорил писатель, — разумеется, он здесь, но, знаете, мне не нравится эта затея». Когда он услышал шаги, то смутился, быстро сунул мобильник в карман, как будто в болтовне по телефону есть что-то криминальное. Впрочем, быстро расцвел и без лишних политесов ущипнул ее за задницу. А вот это делать было вовсе не обязательно. Возмутительно. А знаете, что он сказал при этом? Мол, это не то, что можно отложить. И гаденько захихикал. А потом в кают-компании ворковал как ни в чем не бывало, вводя в заблуждение общественность своей напускной беззаботностью. Ей хорошо было видно из-за шторы, что творится в кают-компании. Игорь Максимович всячески скрывал дурное расположение духа, Ирина Сергеевна посматривала на него с затаенным страхом. Она и раньше-то побаивалась своего мужа, а вчера и подавно. Ольга Андреевна Лаврушина… Грешно, конечно, наговаривать на убитую горем женщину, но и она вела себя странно. Когда сидела в кают-компании, с трудом вытягивала из себя слова, чесала руки. Ввалились Николай с Ксюшей, она заметно смутилась. А когда они вышли, она проводила их таким пристальным недобрым взглядом… Но это еще не все. Гости разошлись по каютам. Герда мыла на кухне посуду, размышляя над завтрашним меню. Заглянул толстяк Феликс и повел себя необычно. Мог бы зайти и ущипнуть за другую ягодицу. Но он посмотрел на нее отсутствующим взором, поморщился (словно тут старуха какая-то первобытная), в раздумьях прошел мимо. Она закончила свои дела, решила заглянуть в кают-компанию — посмотреть, все ли там прибрано. Когда входила, ей показалось, что хлопнула дверь на палубу. Вошла — никого. А дверь действительно неприкаянно болталась, словно кто-то в спешке выбежал на улицу, забыв воспользоваться пружинным механизмом. Странно ей стало. Бегло оценив порядок, поспешила убраться через камбуз. В коридоре ее до коликов напугал охранник Салим, появившийся непонятно откуда. Работа у парня такая — пугать людей, окружающих Игоря Максимовича. Даже не извинился, поганец. Как она относится к Салиму? — Нормально относится. Как к новой тумбочке. То есть, до поры, до времени не раздражает. Странный он какой-то. На женщин не смотрит…
Но и на этом ее ночные похождения не закончились. Где-то после часа ночи Герда пришла к себе в каюту, с тоской посмотрела на разбросанные вещи. Она терпеть не может беспорядок, но сил разгребать эту конюшню уже не было. Отыскала в сумке зубную щетку, пасту, почистила зубы, приняла душ, уснула. Но проснулась оттого, что совсем неподалеку кто-то стонал…
— В смысле? — заморгал Турецкий.
— Ну, вот так, — она стала усиленно изображать, как это было, но триллер не удался: получалось что-то порнографическое. — Я так испугалась…