Восемь

— Капитан утверждает, что корабль несет на скалы. Мы должны приготовиться сесть в спасательные шлюпки. Верхнюю палубу просят не занимать, чтобы не мешать морякам, но мы должны быть готовы покинуть корабль немедленно в случае, если нам не удастся благополучно миновать мели.

— Какие мели? — закричал Талейран, вскакивая в тревоге и чуть не опрокидывая письменные принадлежности и чернильницу.

— Мы проходим мыс Барфлёр, монсеньор, — спокойно сказал Куртье, подавая Талейрану визитку.

Корабль неистово швыряло из стороны в сторону.

— Нас несет на скалы Нормандии, — сообщил слуга, укладывая фигуры в сумку.

— Боже мой! — воскликнул Морис.

Схватив сумку, он оперся на плечо верного Куртье. Корабль дал сильный крен, и оба мужчины повалились на дверь. С трудом открыв ее, они стали пробираться по узкому коридору, где женщины визгливо торопили своих замешкавшихся детей. К тому времени, когда Талейран и его слуга добрались до нижней палубы, она была запружена людьми. Вопли ужаса, визг и стоны перемежались с криками матросов на верхней палубе и грохотом бушующих волн.

А потом и без того перепуганные пассажиры с ужасом почувствовали, как палуба проваливается куда-то вниз. Не сумев устоять на ногах, люди повалились друг на друга. Корабль все падал и падал, казалось, это жуткое мгновение будет длиться вечно. Вот он содрогнулся от мощного удара в днище, раздался леденящий душу треск дерева, и в пробоину, смывая беспомощных пассажиров, хлынула вода — огромный корабль налетел на скалы.

Ледяной дождь рушился на булыжные мостовые Кенсингтона. Осторожно ступая по скользким камням, Мирей шла к воротам в сад Талейрана. Следом за ней шагал Шахин с маленьким Шарло на руках. Черный балахон араба промок до нитки.

Мирей и в голову не приходило, что Талейран мог покинуть Англию. Но она еще даже не открыла ворота, когда с тяжелым сердцем увидела, что сад пуст, беседка явно заброшена, ставни закрыты, а на передней двери задвинут железный засов. И все же она отворила ворота и двинулась по тропинке, задевая подолом платья лужи.

На стук в дверь отозвалось лишь гулкое эхо, разнесшееся внутри пустого дома. Дождь заливал непокрытую голову Мирей, ей померещился ненавистный голос Марата, шептавший: «Ты опоздала, опоздала!» Она прислонилась к двери и стояла так, пока Шахин не взял ее бережно под локоть и не отвел через мокрую лужайку под крышу беседки.

В отчаянии она упала ничком на деревянную скамейку и разрыдалась. Прошло немало времени, прежде чем на сердце у нее полегчало. Шахин усадил Шарло на пол, и ребенок пополз к матери. Держась за ее мокрые юбки, он нетвердо встал на ножки, ухватился за ее палец и изо всех силенок вцепился в него.

— Бах, — сказал Шарло, когда Мирей посмотрела в его ясные голубые глаза.

Мальчик сосредоточенно хмурил брови, глядя на нее из-под капюшона своей крошечной джеллабы. Мирей рассмеялась.

— Бах, малыш, — ответила она, отбрасывая с лица сынишки капюшон и ероша его шелковистые рыжие волосы. — Твой отец исчез. Говорят, ты пророк, почему же ты не смог предвидеть этого?

Шарло по-прежнему смотрел на нее серьезно и задумчиво.

— Бах, — повторил он,

Шахин сидел рядом с ней на скамейке. Его ястребиный профиль, окрашенный, как у всех его соплеменников, в синий цвет, в дрожащих отблесках молний казался еще более фантасмагорическим, чем обычно.

— В пустыне, — сказал он, — человека можно найти по следу его верблюда. Следы зверей так же не похожи друг на друга, как человеческие лица, у каждого — свой. Здесь, в этом краю, это может оказаться не так просто. Но человек, как и верблюд, всегда оставляет след. Привычки, манера держаться, походка…

Мирей от души рассмеялась, представив, как она идет по следу за Талейраном, хромающим по булыжным мостовым Лондона. Но потом она поняла, что имел в виду Шахин.

— Волк всегда возвращается в свои охотничьи угодья? — спросила она.

— Хотя бы ненадолго, — сказал Шахин. — Лишь на то время, которое нужно, чтобы там остался его запах.

Однако волк, чей запах они искали, покинул не только Лондон, но и корабль, который остался на коварных скалах. Талейран и Куртье вместе с другими пассажирами сидели в шлюпке и гребли к темным берегам Нормандских островов, обещавшим укрытие от бури.

Для Талейрана эта цепь островков сулила спасение не только от буйства стихий, поскольку, хоть она и тянулась у самой границы вод Франции, на самом деле со времен Вильгельма Оранского эти земли принадлежали англичанам.

Аборигены островов до сих пор говорили на древнем норманнском диалекте, непонятном даже для французов. Они платили налоги Британии за то, чтобы она защищала их от разбойных набегов, но хранили верность древним норманнским законам и любви к свободе, что во время войны сослужило им добрую службу. Нормандские острова славились опасными скалами, о которые разбился не один корабль, и огромными верфями, на которых строили все, от военных кораблей до крощечных каперов. На эти верфи и переправили разбитый корабль, билет на который по несчастной случайности купил Талейран. Бывший епископ не сетовал на судьбу: хотя острова не обещали роскошного отдыха, зато на их берегах ему не грозил арест по приказу французского правительства.

Матросы налегали на весла, сражаясь с высокой волной. Шлюпка обогнула темные гранитные скалы и песчаниковые утесы, которые составляли береговую линию, и потерпевшие кораблекрушение наконец высадились на каменистой полоске пляжа и вытащили лодку на берег. Изможденные пассажиры под моросящим дождем побрели к городу по немощеной дороге, что тянулась через поля мокрого льна и нераспустившегося вереска.

Прежде чем отправиться на поиски гостиницы, Талейран и Куртье зашли в придорожный кабачок, чтобы согреться, выпить бренди и посидеть у огня. Сумка с фигурами в кораблекрушении чудом уцелела, но Талейран и его слуга застряли на островах на неопределенный срок. Неизвестно, сколько недель или месяцев пройдет, прежде чем они смогут продолжить путешествие. Талейран стал расспрашивать бармена, как быстро работают их верфи и как много времени потребуется, чтобы залатать их корабль, так сильно пострадавший от шторма.

— Спросите лучше мастера, — ответил мужчина. — Он только что вошел — должно быть, после работы, Пьет свою пинту в дальнем углу.

Талейран подошел к указанному столику, за которым в одиночестве склонился над кружкой эля коренастый мужчина. На вид ему было немногим за пятьдесят. Увидев Талейрана и Куртье, корабел поднял голову и предложил им присесть. Вероятно, он слышал их разговор с барменом, потому что спросил:

— Это вы — потерпевшие кораблекрушение? Говорят, ваш корабль плыл в Америку. Невезучая страна. Я сам оттуда. И что это вы, французы, все так стремитесь туда, будто это земля обетованная?

Речь мужчины выдавала его знатное происхождение и хорошее образование, его жесты и осанка говорили о том, что большую часть жизни он провел в седле, а не на верфи. Он держался так, словно привык командовать. Но в то же время все в его тоне говорило об усталости и разочаровании в жизни. Талейрану захотелось узнать о нем побольше.

— Америка действительно кажется мне землей обетованной, — сказал он. — Однако я человек, у которого нет особого выбора. Если я вернусь на родину, я быстро отведаю гильотины, а благодаря министру Питту мне недавно предложили покинуть и Британию. У меня есть рекомендательные письма к некоторым наиболее известным политикам — секретарю Гамильтону и президенту Вашингтону. Возможно, они сочтут меня полезным.