Восходящие потоки
Шрифт:
Глава 31
На вилле Аделаиды я опять приступил к своему роману. Я знал, о чем буду писать.
Мне никто не мешал. Аделаида все-таки святая женщина! Она мне напомнила ту, о которой я уже говорил: ту, у которой скрывался, когда подыскивал себе в Москве безопасную квартиру.
Я опять скрывался. Теперь от кого?..
****************
По ночам я предавался мрачным воспоминаниям.
…Прилетев в Лас-Вегас, Мишель ни разу не легла со мной в постель. Она по целым
Я валялся в номере и проклинал свою болезнь…
Рассказывать мне, в сущности, нечего. Кроме… Я опять видел отца. Или мне он привиделся… Или все-таки видел?..
Однажды я заставил себя встать, побриться, принять душ, спуститься в бар, выпить стаканчик шотландского и выйти на улицу.
По улице шли нормальные люди. Сумасшедших, примчавшихся за джек-потом, я среди них не заметил. Возможно, все они уже сидели за зеленым столом и следили за пальцами крупье.
Я остановился. Увидел отца… Но его заслонила толпа. Опять он исчез. Что со мной делается? Я схожу с ума. Если уже не сошел. Нет, на этот раз я был почти уверен, что видел отца. Мне даже показалось, что он улыбнулся мне.
Отец был не одни. Рядом с ним шла женщина. Лицо ее показалось мне знакомым.
Отец преследует меня не только наяву. Он мне снится каждую ночь. Несмотря на все мои страдания из-за дурацкой страсти к Мишель…
*************
Да, мой роман летел к концу. Но тут я почувствовал, что если останусь на вилле еще хотя бы один день, со мной случится что-то ужасное.
Я отложил ручку в сторону и задумался.
Что со мной могло произойти? И тут я совершенно ясно понял, что любая минута промедления могла мне стоить если не жизни, то здравомыслия. То есть я понял, что близок к помешательству. О причинах я не задумывался.
Возможно, это гены. Отцовские гены. Отец исчез так, как исчезают умалишенные.
Можно, конечно, обратиться к психиатру. Так делают на Западе. Или к психоаналитику. Это даже лучше. Психоаналитик выслушает и даст какую-нибудь дурацкую рекомендацию. Например, посоветует купить новую машину или поменять сферу обитания…
Но русский человек расценивает поход к такого рода специалисту как признание своей психической неполноценности. И, естественно, страшно боится, что приятели и соседи будут на него коситься.
Но главное, чего он боится, так это вторжения в свою душу, в ее потаенные места, он боится, что итогом этого доброжелательного, но нескромного вмешательства могут стать необратимые последствия. Он боится, что станет, как все… Потеряет свое "я". То есть, перестанет быть самим собой.
Я русский человек. Поэтому буду следовать тому, с чем сжился и к чему привык.
Вещей у меня было по-прежнему немного. В чулане я нашел старую сумку, положил в нее все необходимое и воспользовался дверью, которая вела из кухни в оранжерею.
Никаких записок я не оставил. Надеюсь, Адель
меня поймет. Она умная. Да и Славику не привыкать расставаться со мной при странных обстоятельствах. Для всех я просто бесследно исчез. Будто меня и не было.Издали я полюбовался видом красивого парка перед белоснежным домом с колоннами. На берегу искусственного озера в креслах сидели мои друзья и вели неторопливую беседу. Меня они не заметили. Так мне показалось. Мне стало скучно…
Глава 32
И вот я снова в Сан-Канциане. С Аделаидой. Неисповедимы пути Твои, Господи!
… Аделаида нашла меня. И опять на вокзале. По ее словам, я сидел на той же скамейке и, уронив голову на грудь, спокойно спал.
Адель отвезла меня к себе на виллу. Вернула в стойло. Я плохо тогда что-либо понимал. Заметил лишь, что Петрунис отсутствовал. Вопросов Аделаиде я не задавал. Она уложила меня в постель.
Меня трясло как в лихорадке. Все казалось отвратительным. Особенно я не нравился самому себе.
Позже прибыл врач. Который нашел, что у меня нервное истощение. Это я знал и без него. Посоветовал переменить образ жизни и обстановку. Я боялся, что он порекомендует мне что-то страшное, например, перебраться жить на необитаемый остров или жениться на Аделаиде.
Меня потянуло на Клопайнерзее. Может, там закончатся мои мучении. Вон сколько там воды…
*************
…Мы с Адель живем в том же отеле. В номере, в котором она жила с Сильвио.
Когда Адель принялась распаковывать вещи, я расположился в кресле напротив и закурил.
Когда же появятся на свет знаменитые булавы? Но булав не было. Адель усмехнулась.
— Я знаю, что наговорил тебе этот дурень… — глаза ее подернулись влагой. Она вздохнула. — Карлуша все придумал. Он мне рассказал, как он пугал себя и тебя этими мифическими булавами. Боже, как же я хохотала!
Я хотел спросить про подпаленные волосы Петруниса, но она и тут меня опередила.
— Это он спьяну… Прикуривал, вот и…
— А картина Сильвио?
— У Сильвио слишком богатое воображение…
Сейчас ранняя весна. Мы гуляем по набережной. И подолгу молчим.
Я думаю о своем романе. Он движется к концу. Медленно, но движется.
Отец мне больше не является. Ни во сне, ни наяву. Не знаю, что прописал мне врач, но таблетки с мудреным названием, которые я пью четыре раза в день, похоже, сделали свое дело.
Я стал спокойней относиться ко всему. И равнодушней. И это уже не заставляет меня печалиться. Ведь жизнь, в сущности, прожита. И нечего тут особенно кипятиться. Все позади. Все упущено. По моей ли вине… По вине ли случая… Черт его знает.
Я понял одно: жизнь коротка. Ужасающе коротка. И ничего мы с этим поделать не можем. Это банально, но это так.
Я еще могу немного позабавиться. Растревожить, так сказать,
сонное царство внутри самого себя. Микроскопическое сонное царство, которое еще совсем недавно казалось мне равным вселенной.