Восхождение богов

— Говори громко — они не проснуться, пока я не захочу, — ответила она, воркуя над маленькой золотоволосой девчонкой со старой куклой в руках. — Я хочу лишь одного — сыграть в игру. Дворцовые интриги наскучили, желаю новых развлечений. Да и тебе пора встряхнуться, а то ты подозрительно тиха и спокойна.

— И что это будет?

Выйдя на середину комнаты, Туула по-театральному развела руки в стороны, как бы охватывая каждого ребёнка, говоря:

— Я хочу испытать твоё милосердие, милая Селеста. Хочу узнать границы, за которые ты не сможешь переступить. Узнать тебя так, как никто другой. И эти дети помогут в этом, — Туула больше не улыбалась. Она смотрела с какой-то суровой злостью, хищнической ухмылкой, голодом в глазах. — Это простая игра. Жизнь ребёнка в обмен на воспоминание.

Я тотчас недоверчиво хмыкнула, хмуря брови.

— Это шутка? Что ты имеешь виду?

— Я выбираю воспоминание, и ты мне его отдаёшь. Откажешь — и один из детей умрёт.

Видя, что я всё ещё не понимаю, она с усмешкой уточняет:

— Воспоминание за ребёнка. Всё просто.

— Так объясни ещё раз, потому что я не понимаю! — кричу в ответ, ударяя по подлокотнику кресла. — Что ты хочешь от меня и детей?!

Тогда вечная подошла ко мне, спускаясь вниз и кладя руку поверх моей, доверительно глядя в глаза:

— Ты всё правильно поняла. Добровольно отданные воспоминания в обмен на жизни драгоценных детей. По одному за каждого.

Я прикусила нижнюю губу. Тепло её руки холодило внутренности, вызывая глухую злость. Это и правда игра жизнями. Глупая, жестокая, служащая лишь целью позабавиться надо мной. В отместку за всё, что говорила. За непокорность. Хотя, не думаю, что Туула поступила бы иначе, будь я безвольной и кроткой. Скорее наоборот, игра бы уже давно началась и к сегодняшнему дню от меня ничего бы не осталось.

— Хорошо. Какие воспоминания тебе нужны?

Она восторженно захлопала в ладоши, вскочила как подпрыгнула и вернулась обратно в центр комнаты. По мановению её руки из постели выплыл маленький мальчик, безвольно свесив руки вниз. Туула поставила его горизонтально и обняла, взъерошив тонкие почти прозрачные волосы.

— Начнём с него. С этого милого мальчика, у которого в живых осталась только старшая сестра, работающая подавальщицей. Она так тяжело трудится, чтобы когда-нибудь забрать Тима, и нередко расплачивается телом за своё место в шикарном ресторане. Шутка ли — серая драконица с белыми пятнами на боках! Она мечтает вырваться из этого места, но как же Тим? Нигде больше ей не видать работы, разве что окончательно стать шлюхой. А вот если мальчик умрёт — она обретёт свободу. И денег хватит, чтобы уехать из опостылевшего города, в котором потеряла всю семью. Хочешь облегчить ей жизнь? Дай ему умереть. Или отдай воспоминание… о первой встречи со своим возлюбленным. Хочу увидеть, каково это — влюбиться, — мечтательная поволока окрасила её радужку в золото, а на щеках проступил лёгкий румянец.

Мальчишка сквозь сон что-то простонал, хмурясь и она отпустила его, оставив на месте, словно он восковой экспонат в музее.

— Ты хочешь, чтобы я отказала или согласилась? Хочешь это воспоминание или хочешь увидеть, как Тим умрёт?

— Меня устроят оба варианта. А тебе какой ближе?

Мне потребовалось время, чтобы обдумать её слова, прежде чем ответить.

— Жизнь его сестры не важна. Это было её решение. Её выбор. Не его. Он может оставаться здесь и, когда вырастет, получит лучшее будущее. Смерть же — конечна, — я сглотнула, спотыкаясь о холод её застывшего лица. — Отдав воспоминание… я его забуду?

Она утвердительно кивнула и как бы перетекла ко мне, вновь опускаясь вниз и прикладывая руки к моим вискам.

— Постарайся вспомнить как можно больше деталей. Остальное придёт следом.

Я сидела на дереве и боялась смотреть вниз, слушая его голос. На моих глазах соль от пролитых слёз, сердце уходит в пятки, но почему-то его слова успокаивают, и я слезаю вниз, увлекаясь и раскрываясь как птичка. В полутьме не видно глаз, но я знаю, что они самые добрые во всём мире. Что он тёплый и большой, что он хороший. Предчувствие большего толкнуло меня поцеловать…

Я ахнула, задыхаясь от нахлынувших эмоций. Перед глазами серый туман, а в памяти прогал. Чем больше думаю, тем чётче вырисовывается бальный зал и Артан, напугавший своим видом. Он напугал меня, потому что мы встречались раньше. Но теперь не помню встречи. Просто не помню. Не помню даже почему он вызвал такие странные эмоции. Почему я испугалась?..

Только покопавшись в памяти, отыскала, как мы говорили о той ночи в парке. О разговоре в лесу, о том, как я ловко взобралась на уступ своей комнаты. Но эмоции исчезли. Растворились в голове вечной.

Туула, закатив глаза, будто пробовала деликатес: облизывала губы, прикладывая руку к щеке и мечтательно глядя вверх, говорила:

— Такая нежность, свежесть… это было восхитительно! Жаль, ты больше не помнишь. Хорошее воспоминание. Невинное…

По мановению руки мальчик вернулся обратно в кровать, и одеяло накрыло Тима, заботливо подоткнувшись у тонкой шейки. Ребёнок глубоко вздохнул и погрузился в сон.

— Ладно, давай посмотрим, что ещё вкусного в тебе есть?..

И мы продолжили. За каждого Рори, Павла, Надин, Сенку и остальных я расплачивалась воспоминаниями об Артане. Во мне оставались только слова, а память уходила в туман, окрашенный золотистыми красками. Я забыла, как мы впервые поцеловались, забыла прогулку по набережной, рассталась с днём свадьбы, нашим первым разом и возвращением в Сатуральские долины. Туула безжалостно забирала всё, что имело значение, проницательно угадывая самые важные моменты нашей любви. Я могла только радоваться, что таких моментов было больше восемнадцати. Но самые ценные утрачены навсегда.

Вечная разжирела на них и вела себя, как обожравшийся сметаной кот. Она ласкала свою голову, прикладывая руки к потяжелевшей груди и низу живота. Девушка потягивалась, разгоняя сладкую истому, и загадочно улыбалась, подтрунивая над моей болью в попытках отыскать хотя бы крупицу потерянного. Она потешалась, рассказывая детали, которые больше не несли в себе эмоций. Сухие факты. И я подспудно понимала, что Туула могла и соврать, приукрасить, изменить картинку, просто чтобы поиздеваться надо мной, упиваясь властью.

— Почему он? Почему не Никлос?! — не выдержала я, когда подошли к концу. Оставалось последнее воспоминание и девочка, ради которой залезла в заброшенный дом в поисках куклы. — Разве вы не хотите разорвать нашу связь, чтобы Ктуулу было легче получить его?!

— Так ты подтверждаешь, что связь есть? — рассмеялась Туула, выводя ребёнка на середину комнаты. — Разве драконы полигамны? Я думала, ты любишь только Артана.

— Не извращай мои слова. Ты поняла, что я имею ввиду, — ответила с раздражением, отмечая, как именно Туула отреагировала на мои слова. Стало ясно, что она не просто так взялась за Артана. Это была игра с двойным, а то и с тройным дном.

— Я хотела почувствовать твою невинную любовь, Селеста. Первая любовь — самая сладкая. Настоящее пиршество. Между тобой и Никлосом никогда такого не было. Вас окутывают иные чувства. С такими я уже сталкивалась и мне они не интересны, — она всплеснула руками, обращаясь к девочке. — О, вот бедняжка! Одна из тех, кто совсем покинут этим миром. У неё не осталось ни друзей, ни родных. Одна-одинёшенька. Если её не станет — ничто не будет потревожено. Белый листочек. Таким можно и пожертвовать ради особенно ценного воспоминания.