Восхождение тени

На полпути вверх по холму девушка снова очутилась в море, на этот раз – длинной травы, клонившейся в разные стороны под порывами ветра, шуршащей и шепчущей, как стайка перепуганных детишек. Киннитан была слишком измотана, чтобы идти дальше. Упав на колени, она ещё немного проползла, в усталом полубреду представляя, что пробирается, торит себе путь в некое безопасное место, где никто её не увидит. Наконец она позволила себе утонуть в глухом травяном шёпоте, пока не перестала ощущать обжигающий ветер и мир не исчез для неё снова.

* * *

– Как бы я хотел, чтобы вы не обрезали волос, принцесса, – вздохнул Энеас, помогая Бриони надеть кольчужную рубашку через голову. – Хотя если уж быть честным, такая мужская причёска гораздо больше подходит к вашему теперешнему костюму.

– Люди делают странные вещи, когда пытаются спасти свою жизнь.

Принц покраснел.

– Конечно, моя леди, я вовсе не имел в виду…

Бриони поспешила сменить тему:

– А она очень лёгкая – гораздо легче, чем я ожидала.

На самом деле кольчуга мешала немногим больше любого из парадных платьев, какие она носила при дворе, не говоря уж о корсаже с узким клином спереди и накрахмаленных воротниках, и многослойных нижних юбках, которые ей приходилось напяливать под платье. Она удобно лежала поверх стёганой поддёвки и свисала почти до колен, однако с каждой стороны имела разрезы для удобства во время верховой езды.

– Да, – от её слов принц практически расцвёл.

Для Бриони эта его черта неизменно оставалась одной из самых очаровательных: молодой человек преисполнялся счастья всякий раз, стоило ей выказать интерес к оружию и доспехам – ну, во всяком случае, больший, чем можно было ожидать от женщины.

– Как я говорил вам, она изготовлена по туанским и миханским образцам – амуниции тех летучих всадников пустыни, которыми командовал ваш знаменитый учитель Шасо дан-Хеза. Медленно передвигающиеся рыцари не способны более растоптать врага. Что длинные луки сделали трудным во времена наших дедов, ружья вскоре сделают невозможным. Даже самые тяжёлые латы остановят пущенную из нарезного оружия пулю только при большом расстоянии, но они же сделают всадника неуклюжим на лошади – и беспомощным, если он упадёт… – принц опять зарумянился. – Я всё говорю и говорю… Позвольте мне помочь вам надеть сюрко.

Бриони вытянула руки, Энеас с пажом накинули на неё плащ, и принц отступил на шаг – чтобы соблюсти приличия, – пока мальчик завязывал тесёмки с боков.

– Ну вот, – довольно произнёс Энеас. – Теперь вы настоящий Храмовый пёс!

Бриони рассмеялась.

– И это честь для меня, даже если я похожа только внешне. Но неужели действительно было необходимо экипироваться так скоро?

– До Южного Предела далеко, принцесса, а на севере беспокойно и небезопасно. Следом за армией фаэри по стране шагает беззаконие. Те бандиты, которых капитан Линас и его люди убили – отнюдь не единственная банда в округе, а кроме того, даже в наших собственных границах немало тех, кто недолюбливает моего отца или Сиан.

– Но уверена, никто не посмеет напасть на столь большой отряд!

– Не сомневаюсь, что вы правы. Но это не означает, что никто не попытается выстрелить в нас из укрытия из ружья или лука, – он подал ей шлем с кольчужной бармицей. – Так что вам придётся надеть ещё и вот это, принцесса.

– О, ну хоть с ним можно я повременю до того, как мы выйдем из шатра?

Принц наконец улыбнулся. Бриони пришлось признать, что Энеас действительно крайне хорош собой – широкое открытое лицо, волевой подбородок…

– Конечно, моя леди. Но потом, пожалуй, я не позволю вам снимать его до самого Южного Предела. Нет, даже и тогда не позволю.

Принц отдал распоряжение своим людям готовиться к походу на север, а сам вместе с Бриони и личной охраной поскакал туда, где всё ещё под неуютным присмотром сианских солдат находились комедианты.

– И вновь мы избавлены от самой скверной участи благодаря вам, принцесса, – приветствовал её Финн Теодорос.

– Участи, которая вам не грозила бы, если бы не я, – возразила девушка. – Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы возместить вам урон. Как остальные?

– Как вы, верно, и сами догадываетесь, – повёл рукой Финн, – оплакивают смерть Дована. Мы все любили его, но, думаю, Эстир любила его больше, чем кто-либо из нас мог предположить.

Бриони вздохнула:

– Бедный Дован. Он всегда был так ко мне добр. Если когда-нибудь я верну трон, я построю театр и назову в его честь.

– Это будет поистине доброе дело, но я бы не стал упоминать о нём сейчас, пока рана ещё свежа, – покачал головой актёр. – Не могу рассказать вам, как заныло у меня сердце, когда они увели вас, ваше высочество – и всё же, вот вы снова здесь! Есть в ваших приключениях нечто достойное сказания, вот какая мысль всё время приходит мне в голову, и подозреваю, что это я ещё не слышал от вас и о половине того, что с вами происходило.

– Теодорос может превозносить тебя до небес, – послышался голос сзади, – но не жди того же от меня!

Бриони обернулась и обнаружила Эстир Мейквелл, буравящую её взглядом красных глаз из-под спутанных грязных прядей.

– Эстир, мне так жаль…

– Да ну? – женщина как будто вся сжалась в комок и в то же время была напряжена, как животное, готовое броситься. – В самом деле? Тогда почему ты не спросила, где Дован, чтобы отдать ему последний долг, как только пришла сюда?

– Я хотела…

– О, разумеется! – Эстир схватила принцессу за руку, да так грубо, будто хотела её оторвать. – Тогда идём! Пойди, взгляни на него!

– Эстир… – предупреждающе начал Финн.

– Нет, я пойду, – остановила его Бриони. – Конечно, я пойду.

Она позволила женщине протащить себя через дорогу и немного дальше, к опушке леса, туда, где их и подстерегли.

Тело высокого парня лежало на земле, лицо и грудь покрывал один из ярких плащей, которые он носил на сцене, когда играл бога Волиоса.

– Вот, – выговорила Эстир, – вот, что у меня от него осталось.

Она отвернула ткань, открыв длинное лицо Дована, белое, как рыбье брюхо.

Женщина закрыла ему глаза и подвязала челюсть, но вопреки всем успокоительным словам, которые говорят обычно, стремясь утешить скорбящих, было совсем не похоже, будто добрый великан просто уснул. Теперь он стал просто предметом, сломанным и бесполезным.

«Как бедный Кендрик, – пришло Бриони в голову. – Вот кровь румянит его щёки, а вот она уже высыхает пятном на полу. Мы превращаемся в ничто, когда жизнь уходит из нас. Наши тела – ничто».