Восхождение Запада. История человеческого сообщества
Шрифт:
Для большинства греческих городов коммерция не играла первостепенной роли. Большинство из них, как, например, Спарта, были прежде всего аграрными центрами, где право гоплита и тому подобные реалии общественного уклада считались нормами как личной жизни, так и политики. В то же время были и такие города, как Афины, которые становились центрами торговли и ремесел. Эти города претерпевали дальнейшие политические коллизии, поскольку по мере того, как численность ремесленников, художников и скульпторов в них росла, эти классы стремились полнее участвовать в общественной жизни. У многих жителей городов, особенно у моряков и ремесленников, не хватало денег, чтобы купить экипировку гоплита. Их недовольство нередко получало поддержку тех обедневших землевладельцев, которым на своих небольших участках земли не удавалось вырастить урожай, достаточный, чтобы сводить концы с концами. Эти волнения нередко приводили к эпидемии тирании в городах Греции в VII-VI вв. до н. э.
Тиран (в русскоязычной литературе встречается также написание «тиранн», подчеркивая различие между историческим термином и словом в переносном значении. — Прим. пер.) —
Однако действия Спарты против тиранов не могли ни изменить, ни устранить те социальные условия, которые способствовали их приходу к власти. Два пути лежали перед теми городами Греции, которые к тому времени стали центрами торговли: либо дальнейшее подавление бедных слоев олигархическими правительствами с ограниченным избирательным правом, либо радикальные изменения в пользу дальнейшей демократизации, не ограничивающейся избирательным правом гоплита. В Коринфе был избран первый путь, но олигархи этого города не могли сами держаться у власти и в значительной степени зависели от военной поддержки Спарты, поэтому эффективность их действий внутри собственного полиса была парализована, когда граждане в нем разделились на две непримиримо враждующие группировки. Иной путь был избран в Афинах. После свержения тирании Писистратидов в 510 г. до н. э. здесь началось радикальное движение в сторону демократии. Даже граждане, вовсе не имевшие земли, обрели право голоса в делах государства, получив возможность участвовать в народных собраниях и заседаниях судов. Но подобный общественный порядок оказался весьма неустойчивым, и до того, как в 483 г. до н. э. Фемистокл посчитал необходимым значительно увеличить морской флот Афин, этот строй служил всего лишь орудием сведения счетов между отдельными аристократами, и отнюдь не являлся отражением баланса сил в афинском обществе. Тем не менее, когда в Афинах был построен мощный флот, на котором гребцами были граждане этого города, безземельные граждане Афин, чьей единственной собственностью были крепкие мышцы, получили возможность принимать участие в военных операциях полиса. Будучи гребцами на триремах, они в такой же степени обеспечивали безопасность своего города, как и гоплиты. Поэтому их право быть услышанными в народном собрании еще больше утвердилось. В V в. до н. э. гребцы флота Афин, а следовательно, и те слои населения города, из которых они рекрутировались, стали теснить с политической сцены фермеров-гоплитов.
Если фаланга была начальной школой греческого полиса, то флот был высшей школой ее развитой демократии. И если семейный надел и семейное земледелие были экономической основой демократии, не выходившей за пределы права гоплита, то торговый флот с требовавшейся для него системой мастерских, складов и рынков давал экономическую основу радикальной демократии нового типа.
Тем не менее греческая демократия никогда не была всеобъемлющей. Рабы, которые во многих городах составляли немалый процент населения, были лишены всяких политических прав. Прав были лишены и женщины, а кроме того, и все проживавшие в греческих городах иностранцы, поскольку последние могли получить гражданство лишь в исключительных случаях.
Представление, согласно которому граждане — это замкнутая группа, связанная глубокими родовыми узами, сохранялось в Греции и после 500 г. до н. э. Граждане всегда оставались привилегированным сословием, никогда не совпадавшим со всем взрослым мужским населением территории полиса.
Идеалы, установленные аристократией, продолжали преобладать в полисах с демократией радикального толка. У добропорядочного гражданина должно быть достаточно времени для досуга, в противном случае он не может посещать заседания суда, ассамблеи и религиозные празднества и, что самое важное, подготовить себя к тому, чтобы с оружием в руках защитить собственный город. Физический труд не считался неприемлемым для истинного гражданина, если оставлял достаточно времени для политической деятельности. Принципы, определявшие истинного гражданина, были простым слепком с идеалов аристократов предшествовавших эпох. По сути, более скромные общественные классы не нашли ничего более для себя подходящего, чем перенести их на новую почву, заменив лишь стремление к личному величию, столь свойственное героям Гомера, на стремление к величию полиса.
Сельская община, состоявшая из мелких независимых земледельцев, оставалась политическим идеалом по меньшей мере до IV в. до н. э. Сами афиняне были склонны считать всякую деятельность, связанную с ремеслами и торговлей, нежелательным отклонением от идеала. Надо думать, что пределом желаний среднего гражданина, служившего гребцом во флоте Афин, было сколотить состояние, добыв побольше трофеев в какой-нибудь удачной экспедиции, затем купить надел земли и зажить жизнью, достойной свободного человека и гражданина. Ни удел ремесленников, ни финансовые уловки рыночной площади не могли вызвать уважения в Древней Греции [327] . Более того, в VI-V вв. до н. э. даже владение землей могло вызвать немалые подозрения, если не было полной уверенности, что владелец употребляет все свое богатство во благо государства.
327
Сельское хозяйство в Греции было исключительно сезонным, и по несколько месяцев в году земледельцы были практически свободны от работ. Поэтому земледельцам было не трудно совмещать свои труды с досугом, столь необходимым истинному гражданину, в то время как ремесленники, особенно работавшие сдельно, едва ли могли позволить себе потерять хотя бы один день,
потратив его на дела полиса. Возможно, отчасти поэтому ремеслами занимались преимущественно рабы и иноземцы, в то время как большая часть граждан Афин была в высшей степени зависима от потребностей полиса в гребцах, судебных заседателях и пр. См. Old Oligarch, I, 2-3.Когда греческие полисы достигли высшей точки своего развития, их влияние на граждан стало чрезвычайно сильным и проникающим во все сферы жизни. Политика во многом заменяла жизнь как таковую, для личной жизни, по сути, не оставалось почти ничего. В демократических Афинах считалось вполне естественным, что время, богатство и все духовные устремления граждан полностью посвящены делам государства, не говоря уже о Спарте, которая по требованиям и ограничениям на жизнь своих граждан оставила далеко позади все современные нам тоталитарные государства. Однако подобный отказ от личной жизни, по-видимому, принимался по собственной воле и без принуждения, поскольку, в отличие от наших дней, граждане сами являлись государством. Всякий гражданин мог на деле ощутить, что государство не враждебно его интересам и не навязано извне, но является обобщенным продолжением его собственной воли и устремлений. При таких условиях общественный опыт разделялся всеми гражданами, что раскрывало новые грани человеческого характера, высвобождая некую коллективную энергию, что, по-видимому, и привело к небывалому расцвету классической культуры Греции.
2. РАЗВИТИЕ КУЛЬТУРЫ
История греческой религии, искусства и литературы отчетливо демонстрирует, как государство, особенно в VI в. до н. э., т.е. в период становления, все больше включало эти виды деятельности в свои собственные рамки.
РЕЛИГИЯ. Публичные богослужения в греческой религии возникли из семейных обрядов, проводившихся в царских дворцах. По мере того как мощь монархов угасала, судьи принимали на себя все больше монарших полномочий в проведении богослужений. Следствием этого стало значительное обогащение и усложнение религиозных ритуалов, что особенно проявилось с ростом государств.
С древнейших времен греческой религии была присуща двойственность [328] : пантеону богов Олимпа противопоставлялось то, что у греков именовалось «мистериями». На деле и сами боги Олимпа представляли собой довольно смешанную компанию, отчасти взятую у индоевропейских богов небес и сил природы, отчасти заимствованную у народов, ранее населявших Грецию и поклонявшихся местным богам-покровителям. Однако поэты, в особенности такие, как Гомер и Гесиод, внесли порядок и стабильность в греческие представления об обитателях Олимпа, и высокая художественность «Илиады» и «Одиссеи» обеспечила то, что пронизанная антропоморфизмом теология пережила многие века и поныне не забыта. Иное дело мистерии, которые не были связаны с этой теологией непосредственно. Некоторые из них, как, например, обряды, посвященные Орфею и Дионису, видимо, были родственны обрядам Востока и распространились на территории Греции в VIII в. или VII в. до н. э. Другие, как, например, элевсинские мистерии, были явно местного происхождения и возникли в Микенах или в домикенские времена и были, возможно, связаны с культом плодородия, возникшим не позднее III тыс. до н. э., т.е. практиковавшимися земледельцами еще в эпоху неолита.
328
См. Raffaele Pettazzoni, «Introduction to the History of Greek Religion» in his Essays on the History of Religion, trans. H.S.Rose (Leiden: E.J.Brill, 1954), pp.68-80.
Полис успешно примирял вопиющие противоречия в греческой религии, объединяя мистерии и богов Олимпа, не прибегая при этом к интеллектуальному синтезу, а вводя новые обряды. Публичные богослужения, прославлявшие обитателей Олимпа, соседствовали с общественными празднованиями мистерий, и по крайней мере в двух случаях они вообще сливались воедино. Такое единение символизировали общие шествия во время Великих панафиней. Установленные (или по крайней мере утвержденные) тираном Писистратом обряды поклонения богине Афине, главной покровительнице города среди богов Олимпа, начинались тем не менее у святилища, расположенного в Элевсине, где проводились мистерии в честь великой матери-Деметры, и заканчивались в Акрополе, в сердце Афин. Подобно этому, театральные представления, бывшие частью празднеств в честь Диониса в Афинах, брали в качестве сюжетов расхожие мотивы из греческой мифологии, изначально абсолютно чуждые древнему культу поклонения Дионису. Таким образом, хотя это и не было осуществлено формально, государству все же удавалось найти пути для согласования несовместимых основ греческой религии.
Однако не всем разновидностям греческой религии удавалось вписаться в рамки, установленные полисом. Пышные публичные празднества отнюдь не заменили семейных торжеств, особенно для родовитых граждан. Поэтому в мистериях звучал и особый отголосок индивидуального, личностного мотива, связанный с собственным спасением и собственной загробной жизнью [329] , что уж никак не вязалось с религией государства. На другом конце спектра были представлены религиозные учреждения, провозглашавшие идеи панэллинизма и призывавшие к единению всех греческих городов. Главную роль в этом движении играл дельфийский оракул, жрецы которого оказывали серьезное влияние на внутреннюю жизнь полисов в течение всего VI в. до н. э. и которые, в частности, были особо заметны в покровительстве и поддержке процесса дальнейшей колонизации [330] . Параллельно с Олимпийскими играми, происходившими каждые четыре года, подобные состязания устраивались в Коринфе и в других городах, что также носило оттенок панэллинского направления в религии. Так, под эгидой богов некоторые греки продолжали исповедовать старомодные идеи, рожденные еще в среде древнегреческой аристократии, и наблюдалось некоторое возрождение идеи о сверхполисной аристократической солидарности, неразрывно объединявшей весь греческий мир в VIII-VII вв. до н. э., которую ощущали участники и зрители игр, собиравшиеся со всего греческого мира.
329
Предполагаемый характер религии эпохи мегалита обсуждался ранее.
330
Престижу оракула был нанесен непоправимый урон, когда в 480 г. до н. э. он высказался в пользу персов, и никогда впоследствии полностью восстановить его влияние уже не удавалось.