Восхождение

– Разумеется, спектакль, - сказала Эста, - которую разыгрывают однако не актеры, а сами действующие лица из истории и мифов.

– И жизнь предстает, как жизнь в вечности, - проговорил Леонард.

Эста повторила:

– Элизиум, по существу, театр, где души, как на исповеди, в яви разыгрывают эпизоды жизни, событий из легенд и войн минувших, как для себя, так, мнится, для живущих.

Леонард заключил с изумлением:

– Элизиум не мир теней, выходит, а мир идей, моделей, форм, вновь восходящих, как ключи наверх, питая всходы новых поколений?!

Эста, припоминая:

– На сцене выступали также боги, являясь с неба, легкие, как птицы, божественные по своей свободе, что воспроизвести нам не удастся…

Звуки музыки, едва слышные поначалу, усиливаются, заполняя пространство у озера до поднебесья. Оркестр у павильона Росси исполянет «Поэму экстаза» Скрябина.

Аристей, взмахивая руками и поднимаясь в воздух:

– Смотри же, Эста!

Эста, невольно повторив его движения, в испуге тоже легко взлетает:

– Я взлетела? Как?!

И тут все вокруг поднимаются в воздух, и начинаются всевозможные полеты и танцевальные па в небе с возгласами страха и неподдельной радости, казалось, в унисон с чарующей музыкой.

Леонард, спускаясь вниз:

– Чудесная страна! Ее прозванье, мне кажется, я знаю.

Эста, сверху, рассмеявшись:

– Аристея?

– Как, Эста, угадала мысль мою?

– Элизиум - пришлось бы тоже кстати. А кораблю пристало б - Аристея?

– Да, связь меж ними несомненно есть. Названье утвердится ненароком за парусником иль страною света со временем, да только, я боюсь, о том едва ль узнают на Земле.

– Сойти на Землю иль послать посланье всегда мы можем.

– Нет, разрушен замок недаром. Стоит нам сойти, за нами начнется настоящая охота.

Все спускаются на землю, с тревогой наблюдая за Аристеем, который возносится все выше и выше.

Аристей в полете:

– Невидимая грань еще осталась меж парусником и страною света. И допуск невозможен? Или мы меж двух огней? Но тишиною веет и светом обаятельным, как сон из детства в летний полдень с чередою счастливых грез и страхов до озноба.

Ах, вот что будет кстати! Продолженье мистерий царскосельских, таинств Феба!

Высоко в небе является царица фей на колеснице, запряженной тремя ласточками, и к ней устремляется Аристей.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Чертоги Духа света вдали. Аристей и Фея.

Аристей, словно пребывая в полете:

– Я узнаю - из детских грез-видений - столбы на гребне гор в сияньи света за горизонтом, где вступаем мы, как по земле, пройдя ворота в небо?

Фея рассудительно:

– Мы здесь и в вышине необозримой, среди планет, несущихся вкруг солнца, чей лик увидеть трудно - только свет, творящий сам себя и мир подлунный в союзе с Духами планет и звезд.

Аристей интимно зазвучавшим голосом:

– А ты-то видишь Духа света в яви?

– Обычно, да, как старца-даоса, каким предстал впервые предо мною, приняв участие в моей судьбе. Но с Духами планет, с их именами, держа совет, и он предстанет богом, тебе, я знаю, близким по сродству природы и призванья.

– Аполлоном?!

– Ведь боги таковы, какими люди хотят их видеть в лучших помышленьях. Входи. Я здесь останусь, в отдаленьи.

Дух света является то, как сияние неба, то вод, то зари утренней или вечерней с чудесными пейзажами.

Аристей рассудительно:

– Дух света проявляется во всем, - я понимаю это, но нельзя ли его увидеть мне, коль скоро я допущен в лучезарные чертоги?

Как бы в неизмеримых далях проступает лик солнца, а вокруг - Духи планет, в которых Аристей узнает богов Греции и Рима.

Аристей сознает, что допущен в Совет богов:

– Прекрасно! Мир богов, где верховенство принадлежит, уж верно, Аполлону, как исстари и было, богу света, чье покровительство искусствам – зов к свершеньям высшим в сотвореньи мира...

Юпитер, выдвигаясь движением плеч:

– Владыка - Аполлон? Нет, я, Юпитер!

Плутон хмурится:

– Здесь не Олимп, скорее мир теней, где царствую, конечно, я, Плутон.

Венера, женственно восхитительная:

– Страною света правит Аполлон.

Сатурн миролюбиво:

– Когда собрались на Совет богов, оставим препирательства, о други! Есть горний мир и дольний - между ними незримая граница существует, как пропасть, иль вершины гор в снегах, что манит человека бесконечно. Но, возносясь душою в поднебесье, вскарабкиваясь по отвесным скалам, лишь гибель находил он здесь свою.

Гея недовольно:

– Но нет конца его дерзаньям; ныне в опасности великой горний мир.

Меркурий как вестник богов:

– Стальные птицы облетают горы, и Эхо с круч бросает вниз лавины, и нет покоя в мире тишины.

Гея в гневе:

– И пуще бедствий всех корабль проник в надмирную обитель Духа света.

Венера вся в золотом сиянии ее красоты:

– Сказать по правде, то корабль чудесный, весь золотой, летучий, словно свет.

Сатурн хмуро:

– Он мог быть уничтожен, как и замок в войне, развязанной у наших стен.

Венера с восхищением в очах:

– Корабль спасти мы были вправе. Чудо! И вот его строитель Аристей!

Аполлон встает:

– Приветствую тебя, мой гость и пленник! В твоей судьбе участье принимает одна из фей, я слышал о тебе. Какую цель преследуешь, скажи, в дерзаниях своих, чудесный мастер?

Аристей взволнован и сосредоточен, как никогда:

– Я всем обязан матери моей, прекрасной фее, что сошла на Землю, погрязшей исстари в борьбе бесплодной добра и зла, внести в мир красоту, по зову сердца, с ведома владыки.

Я следовал ее завету, помня ее прекрасный образ, словно зов к благому восходить и к красоте, и я твой пленник в высшем мире?

Сатурн добродушно:

– И пленником у Духа света быть весьма почетно. Отвечай правдиво, с какою целью тщился ты проникнуть в нагорную обитель Духа света?