Воскрешение из мертвых (Повести)
Шрифт:
Зато Дионисий ведет себя очень непринужденно. Вроде и не догадывается, что за гости к нему пожаловали. Наверное, его не успели еще предупредить оперативные работники милиции, а может быть, и не нашли нужным. Им виднее…
После ужина хозяин дома начинает хлопотать о постелях для гостей, хотя Грачев говорит ему:
— Да вы о нас не беспокойтесь, Дионисий Дорофеевич. Мы народ не изнеженный. Можем и на полу.
— Зачем же рабочему-то классу на полу? Двоих я в комнате Андрея устрою…
— Тогда пусть там Анатолий с Павлом ночуют, — поспешно
— Ну, как вам угодно будет, только у меня и для вас найдется место — дом, как видите, просторный.
Грачев бросает на Туза настороженный взгляд, а он делает вид, что не замечает его тревоги, и, беспечно насвистывая что-то, выходит во двор. Помедлив немного, за ним следует и Грачев. Анатолий в сумеречном свете видит в открытое окно, как они идут к машине…
И вдруг он слышит шепот Дионисия:
— Не оборачивайтесь в мою сторону и слушайте меня. Я предупрежден работниками милиции. Они наблюдают за моим домом. Вам велено ничего без их приказа не предпринимать.
Грачев с Тузом тоже ведут разговор.
— Уж не вздумал ли драпануть? — чуть слышно спрашивает Туза Грачев. — Что-то нервным больно стал?
— А ты больно подозрителен, — огрызается Туз.
— Знаю я тебя, потому и подозрителен. Все мерещатся засады…
— Корягино, что ли, имеешь в виду? Так там действительно была засада. Появись я там еще хоть раз, меня бы мигом…
— Ну, а тут чего насторожился?
— Не нравится мне этот Дионисий…
— Ну совсем спятил! Настоящий шизик! Мания преследования у тебя. Что же этот Дионисий — переодетый в рясу сержант милиции, что ли?
— Хватит тебе зубоскалить! — начинает злиться Туз. — Иди-ка ты лучше к Анатолию да ложись спать. Я вас завтра чуть свет подниму.
27
Вот уже более двух часов лежит Анатолий с закрытыми глазами, засыпая на несколько минут и тотчас же просыпаясь. А проснувшись, прислушивается к каждому движению Грачева.
Павел спит на диване возле открытого окна, выходящего во двор. Анатолий хорошо слышит его равномерное дыхание. А вот Туз, пожалуй, не спит. Интересно, что за разговор у них был возле «Волги»? Грачев, вернувшись в дом, хотя и балагурил по-прежнему, но заметно, что чем-то встревожился…
«А что, если подняться и выйти потихоньку во двор? Или дверь чуть-чуть приоткрыть и посмотреть, в машине ли Туз? От выхода во двор до «Волги» не так ведь далеко…»
И вдруг шепот Грачева:
— Ты спишь, Анатолий?
«Что делать — отвечать или не отвечать? Пожалуй, лучше притвориться спящим…»
Слышно, как Грачев слегка приподнимается и, должно быть, напряженно прислушивается. Не дождавшись ответа, встает со своего дивана и перелезает через подоконник во двор.
Подождав немного, Анатолий тоже поднимается с постели и осторожно приближается к окну. Во дворе, освещенном ярким лунным светом, хорошо видно, как Грачев идет к «Волге». Потом стоит
некоторое время, всматриваясь внутрь машины. Наверное, ему трудно рассмотреть Туза. Он открывает дверцу и быстро ощупывает что-то руками…Неужели в машине никого нет? Грачев порывисто выпрямляется и осматривается по сторонам. Затем поспешно идет в дальний конец двора. Что он делает там, Анатолию не видно, но нет сомнений — ищет Туза. Должно быть, не находит его и там — слишком уж быстро возвращается назад. Но едва перебрасывает ногу через подоконник, как его окликает Анатолий:
— Куда это ты ходил, Павел?
Грачев вздрагивает от неожиданности и неохотно отвечает:
— А ты сам не знаешь, зачем ночью во двор выходят?
— Но ты не за тем! — слегка повышает голос Анатолий. — Видел я, что ты во дворе делал. Повелителя своего, Туза… искал!
— Да ты что!…
— Не считай меня идиотом, Павел! Выходит, что он смотал удочки? Нет ведь его ни в машине, ни во дворе?
— Ну, так что из того? Пошел, значит, проверить…
— Что проверить? Ты же прекрасно понимаешь, что его что-то насторожило, вот и решил он, видно, перебраться в более надежное место, оставив нас на произвол судьбы, как говорится. Ну, меня ладно, на меня ему наплевать, но тебя-то как же? Даже не предупредил. А ведь ты с ним…
— Что я с ним? — уже не скрывает своего раздражения против Туза Грачев. — Друг и брат, да? Исполнитель я его воли, и только. Об одной своей персоне тревожится и чуть опасность какая — сразу деру, не заботясь об исполнителях. В первый раз, что ли!…
— Так на какой же черт тебе такое рабство? Послал бы ты его!…
— Давно собирался, да все решиться не мог. К тому же на этот раз замысел его слишком уж многое сулит…
— Тогда, может быть, он и не сбежал никуда, а к какой-нибудь бабенке…
— К какой там бабенке! Он на них и не смотрит вовсе. Зато нюх на опасность у него, как у зверя, потому и уходит всякий раз от засад. Учуял, конечно, что-то. Еще с вечера неспокоен был. Но хоть бы предупредил!
— Так чего же нам ждать теперь?… Может, лучше признаться во всем милиции, как Марина советует? Ты ведь пока ни в чем не замешан?
— Пока вроде нет…
— А этот замысел ваш очень серьезный?
— Серьезнее, пожалуй, и не бывает, — вздыхает Грачев. — Если по части второй статьи восемьдесят седьмой, то либо от десяти до пятнадцати, либо смертная с конфискацией имущества…
— Ну так вот что я тебе тогда скажу, Павел, — прерывает Грачева Ямщиков. — Давай кончать это, пока не поздно!
— А ты представляешь, что за это Туз с нами сделает? Он нам за это…
— Ну, знаешь ли! — возмущается Анатолий. — Нам ведь не крестики для православных предстоит штамповать. Сам же говоришь, что за это вышка причитается… Так какого ж тогда черта бояться нам Туза? Немедленно надо в милицию, пока еще не поздно…
Но тут с грохотом распахивается дверь их комнаты, и они отчетливо видят в лунном свете широкоплечую фигуру Каюрова с двустволкой в руках.