Воскрешение лиственницы (рассказы)

– Есть один. Эй, писатель!

– Здесь писатель!

Шелгунов вывернулся из темноты.

– Пойдем-ка к Королю - тиснешь чего-нибудь.

– Я не пойду.

– Как же это ты не пойдешь? До вечера не доживешь, дурачок!

Художественная литература хорошо подготовила Шелгунова к встрече с преступным миром. Благоговея, Шелгунов переступил порог девятого барака. Все его нервы, вся его тяга к добру были напряжены, звенели, как струны. Шелгунов должен был добиться успеха, завоевать внимание, доверие, любовь высокого слушателя - хозяина тут, Короля. И Шелгунов успеха добился. Все его злоключения кончились в тот самый миг, когда сухие губы Короля раздвинулись в улыбке.

Что Шелгунов "тискал" - дай бог памяти! С беспроигрышной карты "Графа Монте-Кристо" - Шелгунов и ходить не захотел. Нет. Хроники Стендаля и автобиографию Челлини, кровавые легенды итальянского средневековья воскресил перед Королем Шелгунов.

– Молодчик, молодчик!
– хрипел Король.
– Хорошо похавали культуры.

Ни о какой лагерной работе для Шелгунова не могло быть и речи с этого вечера. Ему принесли обед, табак, а на следующий день перевели в девятый барак на постоянную прописку, если такая прописка бывает в лагере.

Шелгунов стал придворным романистом.

– Что невесел, романист?

– О доме думаю, о жене...

– Ну...

– Да вот, следствие, этап, пересылка. Ведь переписываться не дают, пока на золото не привезут.

– Эх ты, олень. А мы на что? Пиши своей красотке, и мы отправим - без почтовых ящиков, на нашей железной дороге. А, романист?

– Да я вам век буду служить.

– Пиши.

И раз в неделю Шелгунов стал отправлять письма в Москву.

Жена Шелгунова была артистка, московская артистка из генеральской семьи.

Когда-то в час ареста они обнялись.

"Пусть год или два не будет писем. Я буду ждать, я буду с тобой всегда".

"Письма придут раньше,- уверенно, по-мужски, успокаивал жену Шелгунов.- Я найду свои каналы. И по этим каналам ты будешь мои письма получать. И отвечать на них".

"Да! Да! Да!"

– Звать ли романиста? Не надоел ли?
– заботливо спросил своего шефа Коля Карзубый.- Не привести ли Петюнчика из нового этапа?.. Можно из наших, а можно из пятьдесят восьмой.

"Петюнчиками" блатные называли педерастов.

– Нет. Зови романиста. Культуры мы похавали, правда, достаточно. Но все это - романы, теория. Мы с этим фраером еще в одну игру играем. Времени у нас предостаточно.

– Мечта моя, романист,- сказал Король, когда все обряды отхода ко сну были выполнены: и пятки почесаны, и крест надет на шею, и на спину поставлены тюремные "банки" - щипки с подсечкой,- мечта моя, романист, чтобы мне письма с воли такая баба писала, как твоя. Хороша!
– Король повертел в руках изломанную, истертую фотографию Марины, жены Шелгунова, пронесенную Шелгуновым через тысячи обысков, дезинфекций и краж.- Хороша! Для сеанса годится. Генеральская дочь! Артистка! Счастливые вы, фраера, а у нас одни сифилюги. А на триппер и внимание не обращаешь. Ну, кимаем. Уже сон снится.

И на следующий вечер романист не тискал романов.

– Чем-то ты мне по душе, фраер. Олень и олень, а есть капля жульнической крови в тебе. Напиши-ка письмо жене товарища моего, человека, одним словом. Ты писатель. Понежней да поумней, если ты столько романов знаешь. Небось ни одна не устоит против твоего письма. А мы что - темный народ. Пиши. Человек перепишет и отправит. У вас даже имя одинаковое Александр. Вот смехота. Правда, у него Александр только по этому делу, по которому идет. Но ведь все равно Александр. Шура, значит, Шурочка.

– Никогда таких писем не писал,- сказал Шелгунов.- Но попробовать могу.

Каждое письмо, смысл письма Король рассказывал устно, а Шелгунов-Сирано замыслы Короля обращал в жизнь.

Пятьдесят таких писем написал Шелгунов.

В одном было: "Я во всем признался, прошу советскую власть простить меня..."

– Разве уркачи, то есть блатные,- невольно прерывая письмо, спросил Шелгунов,- просят о прощении?

– А как же?
– сказал Король.- Эта ксива - кукла, маскировка, туфта. Военная хитрость.

Больше Шелгунов не спрашивал, а покорно писал все, что ему диктовал Король.

Шелгунов перечитывал письма вслух, исправлял стиль, гордился силой своего непотухшего мозга. Король одобрял, чуть раздвигая губы в своей королевской улыбке.

Все кончается. Кончилось и писание писем для Короля. А может быть, была важная причина, шел слух, лагерная "параша", что Короля отправят-таки в этап на Колыму, куда он отправил, убивая и обманывая, стольких. Сонного, значит, схватят, свяжут руки и ноги и - на пароход. Пора было кончать переписку, и так уж чуть не год Шелгунов-Сирано говорил слова любви Роксане голосом Кристиана. Но надо кончать игру по-блатному, чтоб живая кровь выступила...

Кровь запеклась на виске человека, труп которого лежал перед очами Короля.

Шелгунов хотел закрыть лицо, укоризненно глядящие глаза.

– Ты видишь, кто это? Это и есть твой тезка, Шура, для которого ты письма писал. Его сегодня оперативники заделали начисто, топором отрубили голову. Видно, шел закрытый шарфом. Пиши: "Пишет товарищ вашего Шуры! Шуру вчера расстреляли, и я спешу написать вам, что последними его словами..." Написал?
– сказал Король.
– Мы перепишем - и лады. Больше не надо писать писем. Это письмо я мог бы и без тебя написать,- улыбнулся Король.
– Нам дорого образование, писатель. Мы люди темные...

Шелгунов написал похоронное письмо.

Король как в воду глядел - был схвачен ночью и отправлен за море.

А Шелгунов, не найдя связи с домом, потерял и надежды. Он бился в одиночку год, второй, третий - скитался от больницы до работы, негодуя на жену, которая оказалась стервой или трусихой, которая не воспользовалась "верными каналами" связи и забыла его, Шелгунова, и растоптала всякую память о нем.

Но случилось так, что и лагерный ад кончился, и Шелгунов освободился, приехал в Москву.

Мать сказала, что о Марине ничего не знает. Отец умер. Шелгунов разыскал подругу Марины - сослуживицу по театру и вошел в квартиру, где она жила.

Подруга закричала.

– Что случилось?
– сказал Шелгунов.

– Ты не умер, Шура?..

– Как умер? Когда я здесь стою!

– Вечно жить будете,- вывернулся из соседней комнаты человек.- Такая примета.

– Вечно жить - это, пожалуй, не нужно,- тихо выговорил Шелгунов.- Но в чем дело? Где Марина?

– Марина умерла. После того как тебя расстреляли, она бросилась под поезд. Только не там, где Анна Каренина, а в Расторгуеве. Положила голову под колеса. Голову ровно, чисто отрезало. Ты ведь признался во всем, а Марина не хотела слушать, верила в тебя.