Воскрешение: Роман

Поля снова задумалась.

– Ведь это же все равно только капля в море, – возразила она. – Какая, в сущности, разница. Там же дальше леса и реки, тайга и пустыни, горы, моря, Рига там всякая и Бухара, на их фоне все это какая-то наша мелкая домашняя ерунда. Это же как бесконечность; только немного вдохнешь – и уже летишь.

Митя подумал о той прекрасной трассе, которая его ждала, о которой он мечтал всю сессию, зубря всю эту бессмысленную инженерную дребедень, об этой захватывающей дороге через леса и пустыни – о той дороге, которую он так бездарно динамил и разменивал на гроши, прыгая с Атлантой по электричкам и матрасам, нажираясь на загаженной кухне на «Таганской» и пикируясь о том, чья Труба круче. Наверное, и Поля подумала о чем-то похожем, и ее глаза вспыхнули ясным далеким светом. «Как у эльфов», – с мгновенным восхищением подумал Митя.

– Ладно, – добавила она, вставая и как бы немного самой себя устыдившись. – Иди мойся, и начнем выкатываться. В Лопухинском нас уже с утра ждут. Только звякну им перед выходом.

– Когда ты успела им сообщить, что я здесь?

– Вчера вечером, как только ты сказал, что можно. Честно говоря, когда ты позвонил от этой гребаной «Таганской», я изрядно испугалась. Подумала – может, уже надо скорую вызывать. Все ходила вокруг телефона. Но тебе же обещала, ты ж понимаешь. А как ты сказал, что можно, сразу и позвонила. Сказала только, что приехал и вообще в отличной форме. И что мы с тобой об этом давно договорились.

– Полечка, – сказал он, – какая ты умница. Правда. Спасибо, что прикрыла.

– И не волнуйся, – продолжила она, – они не продадут. Слово деда как булыжник пролетариата, ты же знаешь. Да они правда по тебе очень соскучились. И не только они.

– А вот на это мы с тобой уже не договаривались, – немного обиженно возразил Митя.

– Ну пойми, Москва маленькая. Невозможно здесь спрятаться. А предки еще и еду привезут из своей Валентиновки, а? Будет нам с тобой чем питаться, кроме прокисшего кефира. Короче, иди мойся, не тяни резину.

– С каких пор ты ведешь себя так, как будто ты самая старшая, важная и умная во всей Москве?

– А я, Василий Иванович, на год и старше, – неловко ухмыльнулась Поля.

« 5 »

«Какое же здесь все кривое и маленькое», – с легкой нежностью подумал Митя, подходя к дому в Лопухинском; это было частью очарования Москвы, несмотря на все ее циклопические сооружения. То, что на «Аэропорте» чувствовалось только в квартире, в словах, в движениях и даже, как это ни странно, в отчужденном и насмешливом Полином трепе, но при этом было затемнено повторяющимися пространствами советского массового строительства и широкими улицами, здесь было воплощено в самом городском пейзаже, и этот пейзаж грел душу. Их уже ждали. Это Митя помнил по детству; у дедушки Ильи его всегда уже ждали. А вот его собственное восприятие, с удивлением подумал Митя, с прошлого раза изменилось. Для домов в центре города потолки показались ему неожиданно низкими, почти как в новостройках; а вот сама гостиная, наоборот, неожиданно просторной. Широко и просторно раздернутые шторы, книжные полки красного дерева, тяжелые рамы с широким багетом, низко нависающая люстра; но при этом много и совсем современных вещей, и западных, и от демократов, и разной степени успешности советских попыток освоить искусство промышленного дизайна. А еще непропорционально большой стол, вокруг него могло бы поместиться человек пятнадцать. Накрахмаленная скатерть, столовое серебро; Митя подумал о том, что все это из-за того, что вместе с девушкой Атлантой он сдуру приехал на перекладных электричках, и ему стало смешно. Видимо, Поля подумала о чем-то похожем; ткнула его локтем в бок и, постаравшись сделать это незаметно, поймала его взгляд. Выдвинула из-за стола стул и уселась, откинувшись на спинку и вытянув ноги. Тетя Лена посмотрела на нее с определенным несогласием во взгляде, но ничего не сказала.

– Митенька, – начала бабушка Аня, когда все расселись за столом, так и оставшимся полупустым, – какой же ты молодец, что приехал. Мы по тебе так соскучились.

– А я-то! – ответил он, и Поля пнула его под столом.

Выпили за встречу. Хрусталь сверкнул скатывающимся летним светом.

– Ну рассказывай, – продолжил дед Илья с теплом, но и с легкой иронией тоже; лицо тяжелое, и мешки под глазами стали больше. – Как ты у нас оказался? Хотя твоя сестрица уже приучила меня к постоянным неожиданностям.

Дед перевел взгляд на Полю, но она только отчетливо фыркнула. Митя понял, что она уверена, что дед ее очень любит. Митя немного растерялся и уже собрался было начать мямлить, по ходу дела пытаясь придумать, что бы ответить, но его неожиданно перебила Поля.

– Опять по новой, – сказала она. – Сначала родители, потом вы. Ну что здесь такого? Там, между прочим, и Цветаева была, и Мандельштам. Я еще в детстве у Цветаевой читала. У нас куча институтских сейчас в Планерское поехала. Это же удивительное место. А вы его так пытаете, как будто он в Челябинск собрался.

Все еще не зная, что сказать, Митя взглянул на деда Илью; дед одобрительно кивнул. «Вот, значит, куда я еду», – подумал Митя. Дядя Женя быстро и удивленно посмотрел, но не на Митю, а, как ему показалось, скорее на Полю. Лева чуть скривился в высокомерной гримасе.

– Так ты в Коктебель? – одобрительно и светло сказала бабушка. – Что же Поля об этом ничего не сказала? Да и Андрюша мямлил что-то невнятное. Сказал, что ты хотел Тверь посмотреть.

– А дом Цветаевой на Новом Арбате ты помнишь? – неожиданно вмешавшись, спросила бабушка Ида. – Говорят, там собираются музей открыть. Наконец-то проснулись.

Митя с благодарностью взглянул на Полю; ему захотелось ее расцеловать.

– У меня в детстве была пластинка, – ответил он. – По-французски. Она начиналась с того, что меня зовут Петя и я студент из Калинина. Вот и подумал, что было бы хорошо посмотреть, как я там живу.

Все засмеялись; кажется, даже Лева.

– В Планерское, значит, – довольно сказал дед, и Митя кивнул.

С закуской было покончено; тетя Лена и бабушки пошли на кухню за горячим; Поля, естественно, даже не пошевелилась. Горячим оказались куски ростбифа. Ростбиф Митя не любил, только что не ненавидел, но из благодарности за Коктебель съел его без остатка.

– А как вы сегодня добрались? – неожиданно спросил дед. – Что там снаружи? Все еще бурлят?

– Это не называется «бурлят», – ответил дядя Женя. – Ты все еще не понимаешь, насколько это серьезно?

– Будет серьезно, если мы продолжим в это играть. И трепаться вместо того, чтобы заниматься делом.

– И ты ничего не замечаешь? И не замечал? Не понимаешь, что весь твой коммунизм – это фикция? Экономика должна быть экономной. Твои партийные товарищи, которым, кроме как до своей шкуры, вообще ни до чего нет дела. Стагнация экономики, даже липовая статистика и та падает, торгаши, цеховики, воровство, рабочие пьяные. И возвращение к подлинному Ленину тоже фикция.

Дед недовольно смотрел на крышку стола. Его скулы чуть напряглись, и Мите показалось, что ему требуется усилие, чтобы сдержаться. Яркие солнечные лучи отражались на столовом серебре.

– Все это безумное и некачественное строительство, – продолжал дядя Женя. – Это же какое уничтожение капитала. Почему любые бездельники и алкаши должны получать бесплатные квартиры? Ведь ты же согласен, это не от избытка. А промышленность, и наука, и технологии отстают все больше.

Конец ознакомительного фрагмента.