Воскресный папа

Мне было так жаль себя. Так жаль! Почему мне все в этой жизни давалось с таким трудом? Может быть, я какая-то неправильная? А вдруг я плохая мать? Я так старалась наладить грудное вскармливание, но вес Маша набирала слабо. Да и в общем развитии отставала от сверстников, несмотря на все мои старания. Не потому ли, что все силы у нее уходили на крик? Я не знала. Но отчаянно старалась быть для нее самой лучшей мамой на свете. Я делала все по науке – проветривала по часам, поддерживала температурный режим и режим влажности в нашей комнате. Убиралась по нескольку раз на день. Ну и, конечно, выкладывала Машку на живот, делала с ней положенную гимнастику. В общем, все то, что положено было делать.

А еще врачебные осмотры … Ведь каждый из них становился для меня жутким стрессом. Я так боялась, что со временем проявят себя какие-нибудь патологии развития. Глухота или проблемы со зрением. Все те неблагоприятные последствия, с которыми часто сталкиваются недоношенные малыши. А уж как я вслушивалась в ее дыхание… Я ведь поэтому и не спала. Даже в те редкие моменты, когда Машка замолкала. Боялась, что она перестанет дышать, а я не услышу. Вот я и сидела стражем у ее кроватки. А чтобы не уснуть – перебирала старые записи своей так и не доведенной до ума диссертации.

– Ариша, тебе нужно больше отдыхать, - в который раз повторила тётя Надя в один из ясных осенних дней.

– Я в порядке.

– Какой там! На тебя уже смотреть больно. Клянусь, я не знаю, что делать! Думаю Мишеньке на тебя пожаловаться.

– А ему зачем? – удивилась я.

– Затем, что ты ему неравнодушна. Может, он сумеет тебя убедить поберечь себя. Кулаком по столу стукнет.

– Он здесь никто, чтобы по столу стучать.

– Как это никто? Как это никто, Ариша? Ну, что ты такое говоришь?

Я уставилась на сложенные в замок руки. И правда. Говорила я что-то не то. Как самодурка какая-то.

– Вы правы. Я просто очень за Машку переживаю.

– А он? Он не переживает, думаешь? Просто поговори с ним.

– Да о чем, тёть Надь?

– О том, что чувствуешь. О том, как справляешься. Перестань корчить из себя героя.

– Ну, не знаю, - вздохнула я, потому что больше всего мне действительно хотелось снять свою притягивающую к земле броню и вручить копье кому-то другому.

– Он когда тебе велел приехать снять аппарат?

– Сегодня, – промямлила я. – К пяти. У него как раз смена закончится.

– Ну, может, чего и выйдет из этой встречи. Не все ж тебе от него прятаться.

– От кого это я прячусь?

– А то ты не знаешь… - покачала головой тётя Надя и отвернулась к плите. А я отвела взгляд и уставилась на прикорнувшую в люльке дочь.

Вообще-то я ни от кого не пряталась. Просто не хотела, чтобы Миша меня видел такой. Измученной, в детской отрыжке и с нечёсаными волосами. Я каждый раз пыталась принарядиться к его приходу, и каждый раз он заставал меня врасплох. Казалось бы, мне должно было быть все равно, как я выгляжу в его глазах, тем более в том состоянии, что я находилась, но все равно как раз и не было. И то, что он видел меня в таком непотребном виде, лишь сильней выбивало меня из равновесия. Я восхищалась теми мамочками, которые умудрялись заботиться о ребенке и выглядеть хорошо. Но всерьез полагала, что они продали душу дьяволу. Никак иначе я не могла объяснить эту их суперспособность. Сама я выглядела как жертва дорожной аварии. А впрочем, я ей и была. Меня по этому поводу даже в полицию вызывали. Давать показания. Об этом каким-то чудом узнал Орлов и увязался за мной…

Иногда, глядя на него, я думала, что он из той породы людей, которым проще что-то сделать, чем сказать. Наверное, потому что поступки всегда доказывали, что слова ничего не значат. Этим он меня восхищал. И стеснял, конечно. Я чувствовала себя одним большим ходячим несчастьем, внесшим хаос в его привычную размеренную жизнь. Орлов привез меня в отделение, дождался, когда следователь со мной закончит, и отвез обратно к дому. Когда он заглушил мотор, играющая в салоне музыка выключилась, погружая нас в неуютную звенящую тишину. Я так много ему хотела сказать… Но не знала, с чего начать. Он сам прервал неловкое молчание, повисшее в салоне:

– Я заскочу на секундочку, Машку поцеловать. А то у меня дежурство. Уже опаздываю.

– Да… - промямлила я, - конечно.

– На выходных, скорее всего, увидеться не получится. У меня дела срочные… - он отвел взгляд.
– А ты ко мне в понедельник на прием. Помнишь?

– Наконец-то я от них избавлюсь, - я потрогала железки на ноге и неловко выбралась из салона, не дожидаясь, пока Миша выйдет, чтобы мне помочь. Почему-то чем дальше, тем хуже я себя чувствовала от его заботы. Заботы, которой я совершенно не заслужила, оттолкнув его от себя. Любой другой мужчина на его месте уже послал бы меня с моими проблемами к черту, а этот… был слишком ответственным. И эта ответственность - она была родом из его детства. Желая произвести на меня впечатление, Лидия Сергеевна как только не расписывала мне сыночка, называя его только так. И о том, как он на трех работах вкалывал, чтобы братьев прокормить, и как им отцом стал в самом юном возрасте, и как поделки Тёмы они продавали под видом работ детей-инвалидов. Тут Лидия Сергеевна отчего-то смутилась, а я, напротив, хохотала до слез. Так что даже Машка открыла глазенки и внимательно на меня уставилась.

– Что смотришь? Это бабуля про папу рассказывает. Вон, какой он у тебя находчивый был. И есть… Наверное.

– Находчивый. И хороший. Может, ты бы, Ариш, дала ему шанс?

И что тут скажешь? Что я сама все чаще задаюсь этим вопросом? Вот только он ничего мне больше не предлагал. Если до выписки Орлов каждый день пытался меня склонить к тому, чтобы съехаться, то после – ни разу. Его как будто отрубило. То мое замечание об имени… А ведь он меня неправильно понял. Совсем... Если бы я хоть на мгновение могла допустить, что у него ко мне есть какие-то чувства, я бы подумала, будто он ревнует.

– Я Машеньку покормлю и буду собираться в больницу, – сказала я тёте Наде, возвращаясь в реальность.

– Костик тебя отвезет. А за Машеньку не переживай. Я ее на прогулку вынесу. Будем ловить последние солнечные деньки.

– Только потеплей ее одевайте. Я приготовлю комбинезончик.

А денек и впрямь был чудо как хорош! Конец октября, но тепло-о-о. День катился к вечеру, но солнце кутало мои плечи одеялом и припекало в спину. Я шла, обалдевшая от быта и сидения дома, и как будто заново видела высотки, людей, разукрашенные осенью деревья. Я, как в детстве, загребала ногами палые листья, так что они, взлетая вверх, забивались в железки, до сих пор сковывающие мою ногу.

– Может, тебе не нужно так скакать? – улыбнулся дядя Костя.

– Уже можно. Настроение хорошее.

– Ну-ну…

В родном отделении пахло знакомо. Я поздоровалась с постовой медсестрой, отчиталась о своем самочувствии и под ее любопытным взглядом потопала прямиком к кабинету Орлова. Дверь была приоткрыта. И как раз на фоне проема – он. А у него за спиной какая-то женщина. Узнать я ее не узнала, но по форме одежды поняла – кто-то из наших.

– А давай как тогда, Мишка? Ты и я… помнишь, как хорошо было?

– Хорошо, – согласился Орлов. – Только как же твой Николаша?

– К черту его! Мы расстались.

– А я тебя предупреждал.

– О чем это?

– О том, что у вас ничего общего, Лёлька.

– В свою защиту скажу, было нечто, что очень сильно нас объединяло.

– Неужели?

– Угу. Сам подумай. Я – врач-проктолог. Он – налоговый консультант. Плачущие мужики – наша специализация.

Орлов откинул голову и засмеялся. И меня его тихий раскатистый смех будто по башке ударил.