Восьмирье. Лабиринт и чудесказки. Книга 5

– Почему? – Лукас удивился не меньше Вики. – Твоя мама на стороне Варекая.

– Это их армия в чёрном?

– Ну да. Только на самом деле, если хорошенько присмотреться, это не чёрный, а тёмно-синий.

– А по-моему, очень даже чёрный. И вообще, не может быть! Мама всегда на стороне добра!

– Погоди, – помотал головой Лукас, – я чего-то не понимаю. С чего ты решила, что Варекай – сторона зла?

– Но они же в чёрном! – воскликнула Вика в отчаянии, что приятель не замечает очевидных вещей.

– В тёмно-синем, – поправил Лукас. – И что?

– Но Зло всегда в чёрном!

Несколько мгновений приятель только хлопал глазами, непонимающе глядя на Вику, а потом шлёпнул себя по лбу.

– А! Догадался! – воскликнул он. – В вашем мире чёрный цвет – это вроде как плохо, да?

– Ну… – Вика замялась. Когда Лукас это так сформулировал, звучало немного нелепо.

Если подумать, то ведь и правда: то, что она ставит знак равенства между чёрным цветом и Злом, – это всего лишь твёрдо закрепившаяся в подсознании ассоциация: чёрный – тёмный – злой. На иллюстрациях в книгах главных злодеев обычно рисовали в чёрном, и главные плохиши в фильмах тоже обычно выбирали чёрное. Но конечно, эта закономерность вовсе не обязательно будет существовать в другом мире.

И вообще, сам по себе чёрный цвет вовсе не всегда означал Зло – даже в её родном мире! Надевают же чёрное на торжественные приёмы! На разные официальные мероприятия. А ещё – маленькое чёрное платье, которое должно быть в гардеробе каждой женщины!

Всё так, и всё же…

– Ну-у… – протянула Вика. – У нас принято считать, что чёрный цвет – это цвет злодеев.

– А почему? – с искренним недоумением воскликнул Лукас. – В чём чёрный цвет провинился? Да и не важно, – махнул он рукой, видя замешательство Вики, не знавшей, как ответить на вопрос. – У нас в мире чёрный цвет не считают злым. И тёмно-синий, кстати, тоже. Да вообще никакой! И потом… – Лукас бросил взгляд на поле боя, – а кто из противников, по-твоему, на стороне зла?

– Э-э… – растерялась Вика. – Наверное, тот, кто напал первым.

– А с какого момента считать? Кто напал первым сегодня или кто вообще когда-то напал первым? Если так, то тут ни за что не узнать: вражда между Варекаем и Воцеей уходит в века, и сейчас уже никому не разобраться, кто именно начал первым сотни лет назад.

Вика нахмурилась. В книгах определять зло было всегда просто. Почему же всё так сложно в реальной жизни?

– Я знаю! – Она наконец просветлела лицом и заулыбалась: мир сразу же стал гораздо приятнее, как только важные вещи встали на свои места. – Моя мама точно на стороне добра, иначе и быть не может!

Лукас обдумал Викино заявление, а потом кивнул, соглашаясь.

– Ладно, значит, Варекай у нас добро, а Воцея, выходит, зло, – подытожил он.

– Кстати, о маме. Я так и не вижу всадницу на белой лошади.

– Пойдём спустимся к лагерю, – предложил Лукас. – Бой закончился, сейчас уже безопасно. Я знаю, где палатка твоей мамы. Если даже её сейчас там нет, она обязательно туда придёт.

И ребята начали быстро спускаться с холма вниз, к чёрным, то есть тёмно-синим с серебром палаткам и к густо усыпанному обрывками ткани и обломками палок полю. Сейчас по нему медленно бродили невесть откуда взявшиеся люди в сером и что-то внимательно высматривали на земле.

– Это кто такие? – почему-то шёпотом спросила Вика.

– Считальщики, – ответил Лукас.

– А кто они?

– Они определяют, кто победил.

– Как? – поразилась Вика.

– Считают, у кого больше сорванных знамён. Вон же, их по цветам определить легко: бордовый с золотом – это воцейцев, а тёмно-синий и серебряный – варекайцев… Ты чего?

Вика нахмурилась, обдумывая эту совершенно неожиданную и очень странную для неё информацию.

– То есть, – осторожно, словно вступая на незнакомую территорию, спросила она, – у вас в сражениях главная цель – сорвать как можно больше знамён противника? И кто больше сорвал, тот победил?

– Ну да, – пожал плечами Лукас.

«Так вот что это за обрывки тканей! Это бывшие стяги и знамёна! – поняла Вика. – А обломки палок – это шесты, на которых они крепились!»

– Судя по выражению твоего лица, у вас бои выигрывают по-другому, – догадался Лукас. – А как?

Вопрос застал врасплох, Вика резко выдохнула и отвела взгляд. Отвечать категорически не хотелось. Впервые ей стало по-настоящему неловко за свой родной мир, ведь там победители битв определялись совсем по другим критериям. Таким, что сорванные знамёна казались просто невинной детской игрой. Да, наверняка в попытках отобрать и сломать чужие флаги здесь кто-то тоже получает ранения, возможно, порой даже довольно серьёзные – если, положим, с лошади упадёт и ногу сломает, но это всё равно не сравнится с тем, что стоит на кону в войнах её родного мира. И если Лукас узнает, как там выигрывают сражения, он, наверное, придёт в ужас и решит – и небезосновательно, – что их мир ужасен и его жители – чудовища. А Вике почему-то очень не хотелось, чтобы он так думал. В её мире всё равно было много хорошего, и она его любила – несмотря ни на что.

– Ну так что? – нетерпеливо повторил Лукас. – Как у вас побеждают в битвах? Нет, дай угадаю! Кто испугает больше лошадей? Кто сорвёт больше знаков различия с мундиров? Или, может, у кого громче играет военный оркестр?

– Ах, если бы, – горько и едва слышно вздохнула Вика – и больше ничего не сказала.

* * *

Вика не разбиралась в военных знаках различия даже в родном мире, что уж говорить о чужом. Но судя по умопомрачительному обилию нашивок и всевозможных украшений на чёрном мундире мужчины, вставшего у них с Лукасом на пути, это был Генералиссимус Вселенной, не меньше. А судя по тому, что форма на нём была с иголочки – безупречно выглаженная и ни пятнышка! – на передовой он явно не появлялся и в сражении за флаги не участвовал.

– Тебе же было велено не путаться под ногами! – сердито рявкнул Генералиссимус, и многочисленные ордена и украшения на груди подпрыгнули, сопроводив слова тоненьким металлическим треньканьем.

– Я и не мешаюсь, я выполнял поручение Морской Стражницы, – важно ответил Лукас, даже не дрогнув под напором командирской власти.

«Морская Стражница? – подумала Вика. – Это маму, что ли, так называют?»

Генералиссимус при упоминании Морской Стражницы поморщился.

– Ну, если так… – пробормотал он и недовольно поджал губы.

«Мама ему явно не нравится», – отметила Вика не без доли удовольствия: напыщенный военачальник ей тоже был не по душе.

А Генералиссимус вдруг повеселел и расплылся в улыбке, которая Вику почему-то сразу насторожила. И следующие слова всё объяснили.

– Только, боюсь, ты опоздал со своим поручением. Нет её больше!

– Как нет? – опешил Лукас.

– А вот так. Сгинула во время боя. Так понятно?

– Она что?.. – начала Вика, и её голос сорвался от страха, она просто не могла выговорить самое страшное. И всё же снова попыталась – но так и не закончила ни одно предложение: – Её уби… Она уме…

– Она погибла? – чуть слышно прошептал Лукас, приходя на выручку Вике.

Генералиссимус снова недовольно поморщился.

– Нет. Она пропала. Никто её не видел, никто не знает, где она. Но готов поспорить, – с неожиданным запалом продолжил он, – что эта выскочка ушла с воцейцами.

У Вики тут же отлегло от сердца. «Пропала» – это, конечно, плохо, но куда лучше, чем «погибла». Пропавших можно отыскать, это поправимо. А вот погибших уже не вернуть и смерть не исправить.

– А я сразу говорил, – продолжал бухтеть Генералиссимус, – что неспроста она к нам в доверие втёрлась! Наверняка шпионка столичников! А теперь узнала всё что надо – и была такова! Да и в наших рядах, конечно, есть предатели, раз с такой готовностью стали слушаться эту выскочку. Надо будет их найти!