Восьмое Небо
Шрифт:
Существо с лицом ее отца ринулось к ней, вновь занося руку для удара. И хоть Шму знала, что удар этот последует, она не успела ни уклониться, ни блокировать его, лишь неуклюже прикрылась локтями. И покатилась по палубе, давясь болезненным кашлем, когда тяжелый как якорь кулак врезался ей в живот. Перед глазами вспыхивали и гасли белые точки, похожие на какие-то причудливые звезды из тех, что не светят в северном полушарии. Ей вдруг захотелось остаться лежать там, где она упала. Лежать и смотреть на эти звезды, пока все не кончится.
Но она вновь поднялась. Медленно, как механическая кукла или проржавевший голем. И даже выставила вперед руки в жалком подобии боевой стойки. Отец презрительно рассмеялся.
– Мне стоило догадаться,
Он несся над палубой, не касаясь досок, не человек – человекоподобный вихрь, состоящий из сплошных острых граней, шипов и зазубрин. Шму сделала обманное движение и отскочила в другую сторону. Возможно, у нее был бы шанс, сделай она это чуть быстрее, но тело отказывалось подчиняться, оно было парализовано страхом и болью. Когда-то сильное и выносливое, оно весило на тысячу фунтов больше, чем обычно и реагировало на приказы с огромной задержкой. Боль огненным нарывом вспыхнула в ее правом боку, нарыв этот мгновенно лопнул, затопив все тело до самого горла липкой волной слабости. Скосив глаза, Шму увидела, что ее костюм пониже груди порван и свисает окровавленными лохмотьями. Будь удар хоть немного менее скользящим, грудная клетка уже лопнула бы, как корзина из ивовых прутиков.
Не стоило сопротивляться, шепнула ей бесплотная тень из того уголка сознания, где прежде была Пустота. Тот, кто выходит на бой со страхом в сердце, обречен еще до его начала. Поэтому Сестры Пустоты вытравливали из своих учениц все, что могло вызвать страх. Шму вдруг ощутила на губах вперемешку с кровью привкус легкой улыбки. В любом чувстве страх может найти себе прибежище, будь то любовь или ненависть. Страх неразрывно связан с каждым из них. Тот, кто любит, подсознательно всегда боится, что его чувство не будет взаимным. Тот, кто ненавидит, сам всегда испытывает страх. Страх есть в надежде, в уверенности, в зависти, в ностальгии, в тоске… Единственный способ уничтожить страх во всех его проявлениях – уничтожить и все прочие чувства. Высосать их до дна, оставив в душе одну только пустоту.
«Это расплата, - вновь шепнул ей внутренний голос, почему-то похожий на голос «Малефакса», - Ничего в тебе не сломалось. Много лет ты была защищена от страха, теперь он лишь пытается наверстать упущенное. Но ты не позволишь ему этого».
Следующий удар она попыталась блокировать. Неуклюже, как ребенок, старающийся повторять за кем-то сложные движения – страх жадно выпил из нее всю сноровку. Отец лишь коротко рыкнул, хлестнув ее по лицу обжигающим шлепком и отбросив на несколько футов.
– Ты отвратительна, - выдохнул он с отвращением, - Твоя трусость вызывает лишь брезгливость. Ну же! Бей! Ты выглядишь как перепуганный осьминог, испачканный в собственных чернилах. Бей! Покажи мне, что в твоих жилах течет хотя бы капля моей крови!
Шму бросилась в атаку. Это была жалкая атака, почти мгновенно выдохшаяся, рожденная отчаяньем, а не злостью. Она не достигла цели, да и не могла. Шму удалось несколько раз коснуться противника, но даже будь в ее ударах стократ больше силы, вреда они бы никому не причинили – у отца не было физической оболочки, которой можно было бы нанести удар, костяшки пальцев уходили в податливую пустоту. Он был лишь густым облаком поднятых магией предметов, лишенным костей, плоти или болевых точек. Проще было бы пронзить облако шпагой.
– Я знал, что ты бесполезна. Но я хотел дать тебе хотя бы шанс.
Он ударил ее растопыренными пальцами из острых обломков досок и глиняных черепков. От боли Шму выгнулась дугой, с ужасом чувствуя, как сознание норовит выпорхнуть куда-то прочь из черепной коробки. Удар отшвырнул ее на бочки с икрой, так, что сухо треснуло дерево. Шму пришлось схватиться за них, чтоб не упасть. Отец приближался, медленно переставляя ноги. В его взгляде было не только презрение, в нем было
что-то тяжелое, сокрушительное. Что-то, что подсказало Шму – сейчас она сама с головой окунется в Пустоту. В ту Пустоту, из которой уже нет возврата.Ей нужно оружие. Оружие для того, чтоб пронзить бесплотного противника, сотканного из магии – существует ли такое? Думай, думай, никчемный плод семейства фон Шмайлензингеров… Бочки… Икра… Водоросли…
Показалось ей или голос, шепчущий на задворках ее сознания, хихикнул?..
«Неплохая мысль. Как знать, может и сработает…»
Сил оставалось совсем немного. Может не хватить. Но Шму боялась загадывать излишне далеко.
Не обращая внимания на приближающееся создание, она впилась обеими руками в крышку ближайшей бочки. Прочное дерево беспомощно затрещало, заскрипели сминаемые обручи. Шму едва не задохнулась, когда на палубу посыпались комки высушенных водорослей вперемешку с икрой. Запах был ужасен, на миг Шму показалось, будто она склонилась над Маревом и сделала глубокий-глубокий вдох…
– Что это? – бесцветным голосом спросил отец, приостановившись, - Какой-то нелепый трюк?..
Шму не собиралась отвечать. Закончив с первой бочкой, она сразу же устремилась ко второй. С ней удалось справиться быстрее, она уже знала, как проще всего сорвать обручи. Еще одна груда ядовитых водорослей водопадом ссыпалась на палубу. Третья бочка… Четвертая… Их было много, три полных десятка, но Шму работала так быстро, как только могла. Драгоценное зелье вываливалось из бочек, похожее на подгнивший мох, нижняя палуба быстро наполнялась удушливым запахом.
Чудовище, принявшее облик ее отца, даже не пыталось ей помешать. Напротив, наблюдало за тем, как она портит груз апперов с брезгливым интересом. Оно становилось сильнее с каждой минутой. Каждый фунт водорослей, вывернутый на палубу, придавал ему сил. Оно увеличилось в размерах настолько, что едва вмещалось на нижней палубе. В его недрах трещали короткие голубые разряды, а предметы и обломки, из которых состояло его тело, мелко вибрировали. Оно черпало силу из отравленного корабля, и наполнялось ею с необычайной стремительностью. Магическая энергия клокотала в нем, пока еще не пытаясь найти выход, но Шму знала, что рано или поздно это случится. И тогда высвобождена мощь хлынет наружу, разрывая в клочья саму материю и заставляя Розу ужаснуться. Шму лишь смутно представляла, с какой чудовищной силой она имеет дело. Потому что если бы представила, наверняка бы мгновенно сошла с ума.
Чудовище росло, как на дрожжах. Все новые и новые предметы стягивались в недра его усиливающегося поля, становясь частью одного кошмара. С гандека скатывались ядра, из камбуза ссыпались куски шкафов и разделочные доски, Шму даже показалось, что она видит пестрые рубашки Габерона и какие-то склянки… Чудовище довольно клокотало, впитывая эту мощь. Оно уже не так походило на отца – из его головы подобием страшной короны выросли зазубренные шипы, руки на глазах превращались в огромные клешни, тело вытягивалось, пухло, раздавалось вширь… Но это все еще был ее отец. В том виде, который он принимал в ее самых страшных ночных кошмарах.
Последнюю бочку Шму смогла разбить только с третьей попытки – руки отказывались повиноваться, разбитые в кровь суставы совсем онемели. От сгустившегося запаха водорослей мутило, под подошвами беззвучно лопались остатки икры. Если что-то еще и держало ее на ногах, так это страх. Оказывается, даже из страха можно черпать силы, когда больше ни в чем их нет…
Закончив работу, Шму привалилась спиной к борту – ноги больше не держали. Мир вокруг нее гудел и плавился, распространяя невозможные цвета и запахи – «Вобла», давясь, пыталась проглотить тысячи фунтов смертоносного яда. Что случится, когда она поглотит все без остатка? В небе на миг зажжется ослепительная звезда, видимая во всем небесном океане? Наверно, так, ни одно существо не может сдерживать в себе такую прорву магической энергии…