Восьмое Небо

– О чем ты?

– Ты ведь вовсе не такой самовлюбленный идиот, каким хочешь казаться.

Габерон отчего-то почувствовал себя уязвленным.

– Не понимаю, что ты несешь, - отозвался он оскорбленно, - Видать, хорошо ты Марева хлебнул…

– «Саратога».

– Что еще за «Саратога»?

– Корабль, что вез меня в Шарнхорст. Ты отправил его в Марево одним выстрелом. А потом соврал капитанессе про то, что уронил пальник из-за крема, помнишь?

Габерон хотел было запротестовать, но понял, что не сможет сделать это достаточно убедительно. Кроме того, в этом уже не было особого смысла. Когда над тобой – семь сотен футов Марева, на многие вещи начинаешь смотреть иначе.

Он улыбнулся и подмигнул бортинженеру:

– А ведь хорошо вышло, а?

– Хорошо, - согласился Тренч, - Она поверила.
– Но зачем, Габбс?

Габерон склонил голову, что могло означать кивок.

– Ничто так не укрепляет нас, как слабости тех людей, что нас окружают, - произнес он, - Ринриетта отчаянно хочет быть сильной. Но у нее это не всегда получается.

– Поэтому ты специально выглядишь напыщенным идиотом?

Габерон поморщился.

– Эй, не перегибай! Я просто… позволяю ей чувствовать себя свободнее. Собственные слабости всегда отступают в тень, когда наблюдаешь за слабостями других людей. А у Ринриетты все еще слишком много слабостей, от которых она пытается избавиться. И которые время от времени заставляют ее оказываться в глупейшей ситуации. Слушай, - он толкнул локтем Тренча, - А ведь тот выстрел и в самом деле был хорош, а?

– В самом деле. Прекрасный прицел.

– То-то же, - Габерон щелкнул пальцами, - Точно в котел. Не так-то это и просто, надо сказать, даже когда стреляешь по неподвижной цели. Боковой ветер, поправки, разница высот…

– Ты ведь сразу все понял, да?

– Приятель, я полощусь в этих ветрах почти всю свою жизнь, - Габерон скупо улыбнулся, - Разумеется, я почуял запах засады. И заметил, как головорезы из экипажа прячут под парусиной оружие.

– Но ничего не сказал капитанессе.

– Чтоб она бросилась в рукопашную, размахивая саблей? Боязнь оказаться недостаточно хорошей, чтоб стать достойной наследницей своего деда – ее главная слабость. Все из-за проклятого Восьмого Неба… Если за ней не присматривать, она точно окажется там раньше положенного… Я лишь стараюсь ограждать ее от чрезмерно больших неприятностей. Иногда мне это даже удается. Но ты-то как понял?

Улыбку Тренча можно было бы не заметить в темноте. Габерон бы и не заметил, если б не видел смутно его лица в тревожном алом свечении стайки фотостомий [81] .

81

Фотостомии – род глубоководных рыб, имеющих орган свечения.

– Твой гандек.

– А что такое с гандеком?

– Он в ужасном беспорядке. Но только на первый взгляд. Ты нарочно сделал так, чтоб он выглядел запущенным и грязным. На самом деле твои пушки в абсолютном порядке. Внутри.

– Ты ведь сам чистил ржавчину!

– Не ржавчину, - Тренч покачал головой, - Сахар. Коричневый тростниковый сахар. Но выглядит похоже. Разбросанные ядра – мулежи. А паутину ты сделал из пряжи.

Габерон польщено кивнул.

– Да, получилось недурно. Знал бы ты, скольких сил стоит создание и поддержание беспорядка на гандеке! Ведь мало набросать вещи в кучу, беспорядок должен быть естественным, а это не так уж просто устроить. Да и в остальном… Иногда довольно сложно сделать вид, будто потратил целый час на выбор сюртука. А от некоторых духов у меня аллергия… Но сложнее всего было научиться спать по двенадцать часов. Ох, я учился пару лет, не меньше. Пришлось пережить настоящую битву с собственным организмом. Но зато теперь без ложной скромности могу сказать, что способен проспать даже пятнадцать часов подряд!

Тренч уважительно хмыкнул.

– Ничего себе!

– Ерунда, - Габерон напустил на лицо снисходительное выражение, специально подобранное к этому случаю, - Надо всего лишь в мелочах придумать образ, а потом воссоздать в себе каждую его черту. Вжиться в чужую чешую, понимаешь? Тогда даже случайные твои действия будут естественны и органичны, так нас учили.

– Где учили?

Габерон ощутил желание плотно сомкнуть зубы, чтоб прикусить не в меру развязавшийся язык. Так обычно и утрачиваешь контроль, подумал он, мрачнее. Закручиваешь гайки много лет, а только немного расслабишься – и все, что скручивалось внутри, рвет наружу. Это все чертово Марево, размягчает волю…

– Неважно. Но поверь мне на слово, быть мной вовсе не так просто, как может показаться на первый взгляд.

– Жаль, что капитанесса не узнает о твоих достижениях.

– У нее будет шанс, если мы сможем выбраться на верхнюю палубу.

– Ты ведь сказал, что она улетела?

– Нет, - возразил Габерон - Я сказал, она была бы последней дурой, если б не улетела. И, будь уверен, так оно и есть. Для несостоявшегося законника она чертовски неплохо усвоила пиратский кодекс чести. Капитаны не бросают своих подчиненных, ты ведь знаешь об этом? Возможно, это нас и спасет.

– Каким образом?

– Есть у меня еще один план… - Габерону пришлось постараться, чтоб придать голосу ленивые интонации, особенно сейчас, когда он чувствовал себя опустошенным и выпитым до дна, - Честно говоря, оставлял на крайний случай. Но сейчас, кажется, именно такой. Нам не просидеть здесь еще час, а этот жестяной болван куда крепче, чем я думал. Он все еще на ногах и боеспособен. Несмотря на помрачнение сознания, его основной инстинкт все еще действует. А значит…

– Значит?..

– Мы его обманем.

– Как? Ты сам говорил, для него любой человек – цель…

– О, очень просто, - Габерон от всей души понадеялся, что его голос звучит достаточно уверенно, - Мы просто перестанем быть людьми.

– Габби…

– Т-с-ссс, - он приложил палец к губам, - У нас не так и много времени. А сделать предстоит еще кучу всего. Будь добр, подтащи сюда те ржавые трубы. И бочку с варом. А еще ту, что с рыбьей чешуей…

* * *

Склонившись над бочкой с остатками чешуи, Тренч явственно позеленел – это было заметно даже в темноте, едва разгоняемой зыбким алым свечением фотостомий.

– Ну и вонь.

– Не стану спорить, пахнет от него не карамелью. Но если хочешь выбраться живым, вымажись в нем с головой. А потом уже обсыпайся чешуей. Иначе не пристанет.

Тренч с сомнением отколопнул кусочек вара и растер в пальцах.

– От него несет прелым китовым жиром.

– Тем лучше, - сам Габерон принялся деловито раскладывать вокруг себя ржавые трубы и мотки проволоки, - Знаешь, охотники на сомов часто натирают себя всякой тухлятиной. Представь, что ты охотник.

– Я не стану похож на рыбу, если вываляюсь в варе и чешуе.

– С точки зрения человека - едва ли, - согласился Габерон, - Но големы – это не люди. Они сильны, выносливы, быстры, но куцый мозг всегда будет оставаться их слабым местом. Их система определения целей весьма примитивно устроена и служит лишь для распознавания простейших признаков. К примеру, все, что имеет голову, две руки и две ноги, автоматически будет расценено как человек. Любое существо, покрытое чешуей, превращается в рыбу, и так далее.