Восьмое Небо
Шрифт:
Глаз голема стремительно тух, точно в его большой металлической голове в этот момент закатывалось, тая за горизонтом, маленькое голубое солнце. Механическое тело, в последний раз заскрежетав, опасно накренилось, растопырив лапы. Оно все еще стояло у подножья трапа, нависая над Габероном и удерживаясь лишь тонкими опорными конечностями.
Габерон несколько секунд лежал без движения, глядя на огромную механическую фигуру.
– Еще что-нибудь скажешь? – едва ворочая языком, поинтересовался он. Лежать на металлических ступенях было ужасно неудобно. Но и сил встать не оставалось.
Глаз
– Никотинамидадениндинуклеотидфосфат, - пробормотал он, запинаясь. Глаз вновь стал медленно тухнуть.
– Спасибо, - пробормотал Габерон.
И изо всех сил пнул его ногой.
Голем с грохотом упал на палубу. Он не шевелился, многочисленные лапы вытянулись и замерли без движения. Огромный глаз, перестав источать свет, превратился в мертвую темную сферу, не вызывающую более страха. Теперь он был похож на пустой иллюминатор, в котором больше никогда не зажжется огонь. Но Габерон не собирался разглядывать его слишком долго. У него были более неотложные дела.
Проклиная все на свете и сдавленно охая, он поднялся на ноги. И с облегчением увидел, что Алая Шельма уже сидит, держась за ушибленный отдачей кулеврины бок. К ней уже шел хромающий, как старый пират, Тренч, с головы до ног перепачканный и оставляющий за собой густой след из рыбьей чешуи.
– Селедка под майонезом!
– выругалась капитанесса, но в ее голосе было больше изумления и неуверенности, чем злости, - Это ты, Тренч? Или какая-то рыбина, пытающаяся прикинуться моим бортинженером?
– Это была идея Габерона, - Тренч осторожно почесал за ухом, мгновенно усеяв палубу под собой щедрой россыпью рыбьей чешуи.
Алая Шельма подняла руку, заставив его замолчать.
– Идея Габерона? Что ж, это многое объясняет. Но на будущее будь осторожен. У всех идей Габерона есть общая черта – они редко хорошо заканчиваются. Он никогда тебе не рассказывал, как один раз ему лень было драить палубу «Воблы» и он решил полить ее вареньем, чтоб рыбы сами ее объели?
Габерон хмыкнул.
– Идея-то была хорошая, но…
– Еще три дня мы не могли отбиться от рыбьих полчищ, осаждавших «Воблу». И угадай, кто первым спрятался в каюте, когда на горизонте появились акулы?..
– Ну, мне показалось, что…
Алая Шельма не дала Тренчу договорить.
– В другой раз он чуть не сжег корабль, решив, что его драгоценная одежда высохнет быстрее, если развешать ее в машинном отделении. Если бы не случайность, мы бы все сгорели.
Габерон поджал губу.
– Не преувеличивай. К тому же, я пострадал не меньше прочих. Из-за чертовой магии мой прекрасный колет изменил цвет с кобальтового на королевскую лазурь! Это испортило мне настроение на целый месяц!
– А еще раз мы как-то чуть не протаранили кита, - мстительно добавила капитанесса, отряхивая от пыли треуголку, - Только лишь потому, что наш вахтенный самовольно покинул пост.
Габерон придирчиво отобрал самое презрительное и высокомерное из своих выражений.
– К вашему сведению, вахтенный – это лицо корабля, капитанесса, сэр. Я не мог допустить, чтоб другие экипажи лицезрели вахтенного, одетого по
моде полугодичной давности!Обнаружив среди руин мидль-дека свой лиловый сюртук, Габерон накинул его на плечи и не удержался от горестного вздоха – тот был похож на изжеванную лиловую тряпку.
Тренч сплюнул несколько чешуек на палубу и неуверенно заметил:
– Но его план в некотором роде действительно…
– Тренч, - глаза капитанесса прищурились, - Этот человек – самый недалекий, наглый, самовлюбленный, трусливый, никчемный и ленивый канонир во все воздушном океане. Подумай об этом в следующий раз, когда он предложит очередной план. Если бы не я…
– Премного благодарен, капитанесса, сэр! – ухмыльнулся Габерон, отдав честь, - По правде сказать, вы даже преуменьшили список моих заслуг.
Капитанесса окатила его ледяным презрением. Которое не показалось приятным даже в удушающей жаре залитой Маревом палубы. Прихрамывая, Алая Шельма подошла к распростертому голему. Несмотря на то, что тот не шевелился, слепо глядя в палубу потухшим глазом, двигалась она с явственной опаской.
– Он… Готов?
– Готовее не бывает, - ухмыльнулся Габерон, - Можно посыпать луком и подавать на стол. Между прочим, чертовски крепкий сукин сын.
– Этот сукин сын украл мой приз, - капитанесса со злостью пнула ботфортом неподвижную стальную тушу. Та отозвалась негромким гулом, - Да и черт с ним. Не очень мне и нужна была эта консервная банка. И вообще, мне никогда не нравились канонерки. Думаю, Паточная Банда сможет найти корабль получше.
– Наверняка найдем, - Габерон улыбнулся своей дежурной улыбкой. Кажется, она была единственным, что не пострадало за последние сутки. Разве что немного потускнела.
Алая Шельма развернулась в сторону трапа.
– А теперь, господа, попрошу подняться всех на верхнюю палубу. Через две минуты последняя шлюпка отчаливает, с вами или без вас.
Подбородок ее был гордо поднят, но Габерон мельком заметил то, что могло ему и привидится в липком мороке Марева – улыбку на губах капитанессы.
– И с ним, - вдруг сказал Тренч.
Он стоял на прежнем месте и показывал на неподвижного голема. Рядом с ним он выглядел еще более щуплым и угловатым, чем обычно. Давид рядом с мертвым Голиафом. Перепачканный рыбной чешуей и похожий черт знает на что Давид, подумал Габерон.
Бровь Алой Шельмы поползла вверх.
– Прости, что?
– Мы перенесем его на «Воблу», - спокойно произнес Тренч.
– Все в порядке, мальчишка просто хлебнул слишком много Марева, - поспешил сказать Габерон, но Тренч внезапно перебил его.
– Мы должны узнать, кто его создал. Кто погубил команду. Не хочу, чтоб в этом обвинили Готланд.
– Ах вот как, - Габерон почесал в затылке, - Что-то мне подсказывает, что едва ли найдешь на нем заводское клеймо. Кто бы ни испытывал эту штуку, он, кажется, отнюдь не стремился заявить о себе.
Тренч упрямо дернул плечом. И даже одно это движение было выразительнее любых гримас и любых слов.
– Если понадобится, разберу его на запчасти. Но найду.
– Приятель! Ты представляешь себе, сколько он весит?