Восьмой ангел

Секундная дрема тут же сменялась лихорадочным пробуждением, заставлявшим девушку крепко сжимать кулаки, унимая волнами накатывающую дрожь.

Я устала, я смертельно устала, от этой дороги, тумана, от проблем, вообще от жизни. Тогда почему мне не забиться в темную норку, как поступают раненые животные, чтобы зализать раны и прийти в себя? — эта мысль накатывалась вместе с дрожью пробуждения, чтобы тут же смениться совершенно однозначным ответом: я должна.

Должна? Кому? Что? Или за что? Я — просто частичка, винтик какой-то странной, неподвластной пониманию системы, которая действует слаженно и четко. И я исполняю отведенную мне роль. Или функцию. Но тогда почему я ничего не могу понять? Почему разгадка происходящего со мной в последнее время кажется такой близкой и достижимой, но все время ускользает, будто я смотрю не туда, ищу не там?

Мои странные видения и мысли. Мои странные разговоры. Что это? Ведь сейчас, здесь, на незнакомой и, наверное, опасной дороге я оказалась не случайно. И голова больше не разрывается он непонимания и боли, напротив, так ясно и четко я, пожалуй, не мыслила никогда. Или — именно так и бывает у сумасшедших? Но ведь я точно знаю, почему я здесь и зачем спешу в Мурманск. Или это тоже — бред?

Внезапно перед прикрытыми веками замерцало знакомое золотое сияние, стало спокойно и тепло. Ольга почувствовала, что снова входит в ту самую удивительную золотую комнату, где на прекрасном троне она однажды уже увидела себя.

Это я? Та самая, скрытая часть меня, которую я никогда не только не знала, но и не ощущала? Божественная часть? Вернее, частичка Бога, которая есть в каждом? Но ведь это — кощунство! Кто — человек и кто — Бог? Я никогда не была религиозной, но дойти до того, чтобы ощущать себя частью Бога, — это слишком…

– Неужели? — насмешливо спросил знакомый мелодичный голос. — К чему такое самоуничижение? Не оттого ли, что ты не можешь, как это положено в твоей религии, упасть перед собой ниц и начать бить земные поклоны?

— Я никогда этого не делала…

— Но зато делают миллионы тех, кто верит, что Бог совершенен и недосягаем, а они сами — низки и порочны. Ведь ты думаешь так же?

— Я? Нет… Да… Нет! Я просто хочу понять. И хочу найти.

— Кого? Или что? Ведь последнее время ты только и делаешь, что ищешь, не осознавая, кого и что. И все время призываешь на помощь Бога. Почему?

— Каждый из нас, когда ему плохо, ищет Бога, осознавая или нет. Я — не исключение.

— И не можешь найти. Знаешь, почему? Ты, как и большинство, пытаешься отыскать одного Бога, одну систему ценностей, одно учение, которое объяснило бы все, что тебя мучает и тревожит. Но ни одно учение не способно ответить на все вопросы.

— Нет? А как же тогда…

— Очень скоро, может быть, прямо в эту минуту, ты поймешь главное: та частичка Бога, что ты носишь внутри, так же как и любой другой человек, твое божественное я, соединяющее тебя со всем сущим, это — единственный ключ к двери, за которой решение всех проблем.

— Я не поняла…

— Ощути себя частичкой Бога, ведь Бог, по твоим представлениям, всемогущ? Значит, и ты, являясь его частью, можешь все.

— Все?

— Все!

— Это слишком красиво, чтобы быть правдой… Слишком необычно и странно.

— И, тем не менее, это так.

— Знание, которое приходит ко мне неизвестно откуда, насколько оно верно?

— Тебе просто нужно понять источник его происхождения.

— Как? У меня такое ощущение, что я — в трансе. Что у меня — раздвоение личности, вот и сейчас… Ведь я — одна? Как я могу с кем-то говорить?

— Тебе знакомо такое понятие — ченнелинг?

— Нет.

— Channel — канал.

— То есть тривиальное контактерство? Я правильно поняла? Но у слова channel есть другое значение — сточная канава!

— Верно.

— Так как же разобраться?

— Обратись к своей сути. Спроси у той части себя, которая на клеточном уровне знает все.

— Но почему эти знания нельзя открыть нормальным, обычным путем?

— Потому что ты испугаешься и ничего не поймешь. Согласись, ты стала кое-что понимать только сейчас, когда перестала бояться. Именно поэтому ченнелинг происходит в состоянии транса, когда страх исчезает. И это — единственный способ, которым человек может пообщаться с вселенским разумом.

— Способ просвещения?

— Именно. Все учителя, которые известны человечеству, получали свое знание именно так.

— Но все великие священные книги написаны людьми…

— Точнее сказать — записаны. Потому что система знаний, которая в них дается, не от человека.

— Да, все знают, что — от Бога. Только я никогда не задумывалась, как это получено. Выходит, не зря, говоря о чем-то совершенном, мы применяем определение «божественный»? Божественная музыка, божественная картина?

— Видишь, как все просто! Вот и ответ, как отличить истинное от ложного.

— Но… Я слышала, что нацисты тоже получили свои знания свыше. И Гитлер вполне мог успеть сделать атомную бомбу.

— Ответ на первый вопрос — да, на второй — нет.

— То есть не все знания, полученные свыше, доброжелательны к людям? Значит, и знания Рощина — опасны? Но если Гитлеру не дали создать ядерное оружие и уничтожить землю, значит, и Рощину не дадут сделать то, что он замыслил? И я зря волнуюсь?

— Разве ты не поняла, что Бог не может вмешиваться? Он может только направить. Все остальное решаете вы. Сами.

Мрачная темная завеса за окнами машины колыхалась, то распухая и липко приникая к самым стеклам, то съеживаясь и отдаляясь, словно пугаясь женщины, сидящей внутри.

Клубясь и взвихриваясь, туман вдруг осел прямо на воду, укрыв неопрятными рваными клочьями синеву морской глади. И тут же стал превращаться в злые кипучие барашки на гребнях внезапно разыгравшихся волн. Неистовый ветер, тоже явившийся неожиданно из мягкой прозрачности неба, стал яростно срывать белые шипящие хлопья с поверхности кипящей воды, подбрасывая их до самых туч, которые тут же заполонили небо жадными массивными телами.

Смена погоды произошла столь стремительно, что Ольга не успела к ней подготовиться и теперь торопливо и неуклюже пыталась направить в нужное место ясный луч маяка. Непослушная ручка поддавалась с трудом, вернее сказать, почти не поддавалась, и девушке приходилось наваливаться на нее всем телом, еще и подпрыгивая для верности, чтобы хоть как-то увеличить силу давления, которое из-за предметной хрупкости фигуры оказывалось явно недостаточным.

И ей снова мешала постылая, угловатая деревяшка, по-прежнему болтающаяся на груди. Почему она все время забывала ее снять, когда стихала буря? И ни разу так и не удосужилась посмотреть, что за надпись была на ней. Может, оттого, что, когда шторм заканчивался, она так выматывалась от непосильной работы, что тут же засыпала мертвым сном, как убитая? Но в этот раз она посмотрит обязательно! И не просто посмотрит — сорвет ее с шеи совсем! Сколько можно? От этих острых колючих угловв синяках и плечи, и грудь, и руки. Когда нужно изо всех сил удерживать маяк, чтобы он светил в бушующую бездну, об ушибах и ссадинах не думается, не до того. Синяки больно проступают потом, когда работа сделана, но даже разглядеть их как следует, чтобы пожалеть себя, усталость не дает. Наваливается темным тяжелым кулем, прижимает к земле, и все. Полное небытие до следующей бури. Правда, именно поэтому организм хоть чуть-чуть успевает восстановиться. В этом — единственное спасение. И ее, Ольги, и тех, кто нечаянно оказался в темном море во время ненастья…