Восьмой смертный грех
Шрифт:
Другой следователь продолжил:
– И мы пришли к тому же, от чего начали. Нам нужно узнать, кто именно звонил Тимчук и почему. Судя по всему, этот некто не желает признаваться. И это как минимум подозрительно. Идет следствие по факту убийства, кроме того, покойный Федор Викентьевич Тимчук работал на конкурирующую компанию, и это тоже наводит на размышления. За информацию о предстоящей раскрутке новых продуктов «Хаммерштейна» некоторые готовы выложить круглую сумму. Все это завязано так или иначе на телефонном звонке. Поэтому…
– Поэтому, – прервал его напарник. – Прошу вас по одному, дамы и господа,
– А в сортир по-маленькому сходить можно? – грубовато спросила Тамара Павловна. – И курить хочется ужасно! А то мы прям как в детективе про Пуаро, вам, товарищ следователь, только усов не хватает.
Следователь покачал головой:
– Разумеется, мы не препятствуем вашему свободному перемещению. Все желающие могут выйти по надобности, покурить или сходить в столовую. Однако прошу вас делать это поодиночке. Два человека не должны одновременно покидать помещение. Надеюсь, вы готовы рассказать нам все, что вам известно? Это в ваших же интересах.
– Тогда я первая! – сказала Тамара Павловна и ринулась к двери. – Ребята, простите, но уже мочи нет. Я не задержусь! Всего одна сигаретка.
– Скажите, господин следователь, – произнес Виктор Медведев. – А то, что вы устанавливаете такие жесткие правила – выходить по одному, оставаться всем в одной комнате, – входит в ваши полномочия? Мне кажется, что нет.
– Виктор Романович, – сказал следователь, – мы только просим вас придерживаться определенных установок. Ваше право – соблюдать их или нет. Однако я уже сказал, руководство завода пристально следит за ситуацией. Вашим шефам первым хочется узнать, имеет ли отношение кто-то из сотрудников «Хаммерштейна» к смерти Тимчук и фактам промышленного шпионажа. Вы вольны делать все, что хотите, но это может повлечь за собой…
Что именно повлечь, следователь не прояснил, но Лена поняла: тот, кто не будет сотрудничать с органами, может впасть в немилость у генерального директора. А значит: этому человеку рано или поздно придется покинуть «Хаммерштейн». Терять же такое хлебное место никто не желал.
– Елена Николаевна, прошу, мы уж доведем беседу с вами до логического завершения, – следователь распахнул перед ней дверь кабинета. Монастырская, вздохнув, шагнула к креслу. Похоже, придется рассказать о встрече с Тимчук.
– Я не хотел вас напугать, – произнес следователь, занимая место начальника отдела. – Вы мне чрезвычайно симпатичны, вы умная дама, у которой большое будущее в концерне. Да, да, не краснейте, это так. Я работаю с людьми уже пятнадцать лет, стал за это время каким-никаким психологом. Поэтому, милая Елена Николаевна, расскажите мне все, что считаете необходимым. Наша беседа – не допрос, я буду задавать вам только наводящие вопросы, а инициатива принадлежит вам.
Несмотря на то что Лена поняла: следователь применяет тактику «кнута и пряника», его слова бальзамом растеклись по ее душе. Ну в самом деле, не ставить же под удар свою карьеру в «Хаммерштейне» ради пары фактов?
– Как я уже сказала, – начала Лена, – я не звонила Любови Сергеевне. Уверяю
вас, это так. Судите сами, где-то с половины первого до половины второго сотрудники уходят на обед, поэтому отдел обычно пустует или в нем остаются только один-два человека. Позвонить с моего аппарата мог каждый.Следователь мягко улыбнулся Елене и произнес:
– Ну вот, видите, вы уже мне помогли. Как я понимаю, если в столовую уходят все, то отдел запирается? Кто-то из соседнего отдела не может проникнуть в помещение в это время и позвонить? Ага, значит, нам требуется один из шести. Или одна. Конечно, сейчас уже сложно вспомнить, кто в тот день выходил и приходил в отдел, кроме того, виновный будет стараться запутать следы. Можете ли вы сказать, в каком порядке сотрудники покидали отдел в обед?
Лена задумалась. Она никогда не замечала таких пустяков. И было это уже несколько дней назад. Итак, она ушла с Михаилом… Да, так и было, но он на полпути покинул ее, сказав, что ему нужно срочно узнать что-то в финансовом отделе. Он пришел в столовую, когда она уже начала обедать, то есть через пятнадцать минут, а разговор длился тринадцать…
Преодолевая гадливое чувство (словно она предает кого-то), Лена рассказала следователю об этом эпизоде. Тот методично все записывал в большой блокнот. Лена завершила:
– Но я только излагаю факты! Я не думаю, что Михаил… Что он имеет к звонку отношение.
– Я склонен вам верить, Елена Николаевна, вы – честная молодая женщина. Но, похоже, вы скрываете от меня что-то. Нехорошо, я же просил вас быть со мной откровенной!
Следователь играл с ней, как кошка с мышкой. Лена почувствовала головную боль. Нет, она пройдет все до конца. Не вылетать же из «Хаммерштейна» из-за пустяка.
Лена ответила:
– Да, я вынуждена признаться… Ах, это получилось совершенно случайно… Я встретилась с Любовью Сергеевной в кафе, это было, позвольте вспомнить…
Она изложила следователю ту сцену в кафе, стараясь припомнить каждую деталь. Тот внимательно слушал Елену, а затем воскликнул:
– Ну вот, видите, дорогая Елена Николаевна, какую неоценимую помощь вы оказали следствию! И что произошло с той самой папкой, могу я видеть ее?
– Она исчезла, – убитым голос призналась Лена. – И я не вру, это так и есть! Там был какой-то бред: секретные лаборатории, запрещенные опыты, похищения детей, что ли. Папки у меня нет!
Следователь выудил из Лены и подозрения относительно уборщицы Марины Степановны и электрика, якобы пришедшего вместо Ивана Ивановича в коттедж к Монастырской.
– Отлично, – похвалил ее следователь. – Это уже какая-никакая нить. Вы очень помогли следствию. Теперь я уверен, что вы не звонили госпоже Тимчук. Можете быть свободны. Попросите, пожалуйста, Тамару Павловну Воеводину!
Через два с половиной часа следователи, побеседовав со всеми сотрудниками отдела, покинули завод. Их визит вызвал у каждого совершенно разную реакцию. Тамара Павловна ходила из угла в угол и вещала:
– Они спросили, где я была вечером того дня, когда кокнули эту тетку. И мне пришлось рассказать правду: я была у любовника! Черт возьми, да я в таких вещах даже родной бабушке не признавалась, а тут – прокуратура! А следователь-то симпатичный, только повадками на Берию смахивает…