Воспитание мальчиков

Третий раз, теперь уже папе, Митя объясняет, что про клетки понял, расскажи про мероприятие. В точности, как мама и бабушка, папа смеется.

— Какое-то смешное дело, наверно? — злится Митя. — Все смеются и никто не объясняет!

— Значит, тебя интересует мероприятие? — хмурит брови Женя. — И это в то время, когда игрушки не убраны, когда мой стол завален твоими фломастерами и альбомами? Наведи порядок немедленно, а потом поговорим.

Единственный вывод, который мог сделать Митя: лишних вопросов лучше не задавать, себе хуже — заставят что-нибудь скучное делать. Сидел бы тихо, читал, не высовывался — про игрушки и фломастеры с альбомами до вечера не вспомнили бы.

С другой стороны, когда пятилетняя кнопка, дочь приятелей, рассуждала при мне о разнице в анатомии мужских и женских половых органов, называя их научными терминами, мне стало не по себе. Хотя, возможно, правы родители девочки, просветившие ее. А наша стыдливость отдает патриархальной дремучестью.

Два маленьких мальчика, два брата, конечно, периодически дрались. «Он первый ударил (сломал, сказал…)» — святой для ребенка аргумент — на практике значения не имеет. Оба, как правило, хороши.

Я купила перчатки, о которых давно мечтала: светлой замши, строчка наружу — красота! Дома некоторое время ходила в них, любовалась, вертела перед глазами. Положила на столик около телефона, чтобы, каждый раз проходя по коридору, лицезреть обновку. И тут вижу: подкрадывается Никита к моим ненаглядным перчаткам и ставит на одной маленький крестик шариковой ручкой. Я застыла от негодования. А следом является Митя и фломастером на второй перчатке ставит жирный крест. Начинаю вопить, посылаю в угол, обзываю варварами, обещаю кары небесные. Но сыновья полноту вины не признают. Митя говорит, что Никита первый нарисовал, а Никита утверждает, что его крестик был маленький-маленький, почти незаметный, а Митькин — большой. И обоим непонятно, почему я кипячусь из-за каких-то перчаток. С крестиками они даже красивее. Так я и ходила, в «красивых».

Митя пошел в туалет, Никита заглядывает, хватает туалетную бумагу и убегает. Митя выскакивает без штанов и с криком: «Я тебе, гад, покажу!» Услышав «гад», я бросаю дела, иду внушать культуру речи. Митя влетает в комнату в тот момент, когда Никита собирается сесть на стул. Митя стул выдергивает, Никита больно падает на пол, хватает близлежащую машинку и запускает ею в Митю. В ответ летит игрушечный самолет. Становлюсь на линии огня, велю немедленно прекратить и обоим отправляться по углам. Сыновья заводят волынку: «Это он первый…» Никаких выяснений, никакого дознания — марш в угол, и точка! Разбирательство бесполезно, нудно и неэффективно, когда наказания заслуживают оба. Как правило — всегда.

Не раз обращала внимание на то, что родители, имеющие одного ребенка, с ужасом смотрят, как схватываются сестры или братья в других семьях. Да они у вас просто кошка с собакой! Нет, совершенно нормальные дети, которые не знают тоски одиночества.

Я росла одна. Мама брала дополнительную работу, преподавала в вечернем техникуме. Я сидела дома, читала или играла в куклы. За стеной соседи, у них три дочери, младшая — моя подруга. В гробовой тишине нашей квартиры было отлично слышно, как дерутся или смеются девчонки. Вот что-то падает с грохотом и раздается взрыв смеха, вот кто-то заверещал, — наверное, в волосы вцепились в пылу схватки. А теперь пришла мама и кричит: «Уймитесь, черти! Жизни от вас нет!» И тишина. Но не моя, могильная, тишина, а содержательно-увлекательная. Потому что девочки сейчас забрались под стол, накрытый скатертью до пола, и шепчутся: перемывают косточки дворовым мальчишкам, или рассказывают страшные сказки, или строят планы на завтра. Я хорошо себе это представляла и отчаянно завидовала, иногда — до слез. Хлюпала носом, меняла по ходу сценарий игры со своими куклами, они у меня становились многодетными. И неважно, что «детей» не хватало. У резиновой куклы-черняшки появлялся ребенок-заяц и ребенок-котенок, пластмассовая любимица Нина ругала своего сына-плюшевого медвежонка и дочку-жабу: «Совсем меня замучили! Жизни от вас нет!»

Давно-давно я дала себе слово, что если у меня будут дети, то обязательно не один ребенок. И лучше бы две девочки или три, как у соседей. Тогда им будет весело.

Мир между моими сыновьями и относительная тишина в доме наступали в двух случаях.

Первый — когда мальчики дружно обижались на родителей, якобы несправедливо их наказавших. Причем сознание того, что каждый хотел, чтобы другого наказали, а его помиловали, сбрасывалось со счетов, растворялось очень быстро. Сыновья забавно, по-детски, копировали мою манеру обижаться. Когда я злюсь на мужа, то ограничиваю наше общение до минимума — только краткие отрывистые фразы и только по делу. Если дети, не смотря на мои просьбы, ведут себя безобразно, то никаких шуток-прибауток, никаких щекотунов (это когда их хватаешь и защекочиваешь до икоты), никаких розыгрышей, никаких спектаклей с действующими лицами — грузовичками, и тракторами, и экскаваторами. Только приказы: идите есть, идите умываться, расстелите постели, сложите одежду аккуратно, ложитесь спать, сказки отменяются, гасите свет и ни звука.

Мы прятали улыбки, наблюдая за Митей и Никитой, которые с гордо задранными носами, с поджатыми губами ходили по дому и нарочито точно следовали правилам хорошего тона: не болтали за столом, не втягивали со свистом компот из чашки, не качались на стульях, не отбирали друг у друга «самое лучшее» яблоко или грушу. С видом оскорбленного достоинства, отложив приборы, сыновья произносили:

— Спасибо, было очень вкусно! Можно выйти из-за стола?

— Можно, — улыбаюсь я. — Ах, какие у нас замечательно воспитанные дети!

— И такие загадочные! — подхватывает муж. — Чайльд Гарольды.

— Или томные Печорины.

На лицах детей явное желание задать вопрос. Кем их обозвали? Но нет, не спрашивают, надо держать лицо.

Надолго тихий бунт не затягивался, но несколько часов спокойствия обеспечены. На следующий день, проснувшись, они уже не помнили про политику гордого нейтралитета, и утро начиналось как обычно.

— А Митя мои тапочки зафутболил под кровать, пусть сам достает!

— А Никита мои шорты на шкаф закинул, пусть тоже сам достает.

— Это Митя всю пасту зубную в раковину выдавил!

— А Никита шампунь разлил и воды в бутылочку добавил.

— Ты предатель и доносчик!

— Сам первый доносчик!

— Щас как дам тебе!

— Это я тебе дам!

За право первому посетить туалет — потасовка, у раковины в ванной — толкотня, во время завтрака спор из-за горбушки хлеба.

Так растут мальчики, из которых получаются мужчины, способные отвоевать место под солнцем.

Второй вариант благостного спокойствия в доме — когда сыновья что-то вместе затевают, конспирируют. Самый длительный период, почти две недели, пришелся на их подготовку к дальнему путешествию. После первого побега прошло три года, мальчики повзрослели и теперь готовились основательно. Начали со списка необходимых вещей, который каждый вечер обсуждался, дополнялся все новыми и новыми предметами. Исписали полблокнота. Я тайком заглядывала, когда детей не было дома. Багаж планировался солидный, чтобы все увезти, понадобился бы грузовичок. Список состоял из двух частей — то, что можно было прихватить из дома, и то, что в доме отсутствовало. Привыкшие к комфорту дети собирались взять одеяла и подушки, а надувные матрасы значились во втором списке. Как и пятьдесят (!) метров веревки, «резиновые сапоги до пояса», палатки (во множественном числе), ружья, удочки, сети, копья, сто запасных батареек для фонарика (чего мелочиться?), пять мешков и канистра бензина. Из утвари значился только котелок, а среди продуктов: конфеты, пряники, вафли, печенье и десять бутылок лимонада. Средства гигиены отсутствовали. В походе умываться и чистить зубы не обязательно. Хоть туалетную бумагу не забыли (двадцать рулонов!) — и на том спасибо. Библиотека, которую собирались прихватить, впечатляла. Я готова была согласиться, что атлас мира, то есть карты земного шара, включая Арктику и Антарктику, определитель растений и животных (все — толстенные тома) могли пригодиться. Но книга по языку жестов глухонемых? Или самоучитель игры на гитаре? Или пособие для юного фотолюбителя? Фотоаппарат-то в списке отсутствует. Совсем уж непонятно было, для чего моим детям бусы, зеркала и жетоны для метро. Какие бусы, мои, что ли? Что за зеркала? Сто жетонов? Не кататься же в метро они собрались с таким грузом?

Мы наслаждались тишиной. Вечерами детки, усевшись за столом в своей комнате, склонив головки над блокнотом, о чем-то оживленно, но тихо дискутировали. Стоило войти в комнату, они замолкали, переглядывались и выражали нетерпение: когда вы уйдете, оставите нас в покое? Я бы с радостью, хоть на месяц, но важно не пропустить момент, когда подготовка к путешествию перейдет в завершающую фазу. Кроме того, мне хотелось, чтобы сыновья каким-то образом сами поведали о планах, чтобы не обрушиваться на них точно жандарм, раскрывший заговор.

И вот в один из дней, взявшись за руки, сыновья подходят ко мне и говорят, что у них важный разговор. Когда мои дети берутся за руки и выступают единым фронтом, — это всегда событие.

Важный разговор начался с вопросов.

— Мама, можно подарки на день рождения заранее дарить? — спросил Никита.

— В принципе можно.

— На Новый год тоже? — вступил Митя

— А на несколько вперед? — уточнил Никита

— На сколько «несколько»? И о чем конкретно идет речь?

— У нас есть список. Вы нам купите, ладно? Это все нам очень-очень нужно, а на день рождения не дарите ничего и на Новый год тоже.