Воспитанник Шао. Том 1
Шрифт:
У них многовековые традиции, обширная сеть баз в темнейших местах Тибета и Гималаев. Уничтожить секту, если таковая еще существует, практически невозможно.
– Может быть. Но вот после затяжки «большого скачка», отчетливо в низах стали слышны призывы недовольства. Эпицентр шума возник в южных провинциях – исконные места, откуда обычно начинается всякая смута. Подобное замечено в центральных провинциях.
– Области густо заселены. Работа агентов малоэффективна. Сведения самого общего характера. Недовольный люд всегда охотно слушает крикунов.
– Так что, товарищ государственный муж, –
– В некотором смысле, да. При появлении полиции они как сквозь землю проваливаются.
– А сами агенты для чего созданы?
– Не особо-то против толпы попрешь. Разотрут вчистую.
– Вздор какой-то. То арестованных не рассовать по камерам, то одного схватить нельзя.
– Толку.. В камерах толпа – зачинщиков нет.
– Мне это все не нравится.
– Мне тоже.
– Так предпринимайте что-нибудь! За что вам платят? Где этот – «белая трава»? – пискливо загнусавил Теневой, в ярости не следивший за словами. – Что вы ущемляете мое самолюбие? Почему какие-то тени без роду, без племени определяют то, что не вменяется в их обязанности? С каких пор государство оставляет без ответа действия групп, идущих вразрез с генеральной линией партии? Это оппозиция! Раскол! Бунт!
– С этой целью собираются факты, документы. Пустой риторикой не загонишь зверя в ловушку.
– И собирает их любезнейший товарищ Чан, дилетант от независимой честности. Таким нельзя работать в госаппаратах. Не таким сотрудникам нужно давать поручения, отвечающие особым внутригосударственным моментам, когда борьба идей докрасна накаляет глотки борцов. А такие, простите пеня, интриганы, сводят на нет усилия многих высокопоставленных товарищей.
– Но товарищ Чан – один из самых опытных кадров наших служб.
– Здесь не нужен опытный – здесь нужен «нужный».
– В данном случае любой другой сорвет дело. Монахи могут исчезнуть из поля зрения.
– Что, некем его заменить?
– Сейчас уже в любом случае не стоит. Мы должны держать под контролем события, сохранять спокойствие и неведение тех сил, которые злобно поглядывают на наш аппарат. Положение колеблется, как волны вздувшейся реки, и огромный опыт работы с людьми различного вероисповедания, взглядов, который имеет товарищ Чан, его искусство покладистой дипломатии, не позволят мне решиться на перемену кадров. Пополнить могу, но не более.
Теневой скривился:
– Знайте, покладистый товарищ, неудачи падут на вашу голову. Вам следует напрягаться больше, чем Чану. Не он должен решать – вы. Он только исполнитель. Вы посредник между правительственным курсом и надзором за воплощением его в низах. Контролер и надсмотрщик…
– Этого я и добиваюсь.
– Приятно слышать, что хоть в этом мы едины.
– Несомненно.
– Что же монахи на сегодня?.. Монахи Шао.
– Лед подтаял. Они больше не выдвигают аргументов.
– И подтаявший лед долго держится. Не расхолаживайтесь.
– Положение под контролем. Здесь не следует опасаться непредвиденного. Они не глупы. Тем более, что нередко сотрудничают с нами. И им ли не знать, что они не смогут предпринять шагов, неизвестных для нас.
– Логично. Но мне нужно твердое слово.
– Им дана возможность
поторговаться до миллиона. Они заверили нас, что интересы державы для них близки и понятны.Теневой широко зевнул. Первое его больше интересовало. Теперь он приблизительно знал свой процент: меньше двадцати никогда не запрашивал. Хитро прищурился.
– Вы, товарищ генерал, свободны. Помните, стране немаловажны поступления иностранной валюты. Жду от вас интересных докладов.
– С великим тщанием, – поклонился разведчик.
Глава девятая
Тот же затемненный кабинет торгового представительства, навевающий щекотливые мысли о возможном величии, которое доступно посредством тишайшей секретности и непререкаемого превосходства тайного над явным.
Но народу сейчас больше.
На своем, может быть и не.. не совсем удобном месте, Динстон.
Он сидел, долго разминал сигару. Пристально, по-шпионски, оглядывал своих сотрудников в детальных поисках некоторых предполагаемых изъянов в психологии поведения и надежности. Неприятно ловил себя на любимом занятии, мелко вздрагивал.
Несколько раз прослушал пленки с записями бесед настоятеля и майора и каждый раз открывал для себя в разговоре новые нюансы. Они недвусмысленно давали полное право подозревать, что там, в далеком монастыре, они имеют противника до мелочей хитрого, неудобного. Четыре поездки пришлось совершить майору, чтобы склонить старейшин к более быстрому разрешению вопроса.
Всматриваясь сейчас в лица сотрудников, полковник мысленно сравнивал их с неведомыми монахами, не привлекающую аскетическую настороженность с присутствующими сытыми лицами, для которых не существовало более задачи, чем повыситься в звании, которое своими бытовыми когтями упиралось в жалованье и телесное благополучие. Раздраженно приходил к выводу, что его бравые парни хоть и сидят, развалясь, в креслах, как властители клуба миллионеров, не идут в сравнение с теми, до конца замкнутыми душами.
За прошедшие месяцы Динстон усвоил некоторые приемы поведения и терпения. Понимал: чтобы с ними успешно разговаривать, нужно подсылать таких же хитрых и бессовестных на слово специалистов, какими непременно являются они сами. Иначе путного добиться здесь практически невозможно. Китайцы не снисходительны к слабым и очень настраиваются на сильного противника. Сколько ни размышлял, сколько ни прослушивал записи, никак не мог понять, опираясь на какие исходные данные, монахи затребовали отчета о месте нахождения своего воспитанника каждые полгода. Ну и нюх.
Наконец Динстон закурил, глубоко затянулся и закашлялся. Отмахиваясь от дыма, как от копоти, положил сигару на авианосец. Жестом показал на Споуна.
– Начинайте, майор, введите в курс дела ответственных офицеров. Они поедут с нами. По всей видимости, это первый и последний шанс, когда общими усилиями смогли «уломать» монастырь.
Все это полковник говорил не столько себе, сколько остальным, чтобы окольными путями до Центра дошло, как нелегки здешние условия и люди.
Споун встал, махнул рукой, сел. Жестом дал понять, что сидя ему будет легче.