Воспоминания и письма

Среди молодых придворных лишь один пользовался близостью к великому князю и был у него принят. Это был один из его камер-юнкеров, князь Александр Голицын. Его называли Маленький Голицын, так как он был небольшого роста. Он сумел понравиться великому князю. Его беседа была очень забавна: зная все городские сплетни, он удивительно копировал всех, изображая физиономию, манеру говорить и обороты речи каждого. Между прочим, когда мы бывали одни, без великого князя, он изображал императора Павла так, что все начинали дрожать перед ним. Князь Голицын был страстным поклонником императрицы Екатерины и, несмотря на возраст этой монархини, был бы счастлив хоть на мгновение попасть в число ее любимцев.

Маленький Голицын в то время, когда мы с ним познакомились, был убежденным эпикурейцем, позволявшим себе всевозможные наслаждения, даже с весьма необычайными вариациями. Но после восшествия на престол императора Александра князь Голицын не захотел оставаться без серьезной карьеры и с соизволения императора сделался обер-прокурором правительствующего Сената. Впоследствии, вероятно, воодушевленный набожностью Александра, он стал тоже чрезвычайно религиозным и вместе с Кошелевым имел видения. В конце концов он был назначен министром народного просвещения. Я никогда не думал, что он сможет успешно выполнять свои новые обязанности. Его назначение, о котором я, быть может, буду еще иметь случай говорить, состоялось, кажется, в 1822 году, я тогда был еще попечителем Виленского учебного округа. Вспоминая Маленького Голицына, каким я его знал, не могу представить его министром, заведующим народным просвещением в империи, поскольку не знал за ним другого таланта, кроме умения забавлять и вызывать смех. В общем, он был нежелчным и незлобивым человеком, хотя это и не помешало тому, что во время его министерства в Виленском округе были совершены вопиющие несправедливости, заставившие меня отказаться от места попечителя.

При дворе иногда давались балы менее людные, на которых можно было чувствовать себя свободнее. Император однажды явился на такой бал во фраке – костюме, которого он никогда не носил. Фрак этот, если не ошибаюсь, был из темно-красного бархата, старинного покроя. В этот день он танцевал с Нелидовой контрданс, называвшийся тогда английским, в котором пары становились колоннами при исполнении последовательно сменявшихся фигур. Можно себе представить, как плохо чувствовали себя другие пары, которые должны были встать к этой колонне. Это было любопытное зрелище. В моей памяти навсегда остался образ императора Павла, низкого ростом, в башмаках с широкими закругленными носками, стоящего в третьей позиции, округляющего руки и выделывающего плие, которым учили танцмейстеры в старину; против него была дама тоже очень маленького роста, она считала себя обязанной повторять все жеманные ужимки и размеренные движения своего кавалера.

В мае 1798 года двор переехал в Павловск, который с тех пор должен был стать летней резиденцией. Царское Село, любимое место Екатерины, было покинуто ради Павловска – этой собственности и создания императрицы Марии. Это было приятное и веселое место. Заботами императрицы Марии здания и сады Павловска были расширены. Здесь она решила делать свои приемы и приказала, чтобы в послеобеденное время устраивались чтения, на которых император не присутствовал. План не удался: каждый старался улизнуть от этого скучного и снотворного чтения. Выбор книги также мало подходил к тому, чтобы оживить присутствовавших: то был французский перевод томсоновских «Времен года».

Оба великих князя жили в Павловске, в отдельном от дворца, наскоро выстроенном деревянном доме. Каждый из них занимал один конец здания, довольно обширного, выходившего в сад, отделявшийся от парка большой дорогой. Ввиду обособленности этого помещения мы могли чаще с ними видеться.

В этом году император Павел захотел объехать часть своего государства. Великие князья принимали участие в путешествии, и мы с братом их сопровождали. Император осмотрел канал, соединяющий Волгу с Невой и таким образом устанавливающий сообщение Каспийского моря с Балтийским. Это создание Петра I, делающее наибольшую честь его гению и его деятельности, оживляет всю обширную внутреннюю часть государства, перерезая его по диагонали. Император отправился посмотреть на собранные в большом количестве суда, одни из которых плыли в Петербург, другие – в Астрахань.

Сиверсу, известному гнусностью, с какой он вел дьявольское дело второго раздела Польши, было поручено возглавлять департамент путей сообщения. Разъезжая как будто для обозрения работ, он выехал навстречу императору. Сиверс показался мне старым, худым, бледным, с помятым лицом, без признаков энергии. Очень холодный прием, оказанный ему императором, предсказывал, что ему не придется долго остаться на этом месте.

Мы проехали через Тверь и вернулись в Ярославль и Владимир. Эти губернии богаты и населены, носят отпечаток зажиточности и довольства, что бросается в глаза при проезде. Эта внутренняя часть России составляет ее настоящую силу. Благосостояние и довольство, порождаемые в этих губерниях хорошей администрацией, с властью, введенной в надлежащие границы, должны были бы отвратить русских от системы преследований и угнетения, которая применяется ими в соседней стране.

В Москве, куда прежде всего поехал император, собрано было значительное количество войск, которым был назначен смотр и которые император пожелал видеть на маневрах. Это были линейные полки, не обученные, как гвардия, и не имевшие времени усвоить новые военные уставы. Инфантерия была разделена на два фронта в две колонны. Во главе каждого должен был встать один из великих князей. По данному сигналу войска должны были развернуться. Я с удовольствием вспоминаю этот маневр, удавшийся, сверх наших ожиданий, без замешательств, без перерывов фронта; на каждом фронте находилось, насколько мне помнится, по двенадцать или пятнадцать батальонов, быстро развернувшихся, выстроившихся в линию и двинувшихся вперед хорошим маршем, к большому удовольствию императора и многочисленной публики. В результате были выданы разные награды и совсем не было ни наказаний, ни монаршего гнева, которого опасались.

Из Москвы путешествие продолжалось через Нижний Новгород до Казани. Этот край красив и мог бы быть богатым благодаря плодородию почвы и судоходности рек, пересекающих его во всех направлениях, но он малонаселен. Там живет все еще полудикое население, как мне кажется, финской расы: чуваши, черемисы, сохранившие еще свою странную одежду. Я срисовал эти костюмы и отдал коллекцию рисунков моему старому другу Веселовскому. Теперь очень жалею, что выпустил их из рук, так как не знаю, что с ними сталось.

В Казани много татар, которые также сохранили свои костюм и нравы. Я сомневаюсь, однако, чтобы они твердо сохранили свой национальный дух, – не больше, чем наши татары в Литве. Дух этот чувствуется только дальше, в глубине страны, среди нагайцев и племен, соседних со степями великой Татарии или со склонами Кавказа, сохранивших воинственные наклонности. В Казани войска были собраны в меньшем количестве, чем в Москве; были произведены маневры, которыми император также остался доволен.

Путешествие это совершилось с быстротой, лишившей его той пользы, которую мог бы принести этим губерниям хозяйский глаз, если бы поездка была обставлена иначе. Мы возвратились, не заезжая в Москву, и последним этапом был Шлиссельбург – крепость, знаменитая катастрофой, происшедшей с несчастным царем Иоанном.

Император сел на пароход на Ладожском озере. Когда мы были на пароходе, император вдруг велел позвать меня и моего брата и надел нам кресты Св. Анны второй степени как награду за службу во время путешествия. Это был единственный почетный знак, полученный мною в России. Барон Винцингероде, адъютант Константина, получил тогда шпагу ордена Св. Анны.

По возвращении из путешествия в Казань остальную часть лета мы провели в Павловске, в то время самой приятной для житья резиденции, с тех пор как Царское Село впало в немилость. К осени надо было перебираться в Гатчину. Император Павел для наиболее грустного в России времени года выбрал и наиболее грустное местопребывание, какое только можно себе представить. Он хотел, вероятно, чтобы туда отправлялись единственно из повиновения его воле.

Гатчинский дворец, состоящий из нескольких больших дворов, окруженных постройками, увеличенными в последнее время, походил на тюрьму. Он был выстроен на совершенно гладкой равнине, без деревьев, без лугов. Украшения, сооруженные в парке, имели мрачный и угрюмый вид; солнце только изредка и ненадолго освещало парк. Учитывая холод и беспрерывные дожди, ничто не тянуло туда погулять. Парады, иногда маневры, занимали утреннее время; по вечерам французские или итальянские спектакли отвлекали от грустных впечатлений и скуки, которые вызывал у тех, кто обязан был жить здесь, даже один внешний вид этих мест.