Воспоминания командира батареи. Дивизионная артиллерия в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945

Двигаемся по довольно глубокой лощине. Справа от нас иногда слышны звуки танковых двигателей, но дождь и дымка скрывают их от нас. Чьи это танки? Командир батальона посылает небольшую разведгруппу выяснить обстановку на правом фланге, а мы продолжаем движение вперед.

Проходим село Лиховка, на окраине делаем небольшой привал. Кухни, конечно, нет и в помине, она барахтается где-то позади, в грязи. Местные жители сообщают, что немцы еще вчера вечером ушли в сторону Пятихаток, очевидно, рассчитывают там организовать оборону. Надо спешить, иначе придется ее прорывать, а это новые жертвы.

18 октября 1943 года затемно мы подошли к станции Пятихатки. Безлунная ночь, и хотя дождя нет, но небо покрыто тучами. Батальоны бесшумно разворачиваются в боевой порядок — в цепь. Где-то справа должно быть несколько танков 18-го танкового корпуса, это их двигатели мы слышали днем. Организовывать взаимодействие некогда, важна внезапность. К тому же танки ночью в населенный пункт не пойдут — из-за любого угла можно получить противотанковую гранату или наскочить на мину, да и маневр будет сильно затруднен. Еще ранее эти вопросы были оговорены, и танкисты должны идти в обход населенных пунктов.

Вскоре раздается условный сигнал, и батальоны с диким криком «ура!» бросаются в атаку на станцию. В темноте трещат пулеметные и автоматные очереди, хлопки ружейных выстрелов и разрывы ручных гранат. Мы бежим в общей цепи и тоже отчаянно орем что-то похожее на «ура!». Азарт боя нарастает.

Судя по всему, противник не ожидал, что мы сегодня выйдем к Пятихаткам. За день прошли по грязи километров двадцать. Но на то мы и десантники, для нас внезапность, можно сказать, главное оружие. Вот и окраинные дома. Бежим по улице, темно, но мы угадываем боевой порядок батальона по звуку выстрелов. У нашего оружия он отличается от немецкого, и это помогает нам ориентироваться.

Наш батальон левофланговый, он должен наступать вдоль железнодорожного полотна, взять элеватор, железнодорожный вокзал и другие объекты вблизи станции. То в одном, то в другом месте вспыхивают ожесточенные схватки. Судя по всему, у противника здесь несколько бронетранспортеров, которыми он маневрирует по улицам. Стрельба уходит все дальше и дальше к окраине станции.

Часа через два стрельба начинает утихать. Немцы, застигнутые врасплох, не смогли организовать серьезное сопротивление нашим подразделениям. Но еще долго то в одном, то в другом месте вспыхивала стрельба: это разрозненные группы противника натыкались на наших солдат, удирая из города. Недалеко от вокзала горят два вражеских бронетранспортера, подбитые нашими солдатами.

Батальон закрепляется на окраине станции, вдоль железнодорожного полотна. Командир батальона капитан Шатров, которому впоследствии за овладение Пятихатками было присвоено звание Героя Советского Союза, хотя там наступала вся наша дивизия, свой КП организовал на железнодорожном вокзале. Здесь же и мой НП, хотя ночью, конечно, мало что увидишь.

Наш штурм Пятихаток был так неожидан для противника, что он не успел взорвать практически ничего. Элеватор стоял целый и, как потом оказалось, полон зерна. Целым оказался и бензосклад, вернее, нефтебаза с огромными цистернами, заполненными горючим. Даже кое-где горели электролампочки.

Разведчики народ находчивый, и, пока я занимался своими делами, они где-то раздобыли с ведро вареных яиц, и мы с удовольствием поужинали, так как кроме сухарей у нас ничего другого и не было. Как оказалось, немцы заложили в яйцеварню несколько тысяч яиц для своих солдат, а достались они нам.

Вскоре меня разыскал замкомандира нашего дивизиона капитан Юрченко с приказанием командира дивизиона капитана Куковенко: найти горючее и заправить машины дивизиона, которые к этому времени уже подошли к окраине Пятихаток. Вскоре мои разведчики разузнали, где находится нефтебаза, и мы отправились туда искать бензин. Неподалеку от железнодорожных путей сквозь деревья угадывались цистерны нефтебазы. У меня был трофейный фонарик «жучок», и мы быстро нашли цистерну с бензином. Вскоре прибыли наши машины и начали заправляться.

Железнодорожные пути вблизи были забиты составами. Юрченко предложил пойти посмотреть, что в вагонах. Подошли ближе к составу — я к одному вагону, Юрченко к другому. С трудом открыл широкую дверь товарного вагона, залез в него. В вагоне темно, ничего не видно, включать фонарик опасно, еще кое-где на путях раздавались автоматные очереди. Закрыл дверь вагона, включил фонарик и буквально остолбенел, как говорят, мурашки по спине поползли. Вдоль стен вагона на соломе сидели немцы и смотрели на меня. Я кинулся к двери, но открыть ее было нелегко. Пока открывал дверь, не спускал глаз с фрицев, но они не проявляли никаких враждебных намерений. Более того, они вообще не шевелились и, как мне показалось, смотрели с испугом. Я толкнул ногой ближнего немца, и он, как мешок, свалился на бок, продолжая смотреть. Толкнул второго — тот же результат. Я понял, что немцы мертвые.

Выскочил из вагона, тут же из соседнего выскочил Юрченко. Там тоже оказались мертвые немецкие солдаты. Мы открыли еще несколько вагонов, и везде были мертвые. Только в одном вагоне раздался дикий истерический крик. Юрченко запустил туда немецким противогазом в железной коробке, который он взял в вагоне, и мы ушли прочь. Можно было получить и автоматную очередь от какого-нибудь обезумевшего фрица. Значительно позднее я прочитал в мемуарах, кажется маршала Конева, который в то время командовал нашим фронтом, что на станции Пятихатки немцы бросили два эшелона своих раненых, предварительно отравив их.

Заправив машины бензином, Юрченко увел колонну за город, где заняли огневые позиции батареи нашего дивизиона, а я вернулся на свой НП на вокзале и там же рассказал командиру батальона об этом случае. Шатров в свою очередь рассказал, что его солдаты тоже обнаружили эшелон с отравленными ранеными, но когда осматривали его, то из одного вагона раздалась автоматная очередь. Наши солдаты, конечно, не остались в долгу, тем более что кто-то из них был ранен.

Уже после войны, на одной из встреч наших однополчан в Пятихатках, вспоминая о событиях той ночи, полковник-танкист, Герой Советского Союза (как оказалось, его танки поддерживали наше наступление), рассказал, что, когда мы штурмовали станцию, он со своими танками обошел Пятихатки с правого фланга и перерезал железную дорогу.

Один танк он поставил прямо на железнодорожном полотне. Вскоре показался небольшой поезд из нескольких вагонов, в том числе пассажирских. Поезд вынужден был остановиться. Командир роты вошел в пассажирский вагон. В первом же купе оказался немецкий полковник, который закричал диким голосом: «Партизан, партизан!» — и тут же упал и умер от страха. Как оказалось, это был военный комендант со своей свитой; Было от чего «отдать концы». Танкист, командир роты, носил бороду и усы. При надетом шлеме волосы от бороды, усов и головы торчали во все стороны, к тому же он, как и любой другой танкист, был весь измазан в солярке и мазуте. Эффект был исключительный.

К утру 19 октября 1943 года бой за Пятихатки постепенно затих. Подразделения полков окапывались на окраинах населенного пункта. Не исключено, что противник попытается нанести контрудар, чтобы вернуть себе станцию, тем более что здесь было немало его имущества.

Вскоре ко мне подошел мой товарищ, такой же командир взвода, как и я, только с соседней, 5-й батареи, Иван Яковлевич Кулаков. Мы с ним были знакомы еще по Северо-Западному фронту. Оказалось, что неподалеку от Пятихаток его родное село, где жили его мать, сестры и другие родственники. Он уехал еще до войны и, естественно, не знал, живы ли родные, так же как и они ничего не знали об Иване.