Воспоминания командира батареи. Дивизионная артиллерия в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945

Командир дивизиона отпустил нас до вечера, и мы верхом на лошадях поехали в село Кулакова, до которого было километров двенадцать. Дорога была грязная, но мы часа за полтора добрались до места.

В селе, которое, как и Пятихатки, было освобождено накануне кавалерийским корпусом генерала Плиева, мы быстро нашли родной дом Ивана, во дворе которого было полно лошадей и повозок. Не успели мы войти во двор, как появились вражеские бомбардировщики и начали разворачиваться над селом для захода на бомбежку. Зенитных средств не было, и вражеские самолеты, снизившись до высоты примерно метров пятьсот, начали бомбить село.

Мы быстро привязали лошадей и бросились в огород, где, как знал Иван, у них был погреб. В это время один из самолетов сбросил бомбу на дом, возле которого мы были. Вижу, бомба летит прямо на нас, кричу Ивану: «Прыгай!» Вместе с жутким воем бомбы мы свалились в подвал, и в это же время бомба взорвалась метрах в пятнадцати от погреба. С потолка посыпалась земля, и нас изрядно тряхнуло. Послышался женский перепуганный крик, плач детей.

В притихшем вскоре шуме в погребе, куда мы с Иваном буквально ввалились вместе со взрывом бомбы и где было темно, раздался тихий голос Ивана: «Мама, вы тут?»

Женский голос с испугом и слезами зашептал: «Ой, дышенько, я ж чую голос Ваньки, чи я на цем, чи я на тим свити?» Иван кинулся к матери со словами: «Мамо, я ж тут, цэ ж я, мамо!» Думаю, нетрудно понять ситуацию и смятение перепуганных родственников Ивана, тем более что налет авиации противника продолжается. Теперь, сбросив бомбы, вражеские самолеты продолжали штурмовать село, ведя огонь из пушек и пулеметов. Узнав сына, мать и радовалась и плакала, обнимая его, целуя и причитая.

Вскоре вражеские самолеты улетели, мы вылезли из погреба, за нами вылезли родственники Ивана, прибежали другие родственники. Плач, причитания, слезы радости, еще не прошедшее чувство страха от только что закончившейся бомбежки, тем более что кого-то убило, кого-то ранило.

Кавалеристы начали поспешно седлать и запрягать лошадей, быстрее уходить из села, так как было ясно, что противник такую цель в покое не оставит. Ржание лошадей, крики ездовых и кавалеристов, стоны раненых, натужный вой моторов буксующих в грязи машин — все это дополняло тревожную и радостную одновременно картину встречи Ивана с родными.

Мать его наскоро что-то собрала перекусить, мы подкрепились и начали прощаться, задерживаться нам было нельзя. Снова плач, рыдания, тягостные и печальные минуты расставания. Вскоре мы уже ехали назад в Пятихатки. Во второй половине дня мы были в селе, и вовремя — дивизион уже готовился к маршу. Теперь наш путь был на Кривой Рог, до которого было километров 60–70. Колонна дивизиона на машинах «Студебекер», которые мы недавно получили, двинулась вперед.

Уже совсем стемнело, когда мы въехали в село Анновка. Здесь дивизион разместился на ночевку. Ужин и блаженный отдых — кто где устроился.

Утром, позавтракав, начали собираться в путь. Вытягивается колонна дивизиона. Вскоре она выехала из села. Подъезжаем к невысокой, но густой роще, она справа от дороги, по которой мы едем.

Вдруг наблюдатели за воздухом закричали: «Воздух! Воздух!» — сигнал налета вражеской авиации. С тревогой смотрим в небо. С юга, со стороны Кривого Рога приближается большая группа вражеских самолетов. Идут строем на значительной высоте и в нашу сторону.

Командир дивизиона капитан Куковенко подает команду остановиться, прижаться к деревьям и быстро замаскироваться ветками. Лихорадочно ломаем кусты, маскируем машины в надежде, что противник нас не заметит. Это была трагическая ошибка командира. Надо было увеличить скорость, дистанцию между машинами и продолжить движение вперед. А теперь мы стали идеальной неподвижной мишенью для вражеской авиации, тем более что никаких зенитных средств ни у нас, ни поблизости не было. Мы были полностью беззащитны перед противником. Но конечно, задним умом все сильны.

Между тем самолеты начали выстраиваться в круг для бомбежки. Никаких сомнений, что это против нас. Разведчики насчитали более 70 самолетов, то есть более чем по три на каждую нашу машину.

В этот момент из кустов, к которым прижались наши машины, выскакивает танк и на полном газу мчится вдоль нашей колонны, пытаясь скрыться от бомбежки. Вся наша маскировка оказалась на земле. Поправлять ее уже некогда, да и бесполезно, противник хорошо знает, где стоит колонна.

Мы бежим от машин в кусты. В метрах 20–25 какие-то квадратные ямы, примерно три на три метра и глубиной до метра. Падаем в них, а самолеты уже пикируют на нашу колонну. Отчетливо видим, как от самолета отделяется бомба с длинным штырем впереди, на котором специальная вертушка, издающая душераздирающий звук.

Вжимаемся в дно ямы. Бомба падает где-то рядом, нас изрядно подбрасывает и засыпает землей. Не успели отряхнуться, как очередной самолет с диким воем пикирует и бросает очередную бомбу, и вновь прямо на нас. Кто-то не выдерживает, с диким криком вскакивает и бежит глубже в лес. Снова тряхнуло и засыпало землей. Кромешный ад продолжался, казалось, целую вечность. Израсходовав бомбы, самолеты начали на бреющем полете поливать нас из пушек и пулеметов. Очереди ложились рядом, а то и точно по ямам. Крики раненых, несколько машин горят.

Наконец самолеты улетают. К счастью, в нашей яме все живы и целы. Расчеты кидаются к машинам, отцепляют орудия от горящих машин, ведь в кузовах ящики со снарядами. Часть солдат пытаются землей тушить машины. Наш командир батареи ранен, кричит от боли, оказалось — ранение свиной костью и прямо по нижнему суставу ноги. Дело в том, что в одной из машин лежала туша зарезанной свиньи, бомба разнесла машину и вместе с ней тушу, и кость попала комбату в ногу.

Санинструктора бегают по кустам, разыскивая и перевязывая раненых. Начинаем проверять людей. В моем взводе нет радиста Пеккера. Куда девался, никто не знает. Бегаем по ближайшим кустам. Кое-где прямые попадания бомб в ямы. Там, конечно, искать бесполезно, все смешано с землей.

Вскоре колонна уцелевших машин трогается вперед, подальше от этого злополучного места. Во второй половине дня приближаемся к Кривому Рогу. Колонна останавливается, рассредоточивается побатарейно в ближайших лощинах.

Меня вызывает командир дивизиона. Вместе с ним, шофером и автоматчиком на «Виллисе» едем вперед: надо выяснить обстановку, найти нашу пехоту, определить район боевого порядка дивизиона и другие вопросы.

Отъехали с десяток километров, как в небе на небольшой высоте показались два вражеских самолета. Один из них отвернул в нашу сторону. Шофер быстро свернул в ближайший ложок, остановил машину. Мы выскочили из нее, отбежали в стороны и залегли. Самолет снизился до высоты метров 25–30 и начал поливать нас из пулемета. Мы, как зайцы, бегаем по полю, увертываясь от пулеметных очередей. Минут двадцать гонял нас вражеский летчик по полю, обстреливая то из пулемета, то из пушки. К счастью, нам удалось и на этот раз уцелеть, никто не был ранен, и машина осталась целой.

Вскоре мы подъехали к Кривому Рогу. Впереди гражданский аэродром, несколько курганов на его окраинах. Поднимаемся на один из курганов; впереди, километрах в двух окраина города. Видимость хорошая, решили здесь занять НП. Неподалеку два или три танка за посадкой, нашей пехоты не видно, наверное, еще не подошла. Командир уехал назад, а я с разведчиком остался на НП.

Вскоре у танкистов узнал, что еще вечером в город проскочило три или четыре танка. Там слышна была пулеметная и пушечная стрельба, но сейчас она затихла. Противник установил на окраине несколько орудий, очевидно зенитных, которые прямой наводкой бьют по нашим танкам, пытающимся прорваться в город. Вскоре мы сами наблюдали, как наша самоходка мимо нас по дороге двигалась к городу. Мы изо всех сил машем, чтобы остановить ее, но она продолжает двигаться вперед. Солдат из самоходки машет нам в ответ, и в этот момент вражеский снаряд попадает по самоходке. Один солдат выскакивает оттуда, звучит еще один разрыв: самоходка остановилась и задымила, никто из нее больше не показался.