Воспоминания о Рерихах

Удивительно радостный вечер. Н.К. ласково на меня смотрел, по плечу гладил. А когда он касается моего плеча, будто целительная сила входит. Великий йог с нами!

11.08.29

Деловые вопросы

Важные постановления Н.К.: Ориола и Флавиус официально установлены директорами пожизненно, у нас тринадцать директоров, каждый имеет право на две комнаты, итого двадцать шесть комнат. Это должно быть в протоколе, и каждый директор получает об этом бумагу. Кроме того, сегодня был составлен документ о контракте между Н.К. и Учреждениями в 1923 году о том, что он предоставляет право на покупку своих картин исключительно нам для Музея. Это очень важно, ибо мы должны стараться закрепить картины для Музея за нами. <…>

Приходил Морей, предлагает устроить у нас в Музее концерты симфонического оркестра с его трансляцией. Пусть ищет людей и возможности для этого — мы принимаем его спокойно, может, и не так скоро это получится, и даже не он сможет это устроить, но надо дать ему возможность, ибо он этаким путем говорит о нас.

Днем пошли все на 28-й этаж обсуждать устройство Святилища [245] — превосходное место. Смотрели квартиры в Доме, некоторые ужасно выкрашены!

Вечером смотрели фильмы экспедиции, потом была Беседа. Н.К. опять говорил, что мы в океанских волнах и должны идти этим размахом. Мы успешны и не можем просить благотворительности, нам ее не нужно. Когда 17 октября всё всем будет показано, мы сможем начать нашу кампанию на все публичные возможности в Учреждениях, продажу стульев, комнат и так далее. Иначе нам не пройти.

245

Святилищем стала комната Сергия Радонежского. Позднее ее преобразовали в часовню Сергия Радонежского. — Прим. сост.

Логв[ан] и особенно Порума опять не откликаются полностью на идеи Н.К. Что-то есть скрытое!

12.08.29

Утром Н.К. комментировал вчерашний разговор вечером с Логв[аном], когда тот ему при нас сказал, что он разочарован, что работа не делается и что у нас осталось мало времени. <…> Выходит, что мы прямо желаем денег как таковых, а лично работать для этого не желаем. Н.К. очень огорчен. Говорит, что абсолютно не видит возможности для себя уехать [в Индию в ближайшее время].

Писали письмо от имени Логв[ана] к Н.К., официально извещающее его об избрании Почетным президентом и Председателем совета. Иначе, как Н.К. говорит, его вообще не существует в Учреждениях, ни как президента, ни как попечителя.

Днем Н.К. встречался с матерью Франсис, говорит, что она производит неплохое впечатление, только очень запущена. Что ей, в крайнем случае, можно и работу дать на дом, пересмотреть листы, сравнить [какие-либо тексты]. <…>

Порума пошла с нами в Музей и опять нудела про стулья. Н.К. на это ей указал под лестницей, около лифта Музея, в комнатке [на]против библиотеки, места — все для стульев. Но уже довел [ее идею] до абсурда — [надо было] построить стены, истратить капитал только для того, чтобы потом найти место для стульев.

А картины можно куда угодно развесить, разложить, но главное — стулья. Как Н.К. говорит: предметы искусства, картины Музея в особенности ненавидимы Порумой. <…>

Вечером Н.К. предлагал выбрать цвет для флага Музея, заказать печати, [организовать выступление] оркестра на площадке Музея после открытия 17 октября, также чтобы многие пришли в национальных костюмах из International House».

Сегодня я нашла у себя негативы после того, что Юрий просил Франсис найти их, говоря, что он дал их ей в Дарджилинге.

13.08.29 Рассказала Н.К. о том, что нашла у себя негативы. Он вспомнил, что сам мне их дал, но при этом сказал Нуце, Юрию и мне <…> не говорить об этом, а через три недели, когда они будут напечатаны, если кто-то спросит, как они нашлись, сказать, что это уже, мол, давно найдено, и не распространяться об этом. Удивительно благородно Н.К. ограждает каждого из нас от огорчений и неприятностей.

[Н.К.] говорил о Логване, что он широк по замыслу, и вчера сказал, что, если бы он был богатым человеком, он бы продолжил Музей на весь этаж Школы, а ее передвинул бы на следующий этаж. Конечно, Порума его все время задерживает. Затем Н.К. говорил о стипендиях, надо давать из Фонда средств на образование на пробу — один месяц или больше в зависимости от успехов ученика, а не на год. И судить об этом может только сам учитель. И не проводить экзамен на стипендию, а прямо извещать в каталоге Школы, без особой паблисити, жюри. <…>

Затем я присутствовала при свидании Бурлюка с Н.К. Тот принес набросок своей книги о Н.К. — очень неплохо. А затем Н.К. показывал ему картины — в его [Бурлюка] грубом теле сидит очень чуткая душа. Он назвал картины Н.К. аккумулятором внутренних ощущений и сказал, что они заряжают зрителя электрической энергией! Редко кто это говорил до сих пор! Совсем недурной человек.

Вечером Н.К. предложил читать каждый вечер полчаса второй том [246] «Агни-Йоги» (я об этом с ним совещалась утром с Нуцей вместе), все радостно согласились.

246

Первоначально первые три книги, ныне входящие в серию «Агни-Йоги» — «Листы Сада Мории» в двух книгах и «Община» — не включались в эту серию, считаясь как бы предваряющими ее. Серию в те годы планировалось начать с книги «Знаки Агни-Йоги»; вторым по счету томом была первая часть книги «Беспредельность». Возможно, речь в данном случае идет именно об этой книге. — Прим. сост.

Всем были розданы письма о пожизненном праве каждого директора на две комнаты в Доме. Было получено сильное Указание про Гувера, что он погибнет. Потом читали памфлет для всех Учреждений — очень приятное чувство. Если бы только Порума продвинулась вперед! Светлые, неповторимые минуты с Н.К.! Терпим до необычайного, но также может, иронизируя, показать абсурдность ситуации там, где люди тупо упираются в точку. <…>

14.08.29

<…> Утром Н.К. говорил, что Порума вчера вечером была гораздо лучше, говорила, что Учреждения держатся лишь духом.

Затем Н.К. сказал, что все важные дела закрепляются этими днями: попечители на всю жизнь, пожизненное пользование двумя комнатами каждым попечителем. Утром была выдача дипломов, памятных знаков лучшим художникам Школы. Франсис прекрасно выступала, Корбет был очень неприятен и плохо говорил.

Днем выбирали цвет Музейного флага, что очень трудно, ибо Н.К. решил, чтобы он был из фуксина [247] со светло-голубым. Смотрели образцы очень интересных открыток для [разработки дизайна] наших будущих рождественских открыток.

247

Фуксин — красная анилиновая краска. — Прим. сост.

Вейкерт, Альберт Коте, миссис Мигель приняли [звание] Почетного советника Музея Рериха. Днем Н.К. и мы беседовали, что нужно добиваться гражданства, ибо этот самый важный вопрос будто бы остановился. Решили на будущей неделе устроить свидание в Вашингтоне с министром труда Дэвисом.

Утром у Н.К. был мистер Мелон из Цинциннати: почитает Махатм, едет в Россию, чтобы понять душу народа. Все его восемь детей имеют «Himalaya», и он велел всем им изучить каждое слово и каждую картину. Очень хороший, духовный человек.

День был очень тягостный своей атмосферой. Н.К. и мы все чувствовали сонное состояние среди белого дня. Вечером начали читать «Агни-Йогу», а Франсис — сверять перевод.

15.08.29

Н.К. — воплощение доброты и радости за других. Сегодня утром он радовался, когда я ему показала готовые статьи для отсылки Бурлюку и Тарухану — «Рерих в музыке». Затем мы пошли [посмотреть] на здание, и ему было больно видеть, как много внимания архитекторы положили на ресторан, где соблюдена симметрия, потолок правилен, а на Музей никто внимания не обращал, торчат неровные колонны, никакой симметрии — обидно было за Н.К. И чайная комната внизу отличная, и хранилище «Корона Мунди» больше, чем нужно, а Музей самый убогий в смысле построения и планировки.