Воспоминания о Тарасе Шевченко

имения, доставшегося племяннику светлейшего князя Г. А. Потемкина-Таврического,

действительному тайному советнику Василью Васильевичу Энгельгардту. Последние годы

своей жизни В. В. Энгельгардт провел в м. Ольшаной, где у него был большой деревянный

дом с тенистым парком, псовая охота и оркестр, для помещения коего построен был целый

ряд домиков, выходивший на базарную площадь, против помещичьего дома. Барин жил и

умер холостяком, но имел двух сыновей от некоей метрессы польки или немки, которая

похоронена в с. Кирилловке с северной стороны приходской православной церкви. Ольшана

с Тарасовкой, Зеленой, Вербовкой, Вороновкой и Сегединцами перешла к В. В.

Энгельгардту по наследству от Потемкина, а Кирилловка, Гнилец, Петрики, Моринцы и

Пединовка им куплены. По смерти Василия Васильевича в 1830 г. ольшанское имение

перешло к родной его сестре Александре Васильевне Браницкой, а Кирилловка, Моринцы и

другие благоприобретенные села вместе с капиталами покойного составили собственность

незаконнорожденных его сыновей, из коих полковник гвардии Павел Васильевич

Энгельгардт стал владельцем Кирилловки и помещиком Тараса Шевченка.

При жизни В. В. Энгельгардта управляющим всего Ольшанского имения был некто

Дмитренко, православный, а конторщиком или секретарем его канцелярии в Ольшаной —

Федор Штанько, огромного роста бас; делопроизводство все велось на русском языке. По

смерти В. В. Энгельгардта управляющими являлись уже поляки, которые привели с собою

целую фалангу своих соплеменников, получивших должности экономов, лесничих, писарей

и т. под., вместе с тем в экономическом управлении введено делопроизводство на польском

языке, что продолжается и ныне. Кирилловка, Моринцы, Сегединцы и Пединовка

представляют из себя и ныне обширный лес /39/ садов, наполненных большими

яблоневыми, грушевыми, сливными и черешневыми деревьями. Ольшана, Зеленая и

Тарасовка менее богаты садами. Крестьяне Энгельгардта жили в полном достатке,

пользуясь своими большими садами, левадами и прудами и отбывая нетяжелую барщину,

введенную Энгельгардтом. Хаты крестьянские были построены в замки из дубовых,

липовых и берестовых брусьев с хорошими при них клунями, дворами, которые обнесены

были высоким дубовым частоколом. Тяжесть барщины и обеднение крестьян появились с

переходом Ольшанского имения во владение А. В. Браницкой, под управлением поляков.

Тарас Григорьевич Шевченко родился на свет при В. В. Энгельгардте, когда в

ольшанском имении польского духу и польской речи не было и в помине и когда живы были

еще воспоминания о гайдаматчине, о набегах крымских татар, о сожжении в Ольшаной

Даниила Кушнира и другие. В раннем детстве расстался он с сестрой Катериной, которая

37

вышла замуж в с. Зеленую за крестьянина Антона Красицкого, высокого и стройного

мужчину, бывшего соседом моего отца. По ее рассказам не раз Тарас прибегал к ней и в

Зеленую пешком, босой и полунагой, со всякой нечистью в голове, бродя из села в село,

почему она называла его «приблудой».

Первый учитель Тараса Григорьевича Шевченка стихарный дьячок с. Кирилловки Петр

Федорович Богорский был сыном священника с. Верещак, учился в бывшей киевской

академии до среднего класса риторики, а по изучении при архиерейском хоре церковного

устава и нотного пения в 1824 г. определен дьячком в с. Кирилловку; в 1827 г. он имел от

роду 27 лет. Он-то приютил и просветил книжною мудростию блуждавшего по селу Тараса

и ввел в связь с диаконом м. Лысянки — маляром, дьячком с. Тарасовки, маляром с.

Хлипновки и другим грамотным людом, стоявшим выше крестьянской среды. По

свидетельству покойного священника с. Кирилловки о. Григория Кошица, Богорский сам

добровольно принял к себе Тараса и никто ему за него ничего не платил. [Каким-нибудь

горьким пьяницей он не был, хотя на требах и в обществе не отставал в выпивке от своих

прихожан. (...) Не возьми его Богорский к себе в науку, Тарас, верно, затерялся бы в числе

других сельских детей.] Что дьячок посылал Тараса читать псалтырь над покойниками, за

это нельзя его осуждать: таков был общий в церковных школах обычай, чрез который

мальчики приобретали навык в чтении; обычай этот нравился самим родителям детей, а

дьячка облегчал в исполнении лежавшей на нем обязанности, служа некоторым возмездием

за даровое обучение. А если вспомнить обычаи и городских училищ того времени, гимназий

и пансионов, в которых не щадили лозы для шалунов детей, то нечего удивляться, что

дьячок Богорский не особенно нежен был с мальчиком такого предерзливого и

непостоянного нрава, каким был Тарас Шевченко во время своего детства.

В доме священника Иоанна Нестеровского Тарас не жил и ничему не учился у него, да и

не мог учиться, так как Нестеровский был уже стар для того, чтобы учить грамоте, а жил он

некоторое время у другого священника той же кирилловской церкви о. Григория Кошица,

исполняя обязанности хлопца-погоныча, присматривавшего за скотиной и запрягавшего

буланую и широкохвостую кобылу его, что вспоминалось и впоследствии, во время двух

приездов Тараса Григорьевича в Кирилловку в 1845 и 1859 г. Покойная жена о. Григория

передавала нам, что, находясь в ее доме, Тарас в зимние вечера всегда в кухне что-нибудь

читал про себя, как грамотный мальчик, а по словам о. Григория, Тарас в кухне его выучил

две кафизмы /40/ из псалтыря. Полагаем, что в доме о. Григория Тарас Григорьевич не был

ничем обижен, так как о. Григорий был человек весьма достаточный, имевший хорошее

хозяйство и два больших сада при доме, а жена его была очень добрая женщина, оба же они