Воспоминания советского дипломата (1925-1945 годы)
Шрифт:
— Я вернулся к своему Давиду, — ответил Дафф Купер. Я подумал, что речь идет о Давиде, знаменитом французском художнике времен революции 1789 г.
— Чем вас так заинтересовал этот французский мастер кисти? — спросил я.
— Да нет, — возразил Дафф Купер, — это не французский художник, а библейский царь Давид… Я давно начал писать книгу о нем, но война заставила меня прервать работу. Пришлось целых три года заниматься совсем другими, более неотложными делами… Но теперь ситуация изменилась, и я могу вновь вернуться к древнему царю Иудейского государства.
Я был потрясен. Итак, умный и видный политический деятель, депутат британского парламента, считал, что после Сталинграда он может больше не беспокоиться о войне и засесть за завершение начатого перед войной литературного труда, не имеющего ни малейшего отношения к грозным событиям современности.
Оба только что рассказанных факта заставили меня внимательнее осмотреться кругом, и тогда я увидал многое такое, на что раньше не обращал достаточного внимания. Приведу некоторые выдержки из моей записи под датой 5 февраля 1943 г.
«Какова реакция Англии на наши победы? Ответить на этот вопрос одним словом невозможно. Ибо реакция Англии на успехи Красной Армии сложна и противоречива.
Первое, что бросается
Второе чувство, порождаемое событиями в СССР, это огромное восхищение советским народом, Красной Армией… Однако данное чувство носит уже менее всеобщий характер, чем изумление. Чувство восхищения беспредельно и безоговорочно в массах. Здесь престиж СССР за минувшие три месяца невероятно поднялся… Чем выше по этажам общественной пирамиды, тем больше чувство восхищения оказывается смешанным с различными другими чувствами, большей частью разъедающего характера.
Вот, например, интеллигенция, интеллигенция всех сортов, в том числе и лейбористская, демократическая. Реакция этой прослойки на наши победы — недоумение… Английская интеллигенция выросла в представлении, что самой лучшей, самой совершенной, самой эффективной системой управления является буржуазная демократия… И вдруг, какой — с божьей помощью — оборот! На великом историческом экзамене оказалось, что «коммунистическая диктатура»… дает совершенно изумительные образцы мужества, героизма… образцы, далеко превосходящие все то, что в этой области до сих пор могла продемонстрировать буржуазная демократия Англии и США. Каким образом? Почему? Отчего?..
Еще более сложна реакция британских господствующих классов на наши военные успехи. С одной стороны, они довольны: очень хорошо, что русские так крепко бьют немцев. Нам легче будет. Сэкономим потери и разрушения. Еще раз реализуем нашу извечную линию — воевать чужими руками. Но, с другой стороны, господствующие классы… обеспокоены: а не очень, ли усилятся в результате, большевики?…И чем больше становятся успехи советского оружия, тем глубже беспокойство проникает в сердца правящей верхушки… Пока Красная Армия на подступах к Ростову. Каковы будут ощущения даже черчиллевской группы, когда Красная Армия будет на подступах к Берлину, трудно сказать. Я не исключаю неприятных сюрпризов».
В тот момент важнее всего для нас был вопрос, как подействует победа на Волге на открытие второго фронта в Северной Франции: ускорит она его или, наоборот, оттянет? Вот что говорится на данную тему в той же записи от 5 февраля:
«По этому вопросу в правящей верхушке опять имеется внутреннее раздвоение. С одной стороны, она хотела бы отложить создание второго фронта на возможно более долгий срок с тем, чтобы дождаться момента, когда мы перешибем Германии становой хребет и англо-американцы смогут «комфортабельно» высадиться во Франции и без больших потерь дойти до Берлина. С другой стороны, однако, если Англия (и США) слишком затянут создание второго фронта на западе, они могут пропустить момент и позволить Красной Армии прийти первой в Берлин. Этого последнего они страшно боятся: призрак «большевизации Европы» тут сразу вырастает перед их воображением; поэтому вопрос о том, когда создавать второй фронт, становится основным тактическим вопросом для английского и американского правительств. С их точки зрения это надо сделать не слишком рано и не слишком поздно — just in time (как раз вовремя). Но когда именно?..»
Конечный вывод в той же записи у меня сформулирован так:
«Англия и США второго фронта во Франции к весне не создадут, а будут весной и летом развлекаться разными второстепенными операциями в районе Средиземного моря (Сицилия, Крит, Додеканез и др.), Может быть, сочинят какой-нибудь монстр-Дьепп [250] на севере, но едва ли всерьез пойдут во Францию. Неприятно, но ничего не поделаешь. Нечего закрывать глаза на реальность положения».
250
Дьепп — небольшой город на французском берегу Ла-Манша. Незадолго перед тем англичане устроили кратковременный и не очень удачный налет на него.
Конференция в Касабланке
Еще в начале декабря 1942 г. Рузвельт предложил устроить свидание глав трех держав (США, СССР, Англии) для обсуждения важнейших проблем войны и послевоенного периода. Время встречи он намечал примерно на середину января 1943 г., а в качестве места встречи предлагал Северную Африку. Черчилль, конечно, немедленно согласился, Сталин же в послании Рузвельту от 6 декабря писал: «Время теперь такое горячее (шла Сталинградская битва. — И.М.), что даже на один день мне нельзя отлучиться». Тогда Рузвельт предложил перенести встречу на 1 марта 1943 г., но Сталин ответил, что «дела фронта никак не допускают» [251] его отлучки из СССР. Вместо урегулирования стоящих между союзниками вопросов путем личного свидания Сталин рекомендовал метод переписки. В результате конференция в Касабланке все-таки состоялась, но на ней присутствовали только Рузвельт и Черчилль.
251
«Переписка...», т. II, стр. 40-43.
Конференция в Касабланке происходила 14–23 января 1943 г. Сталинградская битва еще не была закончена, но исход ее уже был предрешен. Это обстоятельство оказало сильнейшее влияние на то, что там происходило. Настроения Рузвельта и Черчилля во время конференции можно охарактеризовать примерно так:
«Русские прекрасно дерутся: они сами справятся со своими делами; мы, англичане и американцы, можем теперь заняться осуществлением своих собственных планов; надо только поддерживать у русских доброе состояние духа, для чего достаточно широкого потока снабжения, усиления воздушных бомбардировок Германии и, конечно, красивых обещаний» [252] .
252
Тогда это были лишь мои
суммарные ощущения. Сейчас я могу привести уже несомненное доказательство их правильности. В четвертом томе военных мемуаров Черчилль приводит свою записку по вопросам общей стратегии войны, помеченную 3 декабря 1942 г. Это был момент, когда Паулюс уже был окружен Красной Армией, однако исход Сталинградской битвы оставался еще неясен. В записке Черчилля имеет такое место:«Важные события последнего времени изменили и продолжают изменять те предпосылки, из которых исходили стратеги по обе стороны Атлантики. Русские не были разбиты или ослаблены на протяжении кампании 1942 г. Напротив, разбит был Гитлер, а германская армия понесла тяжелые потери... Среди венгерских, румынских и итальянских войск, оперирующих на Восточном фронте, наблюдаются явные признаки разложения. Финны, за исключением немногих егерских частей, вообще не воюют» (W.Churchill, The Second World War, vol IV, p. 588-589).
Если Черчилль так расценивал положение на Восточном фронте еще до разгрома немцев под Сталинградом, то легко себе представить, что он думал после этого разгрома.
Печать таких настроений лежит на всех решениях, принятых в Касабланке. В своем совместном послании главе Советского правительства от 27 января 1943 г. Рузвельт и Черчилль писали по поводу этих решений:
«Наше основное желание состоит в том, чтобы отвлечь значительные германские сухопутные и военно-воздушные силы с русского фронта и направить в Россию максимальный поток снабжения… Наше ближайшее намерение состоит в том, чтобы
(а) очистить Северную Африку от сил держав оси и создать военно-морские и военно-воздушные базы,
(б) открыть надежный путь через Средиземное море для военного транспорта и
(в) начать интенсивную бомбардировку важных объектов держав оси в Южной Европе…
Кроме того, мы намерены сконцентрировать в пределах Соединенного Королевства значительные американские сухопутные и военно-воздушные силы. Эти силы совместно с британскими вооруженными силами в Соединенном Королевстве подготовятся к тому, чтобы снова вступить на континент Европы, как только это будет осуществимо.
В Европе мы увеличим быстрыми темпами бомбардировочное наступление союзников из Соединенного Королевства против Германии» [253] .
253
«Переписка...», т. I, стр. 85-86.
И это все. Где же открытие второго фронта в Северной Франции? Его не было. Имелся лишь туманный намек на то, что англо-американцы будут готовить вооруженные силы для такой операции и ждать момента, когда она окажется «осуществимой».
30 января Сталин направил ответ Рузвельту и Черчиллю. В нем он писал:
«Понимая принятые вами решения в отношении Германии как задачу ее разгрома путем открытия второго фронта в Европе в 1943 г., я был бы вам признателен за сообщение о конкретно намеченных операциях в этой области и намеченных сроках их осуществления» [254] .
254
Там же, стр. 87.
9 февраля последовало требуемое уточнение со стороны Рузвельта и Черчилля, но оно не обещало ничего хорошего. В нем говорилось:
«Мы также энергично ведем приготовления, до пределов наших ресурсов, к операции форсирования Канала (т.е. Ла-Манша. — И.М.) в августе, в которой будут участвовать британские части и части Соединенных Штатов. Тоннаж и наступательные десантные средства здесь будут также лимитирующими факторами. Если операция будет отложена вследствие погоды или по другим причинам, то она будет подготовлена с участием более крупных сил на сентябрь. Сроки этого наступления должны, конечно, зависеть от состояния оборонительных возможностей, которыми будут располагать в это время немцы по ту сторону Канала» [255] .
255
«Переписка...», т. 1, стр. 92.
Формулировки Рузвельта и Черчилля носили столь каучуковый характер и содержали так много оговорок, что я решил поговорить лично по этому вопросу с британским премьером. Вот что записано у меня под датой 9 февраля:
«Что касается операции через Ла-Манш, — говорит Черчилль, — то, право, затрудняюсь сказать сейчас что-либо определенное. Мы, англичане, смогли бы выделить для этой цели 12–15 дивизий… а американцы…
Тут Черчилль недоумевающе пожал плечами и воскликнул!
— Пока у американцев здесь только одна дивизия!
— Как одна? — с удивлением отозвался я, — Вы говорили мне в ноябре, что в Англии стоит одна американская дивизия, — неужели с тех пор ничего не прибавилось?
— Так оно и есть! — отозвался Черчилль. — С ноября американцы не прислали ничего.
— А сколько американских дивизий вы ожидаете к августу? поинтересовался я.
— Если бы я знал! — с комическим отчаянием откликнулся Черчилль. Когда я был в Москве, я исходил из того, что американцы к весне 1943 г. доставят в Англию 27 дивизий, как они обещали. Из этого я исходил в разговорах со Сталиным. Но где они, эти 27 дивизий?.. Сейчас американцы обещают к августу только четыре-пять дивизий… Если они сдержат свое обещание, то операция через Ла-Манш будет проведена силами в 17–20 дивизий…
Черчилль вдруг рассмеялся, точно вспомнил что-то очень забавное, и спросил меня:
— Как вы думаете, сколько человек содержит американская дивизия?
Я с некоторым недоумением ответил:
— Точно не знаю, но, думаю, вероятно, 18–19 тыс.
— Правильно, — еще громче захохотал Черчилль, — если считать только бойцов… А если считать и весь обслуживающий персонал, то 50 тыс.!
Я невольно ахнул.
— Как 50 тыс.?
— А так, 50 тыс.! — еще раз воскликнул Черчилль и затем с явным сарказмом в голосе начал считать. — Чего только нет в американской дивизии!.. Ну, конечно, транспорт, медицинская служба, интендантство и пр. Это все в порядке вещей. Но дальше!.. Два батальона прачек, один батальон стерилизаторов молока, один батальон парикмахеров, один батальон развлекателей, один батальон портных, один батальон сапожников… Ха-ха-ха!.. Мы бросили в Северную Африку почти полмиллиона войск, а всего-то навсего это составляет 10–11 дивизий.
Черчилль еще раз рассмеялся и прибавил:
— Мы, англичане, в этом отношении плохи, но американцы еще хуже».