Воспоминания великой княжны. Страницы жизни кузины Николая II. 1890–1918

Я одевалась к ужину, но в свои шестнадцать лет еще не достигла возраста истинного кокетства и бросала в зеркало озабоченные и беспокойные взгляды только тогда, когда Таня укладывала мои косы. За ужином принц сел рядом со мной. Я чувствовала, что внимание всего стола сосредоточено на нас, и все же, преодолевая робость, старалась вести беседу непринужденно. Тетя отправила нас с Дмитрием спать в десять часов, как обычно, и осталась с принцем, отпустив слуг.

На следующее утро она позвала меня в свою гостиную. Я поцеловала ей руку и ждала, когда она заговорит. Мы сидели лицом друг к другу.

– Послушайте, – начала она, глядя в сторону и нервно комкая в руке носовой платок с черной каймой, – я должна поговорить с вами об очень серьезном деле и хочу, чтобы вы как следует подумали, прежде чем дать ответ. – Ее лицо раскраснелось от подавляемых чувств, и она с трудом подбирала слова. – Принц Уильям приехал сюда, чтобы познакомиться с вами. Вы нравитесь ему, и он хочет знать, не согласитесь ли вы выйти за него замуж…

Шок от ее слов был все-таки сильным и болезненным. Хотя меня воспитали с той мыслью, что я должна выйти замуж из политических соображений, я не ожидала, что это будет так неожиданно. Поток тетиных слов, ее поспешное стремление выдать меня замуж и полное невнимание к моим чувствам вызвали возмущение, показались мне бестактными. Заметив мое оцепенение, она взяла меня за руку и попыталась притянуть к себе.

– Дорогая, вы не должны так волноваться. Я повторяю, что не хочу получить от вас ответ немедленно; вы должны обдумать его… Разве вы не знаете, что я хочу вам только счастья?..

– Но, тетушка, – запинаясь, проговорила я, – ведь я его совсем не знаю. Он только приехал. Как я могу дать вам ответ?

Несколько обеспокоенная тем, что ее слова причинили мне такую боль, она теперь постаралась смягчить их прямоту, но я слушала молча, с тяжелым сердцем. Решив, что я успокоилась, она отпустила мою руку после обещания ей ничего никому не рассказывать о нашем разговоре.

Когда я вернулась к себе в комнату, мадемуазель Элен была уже там. Она заметила мое волнение и забросала меня вопросами. И я в конце концов все ей рассказала. Это сообщение обеспокоило ее почти так же сильно, как и прежде меня.

– Не позволяйте влиять на свое решение. Прежде всего не торопитесь с ответом, – посоветовала она мне.

В тот день после обеда Дмитрий, я и принц поехали кататься. Я возвратилась из Царского Села с простудой, меня лихорадило. За обедом в присутствии принца я почувствовала себя настолько больной, что мне пришлось уйти из-за стола, и, пошатываясь, я направилась к себе в комнату, опираясь о стены и держась за мебель.

Я провалилась в сон, в котором меня преследовали кошмары. К утру я проснулась с сильной болью в щеке и больше заснуть не смогла. Температура поднялась, боль усилилась. Срочно вызванный специалист объявил, что это синусит и что необходимо оперативное вмешательство, если жар не спадет.

Ситуация была и смешная, и неприятная, и моя тетя была вне себя. Что касается меня, боль и страх перед операцией сделали меня равнодушной ко всему. События предшествующего дня, принц, ответ, который я должна дать ему, – все это перемешалось в моих мучительных кошмарах.

Тетя ходила взад и вперед от моей постели к гостиной, где принц сидел в ожидании новостей. Ее старшая сестра, принцесса Виктория Баттенбергская, приехала в Москву и сменила тетю у моей постели. В тот вечер температура у меня упала. На следующее утро операцию посчитали уже не нужной. Тот день я провела в постели, а на следующий день мне позволили полулежать в шезлонге.

Тетя была очень обоеспокоена: она боялась, что принц устанет от ожиданий.

Она вошла ко мне в комнату и сказала:

– Я больше не могу заставлять этого молодого человека ждать. Он спешит вернуться в Швецию, и так или иначе ему должен быть дан ответ. – Она села возле меня и продолжала:

– Что я должна ему ответить?

Предыдущий день я провела в раздумьях, и мои чувства приняли несколько иное направление. Ведь я не испытывала неприязненных чувств к принцу, а рано или поздно судьбе следовало покориться. До сих пор только Дмитрий много значил в моей жизни. Единственным большим недостатком моего нового положения была необходимость покинуть его. И все же в любом случае наша разлука была неизбежной. Вскоре его отправят в Военную академию. После его отъезда не останется ничего, что удерживало бы меня в Москве, и в конце концов я буду вольна устраивать свою жизнь: у меня будет свой дом, семья, возможно, дети…

Я сказала тете:

– Я принимаю предложение, но с одним условием: я не хочу выходить замуж раньше восемнадцати лет; я еще слишком молода. Знает что-нибудь отец об этих планах? И что он думает об этом?

– У меня есть согласие и одобрение императора – ведь вы находитесь под его опекой. Ваш отец за границей. Скоро вы сами напишете ему обо всем, – ответила моя тетя несколько неопределенно, очевидно погруженная в свои мысли. Затем она добавила:

– Я скажу принцу, что он может повидать вас завтра и попросить вашей руки.

– Хорошо, – сказала я.

Она обняла меня и ушла, кажется, с легким сердцем.

Во второй половине дня меня одели и отвели в гостиную. Мои слабость и волнение были таковы, что я едва стояла на ногах, поэтому меня усадили на диван, принесли чайный столик. Ко мне присоединилась тетя в сопровождении своей сестры и принца. Две дамы поспешно выпили свой чай и оставили нас. Принц, которому было заметно не по себе, задал мне несколько вопросов о моем здоровье, затем он внезапно взял меня за руку и спросил, нравится ли он мне. Я ответила, что он мне нравится.

Поколебавшись секунду, он сказал:

– Хотели бы поехать в Швецию… со мной?

И я снова ответила:

– Да.

Он поднес мою руку к губам и поцеловал ее. Положение было мучительным как для него, так и для меня. В тот момент я услышала, как моя собака скребется в дверь, и, обрадовавшись новой теме для разговора, спросила принца, не впустит ли он мою собаку. Он встал и впустил ее, затем снова подошел ко мне. «Вы устали, – сказал он, – поэтому я оставлю вас». Поклонившись, он поцеловал меня в лоб и ушел. Дело было завершено.

Через несколько минут вернулись обе мои тети и поздравили меня с помолвкой. Затем меня опять уложили в постель – я еще была нездорова, да и лихорадка вернулась.

Было решено никому не говорить о моей помолвке, пока о ней не объявят сначала монархам обеих стран и моему отцу. Но я не смогла удержаться, чтобы не рассказать о ней Дмитрию, мадемуазель Элен и супругам Лайминг. Они восприняли новость без воодушевления, особенно мой брат; он отказывался принимать ее всерьез.

Моя старая горничная Таня, от которой я ничего не могла скрыть, причесывала мои волосы, когда я рассказала ей о помолвке. В отражении зеркала я увидела, как ее глаза наполнились слезами и она наклонилась, чтобы поцеловать меня в макушку. Быстрота, с которой все это было проделано, привела в замешательство моих близких, но все, кроме Дмитрия, были сдержанны и не говорили со мной об этом.