Воспоминания воображаемого друга
Шрифт:
— По-твоему, Макс нам не доверяет?
— Брось, Джон, — говорит мама Макса. — Конечно, он нам доверяет. Но это не значит, что он нам обо всем рассказывает.
— Какой ребенок станет обо всем рассказывать родителям?
— Тут другое дело, — говорит мама Макса. — Мне жаль, что ты не видишь.
Но по ее голосу совсем не скажешь, что ей жаль.
— Объясни мне, в чем разница, — говорит папа.
— У меня такое чувство, что я не знаю собственного сына. Он не похож на других детей. Он не рассказывает о том, как прошел день в школе. Он не играет с другими детьми. Он думает, что какой-то
Мама Макса говорит, и голос ее становится громче, и мне кажется, что она вот-вот расплачется, или перейдет на крик, или и то и другое. Я думаю, мама Макса, наверное, уже кричит внутри, но не разрешает крику вырваться.
Папа Макса не отвечает. Взрослые часто молчат, чтобы этим сказать то, чего они не хотят говорить вслух.
Когда мама Макса снова продолжает разговор, голос у нее тихий и спокойный.
— Доктор Хоган считает, что Макс очень умный. Умнее, чем он может нам показать. И она считает, что у него есть перспектива.
— Чтобы все это понять, ей хватило сорока пяти минут?
— Она постоянно видит таких детей. Она еще не сделала никаких выводов. Это просто предположения, основанные на том, что она успела увидеть и услышать.
— И долго это будет покрывать страховка? — спрашивает папа Макса.
Я точно не знаю, что это значит, но по голосу папы Макса догадываюсь, что он не надеется, что ответ будет хорошим.
— Для начала — десять сеансов, а дальше все будет зависеть от того, что ей удастся выяснить.
— И сколько надо будет доплачивать? — спрашивает папа Макса.
— Ты серьезно? У нас есть возможность помочь нашему сыну, а тебя волнует, во что это нам обойдется?
— Я просто спросил, — говорит папа Макса, и я слышу по его голосу, что ему неприятно, что он об этом спросил.
— Понятно, — отвечает мама Макса. — Двадцать долларов. Нормально?
— Я просто спросил, — снова говорит папа Макса. — Вот и все.
Он молчит где-то минуту, а потом улыбается и продолжает:
— Но если Макс пробыл у нее всего сорок пять минут и доплата двадцать баксов, можно попробовать подсчитать, сколько она берет за час.
— Она не в винном магазине работает, — говорит мама Макса. — Ради бога, Джон, она врач.
— Я просто пошутил, — говорит папа Макса и смеется.
На этот раз я думаю, что он говорит правду. И я думаю, что мама Макса тоже. Она улыбается, а потом садится рядом с папой.
— Что еще она сказала? — спрашивает он.
— Ничего особенного. Макс ответил почти на все вопросы, и она говорит, что это хорошо. Он не нервничал, когда остался без нас в ее кабинете. Это, по ее словам, необычно. Но он все равно думает, что один мальчик в школе хочет его убить. Томми Свинден. Ты его не знаешь?
— Нет.
— Макс сказал, что Томми не нравится его имя и потому он хочет его убить, но тут доктор Хоган ему не верит.
— Она не верит, что Томми Свинден хочет убить Макса, или не верит, что Томми не нравится имя Макса?
— Не знаю, — говорит мама Макса. — Она думает, что Макс не все ей рассказал. Ей кажется,
тут Макс чего-то недоговаривает.— И что нам делать? — спрашивает папа Макса.
— Завтра я собираюсь позвонить в школу. Макс, наверное, что-то не так понял, но я хочу все проверить.
— Мама-вертолет спешит на помощь?
Папа Макса часто называет маму «мама-вертолет», но я еще не понял, что это значит. Что такое вертолет, я знаю, но я никогда не видел, чтобы мама Макса летала на вертолете или даже играла с игрушечными вертолетами Макса, хотя у него много игрушечных вертолетов.
Мама Макса улыбается, и я совсем теряюсь в догадках. Когда папа Макса называет ее «мама-вертолет», она обычно злится, а иногда ей кажется, что это смешно, только я не понимаю, в чем разница.
— Если Томми Свинден угрожает моему сыну, — говорит мама Макса, — я, если понадобится, пошлю на его голову все ВВС. И маму-вертолет в том числе.
— Ты иногда немного слетаешь с катушек, — отвечает папа Макса. — И порой слишком остро на все реагируешь. Но Максу повезло, что у него такая мама.
Мама Макса берет папу за руку. Кажется, они собираются поцеловаться, и мне становится неловко, но они не целуются, и мама говорит:
— Доктор Хоган хочет встретиться со мной после двух сеансов. Пойдешь с нами в следующий раз?
— За это тоже надо будет доплатить?
Теперь они в самом деле целуются, так что я отворачиваюсь. Хотел бы я знать, что значит «доплачивать». Когда папа Макса в первый раз сказал про доплачивать, мама разозлилась. А теперь, когда он об этом говорит, она его целует.
Вот почему я очень хорошо понимаю Макса. Взрослые сбивают с толку даже меня.
Глава 21
Сегодня миссис Паттерсон не пришла в школу. Миссис Палмер может за это на нее злиться, а я рад. Макс все еще не разговаривает со мной, но у меня как минимум есть два дня, чтобы он меня простил.
День был странный. Макс на меня даже не смотрел. Сначала были уроки у миссис Госк. Она объясняла детям таблицу умножения (которую Макс выучил два года назад). Потом мы пошли в художественный класс, где мисс Найт показывала Максу, как из цветных кусочков бумаги складывать одну картинку. Максу это, наверное, не очень понравилось. Он слушал мисс Найт невнимательно, хотя обычно любит составлять картинки.
Поел Макс в классе миссис Госк, а сейчас он идет в Учебный центр. Я иду рядом, но он даже не смотрит в мою сторону. Я уже сам начинаю злиться. По-моему, он чересчур болезненно на все реагирует.
Так мама Макса иногда говорит.
Я же всего лишь прошел за ним до машины миссис Паттерсон.
— Макс, хочешь поиграть в солдатиков после школы? — спрашиваю я. — Сегодня пятница, мы можем устроить целое сражение и играть завтра весь день.
Макс не отвечает.
— Это же глупо, — говорю я. — Ты не можешь злиться на меня всю жизнь. Я просто хотел узнать, что ты там делал.
Макс ускоряет шаг.
Мы снова идем к Учебному центру длинным путем, по которому недавно вела Макса миссис Паттерсон. Я догадываюсь, что Макс не зря выбрал эту дорогу. Наверное, он решил, что она лучше, потому что тогда в Учебном центре он проведет меньше времени.