Воспоминания воображаемого друга

Я поворачиваюсь, чтобы уйти из класса.

— Может, Вули знает, — говорит Паппи.

— Вули? — переспрашиваю я.

— Да. Вули.

У Паппи нет рук, поэтому он не показывает, а кивает в сторону раздевалки. Там, возле стены, стоит бумажный человечек. Он ростом мне едва до пояса, и сначала я думаю, что он — один из этих рисунков, которые не любит Макс. В детском саду есть такая игра: одни дети ложатся на большой лист бумаги, а другие их обрисовывают.

Учитель попытался обрисовать Макса, и Макс тогда завис.

А потом я приглядываюсь и вижу, что человечек моргает. Он качает головой вправо и влево, как будто пытается без рук сказать: «Привет!»

— Вули? — переспрашиваю я Паппи.

— Да, Вули.

— Он давно здесь?

— Не знаю, — говорит Паппи. — Не очень.

Я иду в раздевалку, где Вули, как мне кажется, висит на стене.

— Привет, — говорю я ему. — Меня зовут Будо.

— А я — Вули, — говорит бумажный человечек.

У него есть две руки и две ноги и почти нет тела. Похоже, будто его вырезали в спешке.

«Придумали в спешке», — поправляю я сам себя.

Края у него неровные, и он помятый, как будто его складывали по-всякому миллион раз.

— Ты давно здесь? — спрашиваю я.

— В этой комнате? Или вообще?

Я улыбаюсь. Понятно, что Вули умнее, чем Паппи.

— Вообще, — говорю я.

— С прошлого года, — говорит Вули. — С конца детского сада. Но я нечасто ходил в школу. Кайла обычно держала меня дома или складывала и носила в рюкзаке, но сейчас она меня чаще вытаскивает. Здесь я примерно месяц.

— А кто здесь Кайла? — спрашиваю я.

Вули протягивает руку, чтобы показать на Кайлу, но в этот момент его тело сворачивается и с бумажным шорохом соскальзывает на пол лицом вниз.

— Ты в порядке? — интересуюсь я.

— Да, — отвечает Вули и с помощью рук и ног переворачивается на спину. — Такое со мной часто случается.

Вули смотрит на меня и улыбается. У него не такой настоящий рот, как у меня, — просто линия, которая открывается, закрывается и меняет форму. Но края этой линии приподнимаются, и я понимаю, что он улыбается.

Я улыбаюсь в ответ и спрашиваю:

— Можешь встать?

— Конечно, — отвечает Вули.

После этого его тело поднимается посерединке, потом опускается, и Вули, как гусеница, подползает к стене. Когда его голова касается стены, он снова складывается в серединке тела и рывками поднимается вдоль стены. За два рывка он поднимается достаточно высоко и хватается за небольшую книжную полку, а потом подтягивается повыше. Теперь он снова стоит на ногах, прислонившись к стене.

— Не очень-то это легко, — говорю я.

— Да. Я умею быстро передвигаться на спине или на животе, но подниматься по стене мне трудно. Если не за что ухватиться, то вообще невозможно.

— Сочувствую, — говорю я.

— Все нормально, — кивает Вули. — На прошлой неделе я встретил мальчика, так он был как палочка от фруктового мороженого. Просто палочка без рук и ног. Джейсон принес его в школу, но, когда миссис Кропп разрешила ему поиграть в новую компьютерную игру, он бросил мальчика-палочку на парту и забыл его там. Я стоял у стены и смотрел, как он постепенно исчезает. Вот только что он лежал на парте, а в следующую секунду — уже нет. Ты когда-нибудь видел, как исчезает воображаемый друг?

— Да, — отвечаю я.

— Я плакал, — говорит Вули. — Я его даже не знал, но я плакал. Мальчик-палочка тоже плакал. Плакал, пока не исчез.

— Я бы тоже плакал, — признался я.

Мы оба какое-то время молчим. Я пытаюсь представить, каково это быть мальчиком — палочкой от мороженого.

Я решаю, что Вули мне нравится.

— А почему Кайла стала приносить тебя в школу? — спрашиваю я.

Я знаю, что, если ребенок начинает брать с собой воображаемого друга в новое место, обычно это означает, что случилось что-то плохое.

— Папа Кайлы больше с ней не живет. Он ударил ее маму и ушел. Прямо за столом. Ударил по лицу. Потом мама бросила в него тарелку с едой, и они начали кричать друг на друга. Очень громко кричали. А Кайла все время плакала. После этого она начала брать меня с собой в школу.

— Сочувствую, — снова говорю я.

— Не стоит, — говорит Вули. — Пожалей Кайлу. Мне нравится бывать в школе. Для меня-то все это значит, что я не исчезну, как мальчик-палочка. Кайла все время ходит к фонтанчику с водой, но на самом деле она просто проверяет, здесь я или нет. Поэтому я больше не лежу свернутый у нее в рюкзаке. Я думаю, если я останусь в рюкзаке, Кайла быстрее сможет забыть про меня. Так что хорошо, что она меня вытаскивает.

Я улыбаюсь. Вули умный. Он очень даже умный.

— А ты ничего не слышал о мальчике, которого зовут Макс? — спрашиваю я. — Он пропал на прошлой неделе.

— Он убежал. Правильно?

— Что ты о нем слышал?

— Миссис Кропп обедала здесь с двумя другими леди, и они о нем говорили. Миссис Кропп сказала, что он убежал.

— А что говорили другие леди? — спрашиваю я.

— Одна сказала, что его мог похитить человек, которого он знает. Она сказала, что детей обычно похищают люди, которых они знают. Она сказала еще, что Макс слишком глупый и не мог убежать и где-то долго прятаться так, что его никто не может найти.

— Макс не глупый, — говорю я.

Я даже удивился, как сильно меня разозлили слова Вули.

— Я этого не говорил, это та леди сказала.

— Знаю. Извини. Но она права — Макса похитили. Его похитила миссис Паттерсон.

— Кто такая миссис Паттерсон? — спрашивает Вули.

— Учительница Макса.

— Учительница? — Вули очень сильно удивляется, а я чувствую, что у меня наконец-то появился союзник. — Ты кому-нибудь про это говорил? — спрашивает он.

— Нет. Макс — единственный человек, который может меня услышать.

— О, — говорит Вули, и его зрачки, то есть простые кружочки внутри кружочков, становятся больше. — О нет. Макс — твой друг-выдумщик?

Я никогда не слышал, чтобы так кого-то называли, но соглашаюсь с Вули.

— Может, мне следует рассказать об этом Кайле? — предлагает Вули. — А она вместо тебя расскажет обо всем миссис Кропп.

Я об этом раньше не подумал, но Вули прав. Вули может быть моим связным с миром людей. Он может поговорить с Кайлой, потом Кайла поговорит с миссис Кропп, а потом миссис Кропп поговорит с шефом полиции. Даже не верится, что я сам до этого не додумался.