Воспоминания

Ноябрь

(9) ***

Мы живем, под собою не чуя страны,Наши речи за десять шагов не слышны,

А где хватит на полразговорца -Там припомнят кремлевского горца.

Его толстые пальцы, как черви, жирныИ слова, как пудовые гири, верны,

Тараканьи смеются глазища,И сияют его голенища.

А вокруг него сброд тонкошеих вождей,Он играет услугами полулюдей.

Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет -Он один лишь бабачет и тычет.

Как подкову, дарит за указом указ -Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз,

Что ни казнь у него — то малинаИ широкая грудь осетина.

Ноябрь

III. ИЗ ПЕРВОЙ ВОРОНЕЖСКОЙ ТЕТРАДИ 1935

(10) ЧЕРНОЗЕМ

Переуважена, перечерна, вся в холе,Вся в холках маленьких, вся воздух и призор,Вся рассыпаючись, вся образуя хор, -Комочки влажные моей земли и воли…

В дни ранней пахоты черна до синевы,И безоружная в ней зиждется работа -Тысячехолмие распаханной молвы:Знать, безокружное в окружности есть что-то.

И все-таки земля — проруха и обух:Не умолить ее, как в ноги ей ни бухай.Гниющей флейтою настраживает слух,Кларнетом утренним зазябливает ухо…

Как на лемех приятен жирный пласт,Как степь лежит в апрельском провороте!Ну, здравствуй, чернозем: будь мужествен, глазаст,Черноречивое молчание в работе…

Апрель

(11) КАМА

I

Как на Каме-реке глазу темно, когдаНа дубовых коленях стоят города.

В паутину рядясь, борода к бороде,Жгучий ельник бежит, молодея в воде.

Упиралась вода в сто четыре весла,Вверх и вниз на Казань и на Чердынь несла.

Там я плыл по реке с занавеской в окне,С занавеской в окне, с головою в огне.

И со мною жена пять ночей не спала,Пять ночей не спала — трех конвойных везла.

II

Я смотрел, отдаляясь, на хвойный восток -Полноводная Кама неслась на буек.

И хотелось бы гору с костром отслоить,Да едва успеваешь леса посолить.

И хотелось бы тут же вселиться — поймиВ долговечный Урал, населенный людьми.

И хотелось бы эту безумную гладьВ долгополой шинели беречь, охранять.

Апрель-май

(12) СТАНСЫ

I.

Я не хочу средь юношей тепличныхРазменивать последний грош души.Но, как в колхоз идет единоличник,Я в мир вхожу — и люди хороши.

2.

Люблю шинель красноармейской складки,Длину до пят, рукав простой и гладкийИ волжской туче родственный покрой,Чтоб, на спине и на груди лопатясь,Она лежала, на запас не тратясь,И скатывалась летнею порой.

3.

Проклятый шов, нелепая затея,Нас разлучили. А теперь, пойми,Я должен жить, дыша и большевея,И, перед смертью хорошея,Еще побыть и поиграть с людьми!

4.

Подумаешь, как в Чердыни-голубе,Где пахнет Обью и Тобол в раструбе,В семивершковой я метался кутерьме.Клевещущих козлов не досмотрел я драки -Как петушок в прозрачной летней тьме -Харчи, да харк, да что-нибудь, да враки, -Стук дятла сбросил с плеч. Прыжок. И я в уме.

5.

И ты, Москва, сестра моя, легка,Когда встречаешь в самолете братаДо первого трамвайного звонка,-Нежнее моря, путаней салата -Из дерева, стекла и молока.

6.

Моя страна со мною говорила -Мирволила, журила, не прочла,Но возмужавшего меня, как очевидца,Заметила — и вдруг, как чечевица,Адмиралтейским лучиком зажгла.

7.

Я должен жить, живя и большевея,Работать речь, не слушаясь, сам-друг.Я слышу в Арктике машин советских стук,Я помню всё — немецких братьев шеиИ что лиловым гребнем ЛорелеиСадовник и палач наполнил свой досуг.

8.

И не ограблен я и не надломлен,Но только что всего переогромлен.Как «Слово о полку», струна моя туга,И в голосе моем после удушьяЗвучит земля — последнее оружье -Сухая влажность черноземных га…

Май-июнь

(13)***

День стоял о пяти головах. Сплошные пять сутокЯ, сжимаясь, гордился пространством за то, что рослона дрожжах.Сон был больше, чем слух, слух был старше, чем сон — слитен, чуток…А за нами неслись большаки на ямщицких вожжах.

День стоял о пяти головах и, чумея от пляса,Ехала конная, пешая, шла черноверхая масса:Расширеньем аорты могущества в белых ночах — нет, в ножах -Глаз превращался в хвойное мясо.

На вершок бы мне синего моря, на игольное только ушко,Чтобы двойка конвойного времени парусами неслась хорошо.Сухомятная русская сказка! Деревянная ложка — ау!Где вы, трое славных ребят из железных ворот ГПУ?

Чтобы Пушкина чудный товар не пошел по рукам дармоедов,Грамотеет в шинелях с наганами племя пушкиноведов -Молодые любители белозубых стишков.На вершок бы мне синего моря, на игольное только ушко!

Поезд шел на Урал. В раскрытые рты намГоворящий Чапаев с картины скакал звуковой -За бревенчатым тыном, на ленте простыннойУтонуть и вскочить на коня своего!

Апрель-май

IV. ИЗ ВТОРОЙ ВОРОНЕЖСКОЙ ТЕТРАДИ ЗИМА 1936/1937

(14) ***

Из-за домов, из-за лесов,Длинней товарных поездов,Гуди, помощник и моих трудов,Садко заводов и садов.

Гуди, старик, дыши сладко,Как новгородский гость СадкоПод синим морем глубоко,Гуди протяжно в глубь веков,Гудок советских городов.

6 — 9 декабря

(15) ***

Когда заулыбается дитяС развилинкой и горести и сласти,Концы его улыбки, не шутя,Уходят в океанское безвластье.

Ему невыразимо хорошо,Углами губ оно играет в славе -И радужный уже строчится шовДля бесконечного познанья яви.

И цвет и вкус пространство потеряло,Хребтом и аркою поднялся материк,Улитка выползла, улыбка просияла,Как два конца их радуга связала,И в оба глаза бьет атлантов миг.