Воспоминания

[146]…победил… Авербах со своим РАЛПом. — В феврале 1926 г. Чрезвычайная конференция пролетарских писателей осудила линию «старого напостовства», проводимую журналом «На посту» (С. Родов, Г. Лелевич, И. Вардин). Ядро «нового напостовства» составили: ответственный редактор нового журнала «На литературном посту» Л. Авербах, Ю. Либединский, В. Ермилов, В. Киршон, А. Фадеев и другие. В мае 1928 г. во главе с генеральным секретарем Л. Авербахом была образована Российская ассоциация пролетарских писателей (РАПП). Ликвидирована, в связи с созданием единой писательской организации, постановлением ЦК ВКП(б) от 23 апреля 1932 г.

[147]Парнок — авторский двойник в повести Мандельштама «Египетская марка» (1928).

[148]…в трех-четырех литературных статьях… — Речь идет о статьях «Буря и натиск» (журн. «Русское искусство». 1923. № 1), «Vulgata» (там же. № 2 — 3), «Литературная Москва» I и II (журн. «Россия». 1922. № 1 и 2) и, вероятно, «Веер герцогини» (газ. «Вечерний Киев». 1929. 25 янв.). Выпады против Ахматовой содержались в двух первых статьях.

[149]…напечатал статью в харьковской газете… — Статья «Письмо о русской поэзии» была напечатана в ростовской газете «Советский Юг» (1922. 21 янв.). Рецензия на Альманах муз» (1916) имеет название «О современной поэзии», в ней Мандельштам переадресовал Ахматовой слова Пушкина об «одетой убого, но видом величавой жене».

[150]…его вынудили сделать доклад об акмеизме и ждали «разоблачений»… — Это было в феврале 1935 г. «на широком собрании воронежского Союза писателей». По словам председателя Ст. Стоичева, тогда «был поставлен доклад об акмеизме с целью выявления отношения Мандельштама к своему прошлому. В своем выступлении Мандельштам показал, что он ничему не научился, что он кем был, тем и остался» (из выступления Стоичева на партсобрании ССП Воронежской области в апреле 1936 г.). Эти сведения о Мандельштаме Стоичев повторил 28 сентября 1936 г. в ответ на запрос центрального Союза писателей о положении дел с «разоблачением классового врага на литературном фронте» (ЦГАЛИ, ф. 631).

[151]Нечто подобное он ответил и ленинградским писателям на своем вечере в Доме печати. — Выступая там 2 марта 1933 г., Мандельштам на вопрос: «Вы тот самый Мандельштам, который был акмеистом?» — ответил, что «он тот самый Мандельштам, который был, есть и будет другом своих друзей, соратником своих соратников, современником Ахматовой» (неопубл. запись из дневника Ел. А. Миллиор).

[152]…попытка отречения 22 года вызвана улюлюканьем по поводу акмеизма… — В 1923 г. (25 дек.) Мандельштам писал Л. В. Горнунгу: «…ощущенье времени меняется. Акмеизм 23 года — не тот, что в 1913 году. Вернее, акмеизма нет совсем. Он хотел быть лишь „совестью“ поэзии. Он суд над поэзией, а не сама поэзия. Не презирайте современных поэтов, на них благословенье прошлого» (см.: «Лит. обозрение». 1986. № 9. С. 110).

[153]…«один на всех путях»… — Из стихотворения Мандельштама 1932 г. «О, как мы любим лицемерить…».

[154]Когда мы были на Кавказе в 1921 году, Каблуков умер… — Он умер раньше, в декабре 1919 г., когда Мандельштам был в Крыму. В Публичной библиотеке в Ленинграде хранятся его дневники с записями о Мандельштаме. Статьи «Скрябин и христианство» в сохранившейся небольшой части его архива нет.

[155]В черновиках «Египетской марки» сохранились насмешки над Парноком… Это явный намек на Скрябинский доклад. — Имеется в виду следующее место, не вошедшее в окончательный текст повести: «Визитка погибла бесславно, за недоплаченные пять рублей, а не в ней ли Парнок накануне падения монархии прочел свою речь „Теософия как мировое зло“ в особняке Турчанинова и обедал по приглашению тайного католика Волконского в кабинете у Донона с татарами и бразильским атташе? И не в ней ли он должен был войти в замороженную сферу верховного политического эфира, чтобы проповедать хорошенькой девице, жующей соломинку английского „th“, свою теорию о Габсбургах? Теперь все рушилось. Без визитки нельзя было сунуться ни к германофилам, ни к теософам».

Где и когда Мандельштам читал свой доклад о Скрябине, не выяснено.

[156]«Правда по-гречески значит „мрия“… — Циническая шутка В. Катаева («мрия» — укр. «мечта») приводится у Мандельштама в «Четвертой прозе».

[157]…появилась клятва четвертому сословию… ее не случайно так холодно приняли те, от кого зависело распределение благ. — Стихотворение «1 января 1924», где эта клятва была произнесена (см. прим. к с. 107), появилось в журнале «Русский современник» (1924. № 2). Критик Г. Лелевич тогда писал: «Насквозь пропитана кровь Мандельштама известью старого мира, и не веришь ему, когда он в конце концов начинает с сомнением рассуждать о „присяге чудной четвертому сословью“. Никакая присяга не возвратит мертвеца» (Молодая гвардия. 1924. № 7/8. С. 263).

[158]…«Здесь я стою, я не могу иначе…» — Слова М. Лютера, вынесенные Мандельштамом в начало стихотворения 1915 г.

[159]…он не мог не чувствовать себя «усыхающим довеском прежде вынутых хлебов».–

…И свое находит местоЧерствый пасынок веков -Усыхающий довесокПрежде вынутых хлебов -

из стихотворения Мандельштама «Как растет хлебов опара…», факсимильно напечатанного в «Известиях ВЦИК» 23 сентября 1922 г

[160]Уленшпигелевское дело — дело Мандельштама с переводчиком «Легенды об Уленшпигеле» А. Г. Горнфельдом и издательством «Земля и Фабрика», заказавшим Мандельштаму литературную обработку «Уленшпигеля». Из-за нагло-клеветнического фельетона Д. Заславского «О скромном плагиате и развязной халтуре» (Лит. газ. 1929. 7 мая) разразился крупный общественный скандал. В начале 1930 г. дело, с политическими разбирательствами, перешло в Центральную контрольную комиссию ВКП (б).

[161] Ломинадзе не погиб, а просто был убран из Грузии. — примеч. 1977 г.

[162]В стихах сказано, что их нельзя отнять… — «Губ шевелящихся отнять вы не могли» и «Да, я лежу в земле, губами шевеля» — строчки из стихов Мандельштама, входящих в «Первую воронежскую тетрадь».

[163]…до «начала грозных дел»… — Т. е. до августа 1936 г.

[164]…«национальная по форме, социалистическая по содержанию»… — Определение культуры при диктатуре пролетариата, — в такой форме его дал Сталин на XVI съезде партии (июнь 1930).

[165]…жалобы Шевченко… на неотвязность стихов… — «Я хорошо знал, что живопись — моя будущая профессия, мой насущный хлеб, — вспоминая о годах учения в Академии художеств, писал Т. Г. Шевченко. — И вместо того чтобы изучить ее глубокие таинства, и еще под руководством такого учителя, каков был бессмертный Брюллов, я сочинял стихи, за которые мне никто ни гроша не заплатил, и которые наконец лишили меня свободы, и которые, несмотря на всемогущее бесчеловечное запрещение, я все-таки втихомолку кропаю. И даже подумываю иногда о тиснении этих плаксивых, тощих детей моих. Право, странное это неугомонное призвание» («Дневник», запись 1 июля 1850 г.).