Восстание
Шрифт:
— Что прошло, то прошло.
— Мы сами должны о себе побеспокоиться.
— Ну ладно, пошли-ка на рыночную площадь!
Люди случайно встречались друг с другом и задавали вопросы, которые их интересовали. Дома не усидели даже женщины, они пришли на площадь с детьми. Одни шли сюда, чтобы посмотреть на других, другие — чтобы показать себя: уж слишком долго они не выходили на свет.
На улице, где жил Хайнике, люди тоже собирались группами. Их голоса доносились и до комнаты, в которой под наблюдением Лиссы лежал на своем диване Георг Хайнике. Лисса несколько раз выглядывала
Лисса осторожно разбудила Георга. Не открывая глаз, он спросил:
— Они все еще стоят под окнами?
— Да.
Георг прислушался к голосам, которые доносились с улицы.
— Кто там?
— Люди, очень много людей.
— Хорошо, — проговорил он.
— Я думаю, они говорят о нас.
— Почему?
— Не знаю, но вид у них не очень дружелюбный.
— Вот как? — спросил Георг и сам же пояснил: — Хорошо, что они вышли на улицы. Это значит, что они уже ничего не боятся. Неизвестность, в которой они жили до сих пор, канула в прошлое. Время идет вперед! Через каких-нибудь несколько дней станет ясно…
— Что станет ясно? — спросила Лисса.
— Что мы победили.
Она встала и подошла к окну.
— Почему вы остались в городе? — спросил Георг у Лиссы.
— Не знаю, — ответила она тихо и отошла от окна.
— Без причины ничего не делается.
— Люди тянутся к центру города.
— У них есть вопросы к нам…
— Но кто им на них ответит? — спросила Лисса.
— Кто вас ко мне послал? — в свою очередь спросил Георг.
— Люди идут в город безо всякого принуждения.
— Но ведь они меня совсем не знают.
Лисса повернулась к Георгу и взглянула на него своими темными большими глазами.
— И я вас, Хайнике, совсем не знаю.
Георг привстал, опершись на подлокотники.
Лисса не отошла от окна, хотя ей хотелось подойти к Георгу и упросить его не вставать из коляски, так как он еще мало отдохнул. Если бы она поднесла Георгу к глазам зеркало, он бы ужаснулся, увидев себя.
Хайнике, словно отгадав ее мысли, рассмеялся. Он встал, чувствуя, что боль в ногах утихла, голова почти не кружится.
Лиссу удивила сила воли, которой обладал этот человек. Она боялась, что он сейчас попросит сопровождать его на улицу, где он захочет посмотреть на людей и даже поговорить с ними.
— Боитесь? — спросил Георг.
Лисса покачала головой.
— А что случилось? — спросил он и ободряюще улыбнулся.
— Я ищу для себя место, хочу чем-то заняться. Моего отца убили.
— А кем был ваш отец?
— У него было свое дело. Фамилия его Шрайтер.
Георг сел в коляску и, положив локти на колени, ладонями обхватил голову. Он слышал, как Лисса вышла из комнаты, оставив его одного.
Капитан Брохви несколько минут молча разглядывал Пляйша. Чуть-чуть улыбаясь, он слегка покачивал головой. Офицер не понимал этого смешного патера. Все, что тот рассказал, не имело абсолютно никакой ценности. Ясно было одно: без причин священник не покинул бы родного города. Уж не испугался ли он русских?
Капитан снова покачал головой. Русских солдат нечего бояться. Возможно, патер ждал прихода американцев только потому, что был уверен: с приходом русских все церкви будут отданы под музеи или под складские помещения. Об этом в то время много болтали обыватели.— Вы должны быть уверены в том, что в Вальденберге будет установлен новый порядок, не имеющий ничего общего с нацизмом, — сказал американец.
Священник понимающе кивнул.
— Однако и при этом новом порядке возможны серьезные затруднения с продовольствием, — продолжал капитан.
Патер поднял на него глаза и подумал: «Знает ли он, что такое голод? По-видимому, не знает. Для него умершие от голода люди ничего не значат. Сам он сыт, а сытый, как известно, голодного не разумеет».
Пляйша разбирало профессиональное любопытство, есть ли у американцев душа. Немного подумав, он решил, что души у них нет, ни души, ни совести, ничего. На него нашел приступ злости: «Банда какая-то эти американцы!»
Пляйш разозлился и на самого себя за то, что ошибся в своих недавних суждениях, ошибся в этих американцах, которых он, заблуждаясь, считал своими возможными союзниками.
— Нам ничего не известно о том, что в Вальденберге царит хаос. И какие же это беспорядки, если все фашисты там арестованы? — спросил американец.
— А где же справедливость? — спросил патер, прекрасно зная, что ответить на этот его вопрос не так-то легко.
— Нам отдано указание перевести арестованных фашистов в военную тюрьму, расположенную в нашей зоне. Там они будут находиться в большей безопасности. Мы благодарим вас за сообщение, которое помогло нам опередить русских в решении этого вопроса.
Лицо капитана было в этот момент похоже на лицо спортсмена, одержавшего победу, которая казалась ему уже невозможной, но которую он все же одержал.
Священник схватился за голову. В благодарности капитана он увидел злую насмешку. Теперь он уже ничем не мог подтолкнуть американцев занять их город. Арестованные нацисты должны были в планах Пляйша сыграть роль приманки, но они не сыграли этой роли. Он сам подсказал американцам другое решение. Теперь, убедившись в правоте сказанного патером, они с десятком солдат поехали в Вальденберг и забрали оттуда интересующих их нацистов в свою тюрьму. Теперь их уже ничем не заманить в Вальденберг…
— Вы не знаете немцев! — громко воскликнул патер.
— Как так?
— Не знаете, и все!
— Война окончилась, земля принадлежит нам и…
— Немцам война не нужна, если бы вы…
— Вы что, не любите своих соотечественников? — спросил капитан.
— Некоторых из них!
— А по какой причине?
— Вам этого не понять.
— Вы озлоблены?
— Возможно.
— Чем или кем?
— Вами! — закричал патер. — Я пришел к вам добровольно. Меня никто к этому не принуждал. Я взял на себя трудную миссию, взял по своему желанию, из одной только убежденности, что делаю очень нужное, крайне необходимое дело. Я был уверен в том, что встречу здесь людей, которые понимают требования времени.