Восстание
Шрифт:
— Какого времени?
Патер даже застонал и, помолчав, ответил:
— Верующие жители нашего города послали меня к вам. Только я один согласился пойти к вам с такой миссией. Это был нелегкий путь, путь в полную неизвестность. Я пришел к вам из другого мира, который вы совсем не знаете. Но вы, ослепленные своими военными победами, не оценили моего шага. Вы не понимаете, что должны идти с нами бок о бок, иначе ваш поход потеряет всякий смысл.
Капитан встал, выпрямился. На лицо американца падал свет из окна. Теперь Пляйш мог лучше разглядеть офицера. Он был далеко не молод. Тонкогубый рот на узком лице, выдубленном ветрами, делал его особенно некрасивым.
— Наша задача заключалась в том, чтобы вести войну против Германии, — начал капитан. — Ваша
— Разве на свете есть другая сила, кроме вашей силы и нашей веры, с помощью которых мы можем построить новую жизнь?
Капитан промолчал.
— Если хотите, я сам могу ответить вам на этот вопрос. Только боюсь, что вам он может не понравиться… — Патер помолчал немного, а потом продолжал: — Если мы с вами не будем действовать совместно, то судьбу Германии и германского народа решат коммунисты. Они сильны и способны свои слова подтвердить своими делами. Если они это сделают, нам с вами придет конец. Они подомнут нас под себя своей мощью. Но мы снова поднимемся на ноги, а вот вы после того, что вы сегодня с нами хотите сделать, после вашего отказа оказать нам необходимую помощь, вы сами в один прекрасный день можете оказаться на земле. Коммунистов, когда они находятся у власти, не победить. Англичане это поняли давно и потому хотели задавить их интервенцией. Но интервенция англичан потерпела фиаско. Тогда спустя два десятка лет они пошли на союз с русскими ради спасения собственной шкуры. Если бы они этого не сделали, им пришлось бы плохо. Вы же проиграете, если не захватите власть в Вальденберге.
— А что, собственно говоря, представляет собой этот ваш Вальденберг? — небрежно спросил капитан.
— Возможно, зародыш красной Германии. Что мы станем делать, если в Вальденберге будет провозглашена социалистическая германская республика?.. Я должен знать, займете вы наш город или нет?!
— К сожалению, сложилась очень сложная ситуация…
— Значит, вы так ничего и не поняли.
— Понял, все понял, но ситуация сейчас не та. Для нас этот Вальденберг лишь одна из многих точек на географической карте.
— Бездушный… — прошептал священник.
— Существует союзническое соглашение…
— Я глубоко ошибся в вас! — с чувством сказал патер. — Вы не тот, каким кажетесь. Вы не можете понять, тот ли я человек, перед которым нужно показывать свое истинное лицо, или нет. Вы ослеплены своим превосходством, которое зиждется на победах вашего оружия. Вы требуете от меня, чтобы я построил вам мост, по которому вы беспрепятственно пройдете.
Патер уставился на капитана, который на сей раз не отвел глаза в сторону. Но на лице американца ничего нельзя было прочесть.
В окне виднелся клочок голубого неба и серые шиферные крыши домов.
— Вы можете на меня положиться… — после долгой паузы, так и не дождавшись ответа, сказал священник.
Капитан молча кивнул.
— Я нахожусь в вашем полном распоряжении, но хватит наконец молчать. Скажите хоть что-нибудь!
Капитан упорно молчал.
— Вы должны мне сказать…
— Потом! — перебил его американец.
«Потом будет слишком поздно, — решил про себя патер. — Не сидеть же мне здесь несколько дней. Чего я здесь добьюсь?»
Еще до встречи с американцами патер мысленно нарисовал картину своего возвращения в родной город. Он представлял себя идущим во главе американских частей, которые занимают ратушу. Ентца он сразу же отошлет домой, а вот Раубольда, который посадил всех фашистов в тюрьму, самого бросит в тюремную камеру. А Хайнике, этого Георга Хайнике, который выжил, несмотря на все свои болезни, священник передаст американцам, которые немедленно посадят его под домашний арест. К двери его комнаты приставят часового, который не будет впускать к нему ни одного человека. Хайнике запретят выходить из комнаты. Окна завесят темными одеялами, и таким образом он будет как бы погребен заживо. Если бы этот Хайнике умер, коммунисты остались бы без руководителя. Всю полноту власти в городе американцы
возьмут в свои руки, а его, Пляйша, сделают своим советником. Он вроде бы останется в тени, но молчать он не будет. Уж он-то подскажет, с кем как поступить. И все это нужно сделать быстро, так как потом будет просто поздно.— Если вы сейчас же… — начал Пляйш, но капитан улыбнулся и сказал, перебив его:
— Вы слишком спешите, святой отец.
Мечта о триумфальном возвращении в родной город развеялась как дым. Солнечный луч уже не освещал комнату, а лицо американца стало каким-то безжизненным.
Со всех концов города к рыночной площади тянулись люди.
Хиндемит ехал по узеньким улочкам города, пока путь ему не преградил часовой.
Ентц высунулся из окошка и, вглядываясь в лица людей, пытался определить их настроение. Лица у всех были строгие, но не испуганные. Солдат на улице почти не было видно.
Обернувшись к Хиндемиту, Ентц заметил:
— Самое трудное у них позади. Им лучше, чем нам.
Хиндемиту не понравилось, что на улицах города так много народу, но он похвалил порядок на улицах. Перед рыночной площадью собралось столько людей, что проехать было невозможно. Солдаты, сидевшие на заднем сиденье, забеспокоились.
— Что тут у вас происходит? — спросил Хиндемит, высунувшись из кабины.
— Поймали тут одного!
— Кого именно?
— Нацистского гауляйтера!
— Не надоел он тебе, что ты еще раз захотел его увидеть?
— Надоел не надоел, а я погляжу на него! Вот газета, в ней все написано!
Хиндемит взял протянутую ему небольшую газету и передал ее Ентцу.
Пока машина стояла, можно было прочитать, что там написано.
— «С быстротой молнии распространилось в четверг известие о том, что арестован один из бывших крупных нацистов Саксонии Мартин Мутшман. Население, более десяти лет страдавшее под игом этого гитлеровского сатрапа, с облегчением вздохнуло, — начал читать Ентц вслух. — В течение долгих лет он злоупотреблял своим служебным положением и распоряжался судьбами многих людей. Он непосредственный виновник гибели тысяч людей в концлагерях Саксонии, но, кроме того, мы никогда не забудем, что он является убийцей наших жен и детей, погибших под бомбами. Он, который в течение многих лет кричал о необходимости воспитания у немецкого населения мужества и вежливости, сам трусливо бежал от ответственности, заклеймив себя самым позорным образом. Но и это еще не все. Он зарекомендовал себя как спекулянт и обманщик большого масштаба. У него были конфискованы огромные ценности, которые по праву должны принадлежать народу. В то время как тысячи людей голодали, влача жалкое, полуголодное существование, сам Мартин обогащался, купаясь в золоте.
И вот сейчас он стоит на рыночной площади города, но на сей раз без своей пышной свиты, в самом что ни на есть неприглядном виде. По внешнему виду — жалкий тип, а в целом он как был, так и остается изменником, который не вызывает ни жалости, ни сочувствия».
Они с трудом поехали дальше, и живой людской коридор сразу же смыкался за ними, как только машина проезжала.
Однако скоро они снова остановились. Не помогали ни сигналы клаксона, ни ругань.
Ентц спросил одного из солдат:
— Ну, что теперь будем делать?
Тот вылез из машины и что-то крикнул столпившимся на дороге людям. Это помогло: люди расступились, отошли на тротуары.
— Давай! Давай! — крикнул шоферу солдат, стоя на переднем крыле и время от времени крича:
— Давай! Давай!
В центре площади была сооружена импровизированная трибуна из неструганых досок, на которой стоял какой-то мужчина, глядя на толпу.
— Останови! — приказал Ентц шоферу.
Русские солдаты торопили его ехать дальше, но Ентц вылез из машины и направился к трибуне, чтобы поближе увидеть стоявшего на ней человека. На нем был грязный, но из хорошего материала костюм. Глазами он искал в толпе тех, кто еще совсем недавно, когда он носил нацистскую форму, взахлеб слушал его речи. На сей раз ему никто не улыбался, никто не делал дружеских знаков.