Восстаньте из праха (перевод М. Ахманова)

Коллоп отказывался рассматривать свою подругу как объект сугубо физиологических упражнений. Он полагал, что нужно любить женщину, с которой живешь. Бартон насмехался над ним, утверждая, что его желание легко выполнимо. Коллоп любит все человечество; значит, теоретически, он должен взять первую женщину, которая скажет ему «да».

— Собственно говоря, мой друг, так и произошло, — защищался Коллоп.

— И по случайному совпадению она оказалась красивой, неглупой и страстной? — продолжал донимать его Бартон.

— Хотя я стараюсь возвыситься над человеческим естеством или, скорее, стать более совершенным человеком, я все еще слишком человек, — ответил Коллоп. Затем он улыбнулся: А вы желаете видеть меня мучеником, намеренно связавшим жизнь с какой-нибудь уродливой каргой?

— Глупости, — сказал Бартон, — все это глупости. Что касается меня, то я ценю в женщине красоту и обаяние. Мне нет дела до ее мозгов. И я предпочитаю блондинок. Струны моей души отзываются только на прикосновение пальцев золотоволосых фей.

Геринг взял в свою хижину рослую валькирию, большегрудую, широкоплечую шведку восемнадцатого века. Бартон как-то полюбопытствовал, не напоминает ли она немцу его первую жену, своя-ченницу знаменитого шведского исследователя графа фон Розена. Геринг признался, что Карла не только вылитая копия его Карин, но даже тембр голоса у них одинаков. Казалось, он был очень счастлив со своей шведкой, и она платила ему взаимностью.

Затем, однажды ночью, во время неизменного предутреннего дождя, что-то вырвало Бартона из глубокого сна.

Ему показалось, что он слышал крик; но, окончательно пробудившись, он смог различить только отдаленные раскаты грома и треск полосующих небо разрядов молний. Он прикрыл глаза, пытаясь снова уснуть. Крик раздался снова. Испуганный голос женщины доносился со стороны соседней хижины.

Он вскочил, распахнул легкую бамбуковую дверь и высунул голову наружу. Струи холодного дождя брызнули в лицо. Мрак царил над равниной, и только вершины западного хребта иногда освещались вспышками молний. Затем огненная стрела с громким шипеньем ударила рядом; в ушах у него зазвенело, огненные круги поплыли перед глазами. Однако он успел заметить две белые призрачные фигуры у входа в хижину Геринга. Немец сжимал руками горло женщины; она, вцепившись ему в запястья, пыталась оттолкнуть его.

Бартон выскочил наружу, поскользнулся в мокрой траве и упал. Когда он поднялся, другая вспышка высветила стоящую на коленях женщину; ее спина была неестественно выгнута, руки пали вдоль тела. Искаженное лицо Геринга нависало над ней. Через мгновение Коллоп выбежал из своей хижины, оборачивая вокруг пояса покрывало. Бартон бросился вперед, но Геринг уже исчез в темноте. Опустившись на колени рядом с женщиной, Он приложил ладонь к ее груди; сердце не билось. Новая вспышка молнии бросила бледный свет да ее сведенное судорогой лицо, раскрытый рот, выкаченные глаза.

Он поднялся на ноги и закричал:

— Геринг! Где вы?

Сильный удар по затылку бросил его лицом вниз, на мокрую землю.

Оглушенный, Бартон приподнялся на локтях и коленях — и тут же получил второй жестокий удар. Почти теряя сознание, он перекатился на спину, поднял ноги и выставил вперед руки, пытаясь защититься. Молния осветила Геринга, стоявшего над ним с дубиной в руках. У него было лицо безумца.

Снова молния взрезала мрак. Что-то белое, расплывчатое прыгнуло на Геринга из темноты. Две бледные фигуры упали вниз, в траву, и покатились по ней, терзая друг друга.

Пошатываясь, Бартон поднялся и шагнул к ним, но споткнулся о тело Коллопа; немец с силой отшвырнул его прочь. Бартон встал снова, но Коллоп был быстрее. Он снова сцепился с Герингом, затем раздался громкий страшный хруст, и Коллоп согнулся пополам. Бартон пытался бежать, его ноги подгибались; гнев, пересиливший страх смерти, бросил его в атаку. Грохот, новая вспышка света — и он увидел Геринга, застывшего, как на фотографии, с палицей, поднятой к мрачному небу.

Дубина опустилась, он почувствовал резкую боль в плече, потом оно словно онемело. Теперь не только ноги, но и левая рука, отказывались служить ему. Однако он попытался нанести Герингу удар правой. Раздался треск, и ему показалось, что обломки ребер впились в его легкие. Задыхаясь, он снова повалился в холодную мокрую траву.

Что-то упало рядом. Сжав зубы, корчась от жуткой боли, он пополз вперед. Его рука нащупала палицу; должно быть, Геринг уронил ее. Содрогаясь от каждого мучительного вдоха, он заставил себя приподняться на колени. Где же этот безумец? Две смутные тени плясали и извивались перед ним, то соединяясь, то вновь расходясь. Хижина! Что-то случилось с его глазами... или, может быть, у него сотрясение мозга. Он запрокинул голову и внезапно увидел Геринга в тусклом отблеске далекой молнии. Вернее — двух Герингов, две совершенно одинаковые фигуры, разделенные расстоянием в пару ярдов; одна стояла на земле, вторая — словно висела в воздухе.

Фигуры подняли руки вверх, подставляя их под струи дождя, как будто пытались что-то смыть с ладоней. И когда они обе синхронно повернулись и направились к Бартону, он понял, что означает этот жест. Дикий, отчаянный вопль достиг его ушей:

— Смой кровь с моих рук! О, боже, боже, смой ее!

На дрожащих ногах Бартон шагнул к безумцу, поднимая палицу. Он собирался нанести Герингу удар в висок, но тот внезапно повернулся и побежал прочь. Бартон заковылял за ним, медленно спускаясь по склону холма к равнине. Дождь прекратился, сверкание молний погасло, и, как обычно, через пять минут небо очистилось от туч. Звездный свет упал на белую фигуру Геринга.

Подобно фантому, он скользил впереди своего преследователя, направляясь к берегу Реки. Бартон держался за ним, порой удивляясь, почему он не пытается догнать немца. Ноги его вновь обрели силу, в глазах больше не двоилось.

Они пересекли равнину, и Бартон, наконец, приблизился к Герингу. Тот скорчился у самой воды, пристально уставившись на дрожащие, размытые отражения звезды.

— Вы пришли в себя? — спросил Бартон.

Геринг вздрогнул. Он начал приподниматься, затем, застонав, снова согнулся, уткнувшись лицом в колени.

— Я знаю, что сотворил... но не знаю, зачем, — апатично произнес он. — Карла сказала, что уйдет от меня, что она не может больше выносить мои крики ночью, когда меня мучают кошмары... они не дают ей спать.., Я начал действовать... как-то странно. Сначала я умолял ее остаться; я говорил, что люблю ее и умру, если она меня покинет... Она ответила, что я нравился ей... да, нравился, но она не любила меня по-настоящему... И тогда мне показалось, что ее нужно убить... если я хочу удержать ее. Она, наверное, поняла... закричала и бросилась из хижины... Остальное вы знаете.