Восточная Пруссия глазами советских переселенцев

Навалихину. Он показал полковнику свой партбилет и спросил его, почему

ему верили, когда он воевал, а сейчас не верят в том, что его любимая

женщина — литовка. Мужу разрешили. Он со мной поехал к генералу. К нему

в кабинет он зашел один, а когда вышел, то на моем пропуске на выезд в

Германию было написано рукой генерала: «Оставить».

Когда я вернулась с мужем и детьми домой, то у всех соседей от

изумления глаза полезли на лоб: ведь милиция их просила проследить,

чтоб я уехала вместе с детьми.

В сорок восьмом году отправили не всех немцев, оставили нужных

специалистов. Окончательно всех выселили в пятьдесят первом году. Тогда

же меня опять решили выселять. Но в это время у нас был общий сын, и

муж написал Швернику в Кремль, что свою жену никуда не отправит. Через

две недели пришло указание из Москвы о выдаче мне советского паспорта.

Меня в УВД спросили, когда выдавали паспорт, кто же я на самом деле:

литовка или немка? Я ответила, что немка. Тогда меня спросили, почему я

врала? Я сказала, что не хотела уезжать.

Отношение переселенцев к депортации немцев

Разным было отношение советских людей к выселению немцев. Были и

равнодушные, и удовлетворенные этой акцией. «Русские спокойно относились к

выселению. Что они были, что нет» (Маргарита Павловна Алексеева). «Тогда все

равно было, все относились безразлично, — говорит Мария Николаевна

ТокареваИ сейчас думаю, что правильно их выселили».

Мы им очень сочувствовали, вспоминает Нина Моисеевна Вавилова, —

говорили: «Зачем вы их выселяете, ведь они же нам никакого вреда не делают?»

А нам отвечали, что йз Москвы пришло указание выселить всех до последнего

человека.

Судя по интервью, сочувствуя и жалея немцев, немногие из переселенцев

тогда считали депортацию мерой несправед ливой.

— Мы верили, — говорит Петр Тихонович Шевченко, ^что выселение само

собой нужное дело. Сейчас думаю, что жили бы они здесь, да и жили. Они нам не

мешали.

— Нужно было спрашивать их желание, — добавляет Вера Алексеевна

Амитонова. — Кроме того, применить классовый подход. А то ведь выселяли

рабочих, крестьян.

Владимир Тимофеевич Макеенко считает, что «не было бы толку, если бы

немцы остались: к нашей безалаберной системе они непривычны».

И все же сегодня большинство первых советских переселенцев критически

оценивает акцию депортации.

201

— Вот, кажется, что не все правильно мы тут делали,р- говорит Александра

Андреевна Клюка. — Не надо было немцев-то насильно увозить. Пусть бы жили

себе, кто хотел. Ведь сюда много случайных людей приехало. Шли в сельское

хозяйство работать, а сами ничего в нем не понимали. Вот и пошло все

наперекосяк. Хозяева-то ушли, вот земля родит плохо. Не чувствуем себя

хозяевами. Сердце болит.

А вот размышления Александра Игнатьевича Фурманова:

– — Тогда я считал, что немцев выселяют по справедливости: они

отвоевались, а эта наша земля по закону. Теперь же начинаю понимать, что мы

просто безбожно уничтожили все, что Осталось после немцев, даже хорошее.

Это, конечно, было варварством. Но надо понять и нас. В те годы все здесь было

чужое, немецкое. И у всех было стремление навсегда искоренить фашизм и

пруссачество.

А в заключение еще один рассказ из интервью Анны Ивановны Рыжовой:

– г- У меня была совсем маленькая сестричка. Родители целыми днями

на работе —I трудодни зарабатывали. Решили взять няньку ю немок. А та

немка от худобы светилась даже. Вся в лохмотьях! И глаза не двигались:

смотрят прямо, бездумно, бессмысленно. Каждые три дня стирала свою

«одежду» и тут же мокрую одевала. Но детей очень любила, очень бережно

относилась к сестре — как мать. И все молчала. Дают есть —- берет, забудут

про нее — виду не подаст, что голодная. На груди у нее медальон какой-то

был. Как вечер, снимает его, на колени встанет И долго-долго молчит. Я

понимала: молится. Что у этого несчастного человека тогда в душе

творилось? Сколько горя свалилось на эту почти девочку? И за что?.. Но

она верила! Если молилась, значит, верила, что может вырваться из этого

кошмара. А может, о душе молилась?

— Но ведь были среди немцев и такие, которые приняли новую власть?

— Приняли? Абсурд! Дело здесь не во власти. Дело в самом понятии

«родина». Это для немцев святое. Я уверена, что многие из них захотели бы

остаться, если бы была возможность. Одним повезло, другим нет. Жизнь. А

наши власти добросовестно исполняли приказ: «изгнать прусский дух».

Законы послевоенного времени...

КАК РАСПОРЯДИЛИСЬ НАСЛЕДСТВОМ?

(Вместо заключения)

Анатолий Яковлевич Мудро в:

— В первый раз я побывал в Кенигсберге в 1940 году. Давно это было. На

острове, где могила Канта, было много домов, очень много мелких магазинов,

лавок. Улицы узкие, шириной примерно от двух до пяти метров. От Южного