Восточные сюжеты
Шрифт:
ПЕСНЯ
Мы встретились с женой в университетском сквере на бывшей Моховой улице. Не часто выпадают вечера, когда некуда спешить: сын в гостях на даче у школьного товарища, и дома нас никто не ждет.
Обогнули «Националь» и вышли к устью улицы Горького. Теплый вечер подхватил нас и бросил в людскую реку. Мы нырнули в подземный переход и вынырнули, а река течет и течет. Отголоски чьих-то веселых разговоров,
После площади Маяковского идти стало просторнее, но у Белорусского вокзала толпа снова взяла нас в плен.
Ярко горели юпитеры над «Динамо». Из чаши стадиона, как из огромного улья, поднималось жужжание, иногда взрываемое ревом.
Засветились огни Аэровокзала. Мимо нас проносились жаркие троллейбусы, и мы не выдержали — шутка ли, сколько прошли! — и последние три остановки проехали на троллейбусе, встав на круге между двумя отсеками, где дуло в щели.
На скамье у входа в подъезд рядом с лифтершей, накинувшей на плечи тулуп, сидели двое наших друзей.
— И оба тебя спрашивают, а не мужа, — с довольным видом сказала лифтерша жене, скользнув при этом взглядом по моему лицу; однако в этот вечер я был далек от тех чувств, которые пыталась разбудить во мне лифтерша.
Белобровое, нежнокожее лицо младшего гостя залилось ярким румянцем. Он поднялся со скамьи и сразу же стал выше всех.
— Я за вами.
— Что-нибудь случилось?
— Нет, — Ваня поправил золотистые волосы. — Хотя, да, случилось…
— Поднимайся, дома все расскажешь.
— Не могу, спешу очень. — И тут же спросил: — Придете сегодня провожать меня?
— Далеко собрался?
— А армию. Будут гулять всю ночь. Завтра в семь я ухожу.
Выглядел Ваня встревоженным. По природе общительный, приходя к нам, он рассказывал о работе, о доме, о своей чехословацкой «Яве», которую недавно купил… Но сегодня он не был настроен на долгий разговор, явно нервничал. Поправив «молнию» потертой кожаной куртки, он кивнул в сторону мотоцикла, прислоненного к ограде палисадника.
— Я поехал. Будем ждать. И вы, если можете, приезжайте, — сказал он второму гостю, давнему школьному товарищу жены. Наши гости, по чистой случайности, были тезками. Но так уж повелось, что старшего мы издавна называли Иваном…
Ваня весь был в своих заботах и моих слов о том, что мы приедем, кажется, и не слышал. Ловко оседлал машину. Светлые волосы его блестели в сумерках, будто подсвеченные изнутри. Рев, дымок — и умчался.
Поднялись на лифте втроем.
— Зачем только таких детей в армию берут?!
Это сказала Майя: она смотрела на армию глазами матери, у которой подрастает единственный сын. Пройдет пять-шесть лет, и сегодняшние тринадцатилетние…
— Какой же он ребенок? Крепкий, ловкий, в строю будет стоять первым.
— Очень это важно, где стоять в строю, —
усмехнулась Майя.— Ты не права, — вмешался Иван. — Армия приучит парня к дисциплине, к труду.
— Он и без армии дисциплинированный, только потеряет годы, а так бы поступил в институт.
— После вечерней школы попробуй пройди по конкурсу, — заметил я Майе. — Кроме всего прочего, для тебя не секрет, что учился Ваня далеко не блестяще.
— Для тех, кто работает на авиационном заводе, — не унималась Майя, — это не помеха, у них свой конкурс.
— Ты что же, считаешь, что и я теряю годы в армии?
— Что ты сравниваешь, Иван? Ты закончил академию, прежде всего ты инженер, а потом военный.
— Для меня это единое целое, — сказал Иван, погладив кармашек кителя, набитый какими-то документами. — А для парня, чем быть плохим инженером, лучше послужить в армии. Служба еще никому не повредила, скорее наоборот.
— Не уверена, что армейская дисциплина очень помогает тебе в твоей личной жизни.
— Уж тут возразить нечем! — Иван расхохотался и развел руками. — Что правда, то правда.
Ивану действительно не повезло с женами — и с первой, и со второй; единственно, кто связывал вторую семью, — был сын; да еще нежелание Ивана, чтобы, упаси бог, его семейными делами занимались на службе, у них там строго, народ собрался придирчивый, требовательный, взгреют так, что не возрадуешься. Он как-то сказал мне: «Ведь не остановишь ее, обязательно пойдет плакаться в партбюро, до высокого начальства доберется!..» Хорошо еще, с первой уладилось миром.
— Ребята, а я тоже к вам с приглашением.
— С каких пор вы приглашаете гостей? — удивилась Майя.
— Не мы, а я приглашаю. Ее величество с наследником на курорт отправились.
— Решил и себе курорт устроить?
— А как же? У нас все по графику: начинаю с вас, так что цените и соглашайтесь, пока я не раздумал. Приходите завтра к семи.
Мы наспех выпили по стакану чаю. Майя накинула легкое пальто, я — пиджак. И снова мы вышли из дому. Втроем спустились в метро. И здесь наши пути с Иваном разошлись.
На последней станции линии метро, обозначенной на плане зеленым, сезамовы двери вагонов раскрылись настежь. По лестнице поднялись наверх. Рабочий день закончился давно, загородники, закупив все, что смогли унести руки, в московских магазинах, вернулись домой, так что в автобусе было малолюдно, без обычной суеты и толкотни.
Впереди на разветвлении магистралей возвышался скелет двадцативосьмиэтажного дома, который возводили каким-то новым методом. Комнаты-клетки просматривались насквозь. Автобус повернул налево, дом-скелет остался справа.
Автобус шел по новым районам города. Мы нырнули в освещенный желтыми светильниками туннель, проложенный под каналом, наперегонки мчались сначала с троллейбусом, потом с трамваем, обошли и тот и другой и, наконец, выехали за границы города, хотя многоэтажные здания городского типа стояли и далеко за чертей Москвы.
Постепенно каменные строения сменились деревянными домами, асфальтово-гладкие дворы города — зелеными садами, огороженными невысокими заборами. В автобус волнами вливался прохладный, немного сыроватый воздух, студя оголенные плечи и руки по-летнему одетых девушек. Мимо мелькали черные сосны на густо-сиреневом небе.