Восток в новейший период (1945-2000 гг.)
Шрифт:
А с другой — существовала мировая социалистическая система во главе с СССР, который демонстрировал плодотворность социалистической идеи. Сильное воздействие на умы производили впечатляющие успехи развития республик Советского Востока. Заявления о приверженности социалистическому выбору стали непременным элементом социальной демагогии. Политические деятели и представители восточной интеллектуальной элиты, порой очень далекие от социализма — короли Марокко и Иордании, — провозглашали социализм желанной формой общественного строя. Социальные и экономические концепции соотносились преимущественно с социалистическими теориями. Перенесенный на восточную почву социализм преимущественно на платформе догматизированного марксизма по советскому образцу отличался идеологизацией общественной жизни. Идеологические конструкции в большей или меньшей степени были проникнуты популизмом. Популистская демагогия была так насыщена общими фразами, заклинаниями, обещаниями, что подлинная направленность политических и социальных программ порою определяется с трудом.
Вместе с тем представление
Социалистические взгляды в странах Востока могут быть отнесены к двум основным категориям: 1) ориентированные на догматизированный и вульгаризированный марксизм и 2) мелкобуржуазные концепции социализма с национальной спецификой. Для первых характерна не только абсолютизация некоторых положений исторического марксизма, но и убеждение в возможности решения всех задач социалистического строительства разом. Так было в Китае, КНДР, Камбодже и Вьетнаме.
Что касается мелкобуржуазных версий социализма, получивших распространение в афро-азиатском мире, то их авторы и приверженцы исходили из убеждения, что марксистские версии социализма пригодны только для Запада. Социализм был переосмыслен в применении к условиям Востока. Он толковался как внеклассовая и надклассовая идеология. В нем видели, прежде всего, именно идеологию, а не учение об общественном развитии. Главным содержанием социализма считались, как правило, экономическое развитие общества и социальная справедливость через ликвидацию эксплуатации человека человеком. Идеологи мелкобуржуазного социализма мечтали о справедливом распределении и перераспределении национального богатства, минимизации классовых и имущественных различий. Их целью было в конечном счете общество среднего класса.
Такого рода концепции в 1960-х годах стали теоретической основой государственной идеологии Индии, демократического государства со смешанной экономикой и социалистической перспективой, Индонезии, с ее пятичленной концепцией «панча сила», и стран так называемой социалистической ориентации — Египта периода правления президента Насера. Сирии, Ирака, Алжира и др. Их разновидностью были концепции социализма в традиционно-религиозном понимании. Одни идеологи этого толка апеллировали к традиции и религии во имя социализма (к примеру, пропагандист «ведантийского социализма» Джайпракаш Нарайян), другие (исламские социалисты) использовали социалистическую идею ради возрождения традиционных социальных институтов. Но уже в 1960-1970-х годах во многих развивающихся странах назревает кризис доверия как к капиталистической, так и к социалистической моделям модернизации. В 1970-1980-х годах едва ли не во всех странах социалистической ориентации происходит пересмотр стратегии развития в пользу либерализации в экономической сфере. Мощное ускорение этому процессу придали демократические преобразования и рыночные реформы, начатые в СССР в середине 1980-х годов. Распад СССР и мировой социалистической системы был воспринят интеллигенцией левой ориентации как крах социалистической идеи. Леворадикальные взгляды теряли сторонников. В программах большинства коммунистических партий стран, избравших социалистический путь развития, наметился более или менее явный переход к рыночной экономике при сохранении ведущей роли государственного сектора.
Провал попыток капиталистической и социалистической модернизации породил альтернативные концепции общественного развития, отвергавшие и капитализм, и социализм, обещавшие народам процветание и социальную справедливость при сохранении национальной самобытности. Западный принцип распределения национального богатства был несовместим с эгалитаристскими традициями восточного общества. Если либералы понимали справедливость как функцию свободного предпринимательства и демократии, а социалисты — как равенство людей по отношению к средствам производства, равенство реальных политических и юридических нрав, распределение по груду, то идеологи «особого» пути видят воплощение социальной справедливости в традиционном общественном идеале, перенесенном в современность с ее технико-технологическими возможностями. Одни — сторонники модернизации на альтернативной основе (президент Филиппин Фердинанд Маркос, шах Ирана), обычно стремились использовать традиции в качестве составляющей механизмов современного развития, другие — идеологи консервативной альтернативы, подобно исламистам, некоторым последователям Махатмы Ганди, желали «архаизировать» действительность, возродив основы традиционного общества, впрочем, обычно не отвергая полностью современный научно-технический и технологический прогресс. Идея «особого пути» толковалась преимущественно в мелкобуржуазном духе.
Хотя все концепции общественно-политических преобразований провозглашали высшей целью благо народа, их приверженцы по-разному решали вопрос о средствах и методах достижения цели. При том что все они считали, что нужна соответствующая подготовка общественного сознания, деятели умеренного толка были убеждены в необходимости постепенного совершенствования или изменения существующих структур в рамках закона. Получила распространение и в ряде случаев (в Таиланде, Китае, Южной Корее) оказалась эффективной идея ненасильственных массовых действий. Радикалы, напротив, требовали всеобъемлющих перемен и преимущественно сразу. Ради этого экстремистское крыло радикалов лаже было готово прибегнуть к насилию, не сообразуясь с обстановкой и расстановкой сил (наксалитское движение в Индии, японская «Красная армия», деятельность исламистских организаций). В 1960-1970-х годы, в немалой степени
под влиянием леворадикального бунта в Европе и Латинской Америке, резко активизировались левые экстремисты в Азии. Референтной моделью леворадикальных взглядов стал главным образом маоизм с его формулой «винтовка рождает власть».Радикализмом отмечены выступления религиозно-политической оппозиции. Движения политического и социального протеста под религиозными лозунгами, борьба меньшинств с гиперболизацией религиозного момента, религиозно-общинные противоречия были сильным дестабилизирующим фактором. Особенное влияние на международную обстановку имел исламизм, т. е. политизированный ислам. В результате действий радикальных движений и организаций под флагом ислама возникла Исламская республика Иран: исламисты провозгласили исламский эмират в Афганистане, ведут вооруженную борьбу за установление власти шариата во многих районах мусульманского мира — в провинции Ачех (Индонезия), на о-ве Минданао (Филиппины), в Алжире.
Всплеск радикализма был вызван комплексом причин, в том числе отсутствием динамизма в национальной политике, несбывшимися надеждами на лучшую жизнь, а всего больше — кризисом идентичности вследствие слишком быстрых темпов модернизации и экспансии западного образа жизни и мыслей, подрывавшей устои традиционного общества.
В идеологической и политической жизни афро-азиатских народов большое значение имели наднациональные идеологии, такие, как панисламизм, пантюркизм, паназиатизм, панарабизм, коммунизм. Они абсолютизируют подлинное или мнимое единство крупных общностей на территориальной, расовой, этнокультурной, религиозной, идеологической основах. Панидеологии, с одной стороны, вызвали к жизни «идеократические» государства на Востоке, такие, как социалистические страны Азии, исламистский Иран, сионистский Израиль, поборники идеи арабского единства — Сирия и Ирак, превратившиеся на деле в инструмент государственно-национальной политики, с другой стороны — они стали знаменем движений социального и политического протеста.
Почти все панидеологии зародились в XIX и первой половине XX столетия, но в постколониальный период они получили новые акценты, отчасти — новое содержание. Панисламизм, сохранив антиколониальный, антиимпериалистический и в целом антизападный потенциал, стал политической идеологией исламистских движений и организаций. Панарабизм как идеология борьбы арабов за независимость использовался отдельными арабскими лидерами для достижения государственно-национальных, а не общеарабских целей. Пантюркизм, который из политической идеологии превратился в концепцию культурного национализма, снова вышел на политическую арену. Паназиатизм, бывший орудием японского гегемонизма, возрождался под девизом «азиатизации Азии» как идея сплочения в борьбе за новый передел мировой экономики между центрами силы. Коммунизм был теоретической основой неудавшегося эксперимента социалистического строительства в планетарном масштабе.
Общность интересов развивающихся стран в противостоянии неоколониалистским тенденциям привела к пониманию единства целей и необходимости консолидации усилий. В 1950-х годах возникло движение неприсоединения. Появились блоки, союзы, организации стран «третьего мира» для защиты национальных, региональных и общих интересов. 1970-1980-е годы отмечены активизацией носителей идеи экономического сотрудничества, коллективной опоры на собственные силы, появлением движения за новый мировой экономический порядок, который обеспечивал бы интересы развивающихся стран.
Движение Востока из средневековья в современность происходило во взаимодействии с Западом. Оно отмечено постоянным выявлением отношения Востока к Западу. На авансцене общественной жизни восточных обществ еще и сегодня остается крайне острая проблема соотношения традиционного восточного и современного западноевропейского (евро-атлантического) начала как часть проблемы национального самоутверждения.
Осмысление социальной конфликтности и политических процессов, критика действительности, формулирование чаяний общественных сил, идеологического обоснования выбора национальных путей развития всегда оставались прерогативой интеллигенции. Для современно мыслящей интеллектуальной элиты такие понятия, как свобода, гуманность, социальная справедливость, преодоление отсталости, были моральным императивом. Пик радикализации интеллигентского сознания на Востоке, ее антиимпериалистической и антикапиталистической активности пришелся на 1960–1970 годы. Но духовный и интеллектуальный подъем, характерный для этого периода завоевания и утверждения независимости, едва ли не повсеместно сменился спадом. Афро-азиатская интеллектуальная шита в основном оказалась не готовой к смене ролей. Интеллигенция едва ли не повсеместно была оттеснена от центров принятия решений технократами и бюрократической буржуазией. В условиях авторитарных режимов, идеологического пресса в средствах массовой информации она все больше становилась преимущественно сервильной, ангажированной властью стратой. Интеллигенцию и массы, которые во многом оставались в силках конформизма традиционности, по-прежнему разделяла стена непонимания. Для масс важной была только принадлежность интеллигента к слою образованных людей, которая открывала путь к власти, привилегиям, личному благополучию. Восточные интеллектуалы замыкались преимущественно на вопросах национальной культуры, истории, образования и т. д. Впрочем, «мятежные души», несмотря ни на что, продолжали борьбу за гармонизацию общественных отношений, эмансипацию личности, осмысливая национальное бытие в контексте западной доминанты.