Восток

– Представляю. Развлекаешься, значит?

– Да… не осуждаешь?

– Нет. Я б со скуки один подох, наверное. Хорошо, что нас-то, послушников, в черном теле держат. Как вымоешь полы во всех кельях, да на молитву раз с десяток в день, да на огород, репу полоть и рыхлить, какие тут разговоры… Эхма, хорошо, что к тебе попал. Отосплюсь наконец-то.

Дунай довольно махнул рукой. Баритон в маске сидел не шелохнувшись. Чуть позже его неожиданно мелко затрясло. Пластун даже переполошился, не случилось ли чего с малахольным ряженым? Из-под маски раздался смех, такой неожиданный и неуместный. Отсмеявшись, человек в капюшоне махнул рукой в сторону груды подушек, наваленных в углу:

– Сядь, скоморох. Ты, Евстафий… как это будет по-вашему, э-э-э, шут гороховый, а не послушник. Спасибо, развеселил. Даже дам тебе, если выйдет, отоспаться. Так рассказать тебе про моего друга Хана?

– Да расскажи, чего ж не рассказать. Всегда приятно слушать, когда кто врет складно, сладко да гладко. Только это, слышишь чего, ты б кому сказал, что есть хочу. Или у вас незваных гостей, если те живые, голодом принято морить?

– Резонно.– Маска согласно качнулась. Рука, обтянутая перчаткой, плавно вылезла из широких крыльев, дернула за шнур у стены.

Где-то за дверью еле слышно прозвенел колокольчик. Дунай молчал, радуясь собственной наглости. За спиной скрипнуло, дунуло теплым воздухом из коридора. Маска бросил несколько приказаний, дверь снова закрылась.

– Сейчас тебе принесут поесть.– Баритон замолчал. Но ненадолго: – Итак, мой дорогой гость Савватий, а может быть и Иегудиил, я расскажу тебе про моего друга Хана. Ты знаешь, что его полное имя Хан Юлин? Нет, конечно, откуда тебе знать про это, человек из крепости? Хан Призрак – так его зовут. А знаешь почему?

– Почему?

– Потому что он уже один раз умер, но вот какое дело – воскрес! До того как Хан получил эту самую метку на лице, его звали Храбрый Хан. Хотя храбрости у него меньше не стало. Как тебе поединок с ним, послушник?

– Как мне его оценить, если я не воин? – Дунай начал подмерзать еще больше.– Я вообще только диву давался, как он меня сразу не укокошил.

– Ну-ну, человек из крепости,– маска хохотнула.– Один удар, представляешь себе, послушник Иннокентий, или Кирилл, или Макарий. Всего один хороший и сильный выпад, и даже не мечом по сути. Заточенной на кирпиче грубой железкой, представляешь? Знаешь, послушник, тебе будет сложно представить, через что прошел мой друг Хан, прежде чем оказался здесь, у вас. Знаешь ли, Евлампий, что такое Казахстан? Не напрягай свою память, вряд ли это необходимо послушникам, и вряд ли тебе что известно. Это очень далеко отсюда, так далеко, что тебе, родившемуся здесь, в стенах одного-единственного для вас жилого места, не представить. Ты думаешь, как мне кажется, зачем говорю все это тебе?

Так всему свое время, будущий монах, изрубивший и расстрелявший десяток хороших бойцов. Просто послушай меня сейчас, пока у тебя есть возможность слушать и не отвечать. Поверь, что так будет далеко не всегда…

Уж в чем в чем, а в этом Дунаю сомневаться не приходилось. Человек, шайн, одетый в плащ и маску, играл с ним. Зачем? Скорее всего, что он не врал про скуку, развлекался, как мог.

– Не знаю.– Пластун вздохнул.

Сзади открылась дверь, и вместе с этим в комнату проник запах. Нет, не так.

Комнату наполнили собой сразу несколько ароматов, ласкающих обоняние, заставивших желудок Дуная заурчать еще сильнее и на время забыть про вещающую непонятную ерунду маску напротив. Да и пусть себе говорит, может, чего полезного получится услышать.

Перед ним прямо на темный выметенный пол поставили жестяной лист с тремя большими мисками. Густой, наваристый мясной бульон, само мясо, поданное отдельно, нарубленное крупными кусками и пересыпанное зеленью, тонкие лепешки с кусочками топленого сала на них. И большой чайник, из носика которого доносился тонкий незнакомый аромат.

– Ешь, послушник,– маска кивнула ему.– И слушай рассказ, только не чавкай. Шайны не едят человекоподобных, не бойся.

– А я и не боюсь,– буркнул пластун, уже жуя большой кусок мяса.– Это ж фенакодус, а тут вот хоммут.

– И хорошо, что не боишься. В чайнике настоящий чай, Ерофей. Ты пил его когда-нибудь? Да что я спрашиваю, точно же не пил. Откуда он у вас здесь, в вашей крепости, у отгородившихся от всего остального мира людей. Хотя кое-что у вас получается как нельзя лучше. Смотрю на тебя, служитель церкви, и радуюсь. Вон ты какой, высокий, сильный да могучий. Куда больше наших кешайнов, не говоря уж про гао. Если монахи в Кремле такие, то какие же, скажи мне, друг Иван, воины? Молчишь? И правильно делаешь, я сам тебе могу сказать, какие они у вас там. Ты, если хочешь, продолжай прикидываться этим, как его… а, да, валенком. Знаешь, что такое валенки, нет?

Попробуй лепешку скрутить с мясом и потом запей сразу бульоном. Ну, вкусно? Так и думал, что понравится. Умеют гао готовить, ничего не скажешь. У вас-то, в крепости, говорят, неплохие быки. Вкусные? Ну не хочешь, так и не говори. Я рассказывал тебе про Хана, так?

Отвлекся, ты уж не обессудь, сейчас продолжу. Мы шли к вам очень долго, иногда мне кажется, что даже чересчур. Мы Народ, те, кто выжил в Войну, восстановили все, что смогли. Народом управляет Новая Яса, послушник, или кто ты там. Согласно ее уложений, Хан родился и вырос кешайном, воином Народа, его мечом и щитом. А я, к слову, хайн, тот, кто решает, судит и правит. Именно мы ведем Народ вперед, руководствуясь Ясой. А ты, воин Кремля, корчащий сейчас передо мной комедию, можешь думать что хочешь. Судьба твоя решится сегодня и здесь. Какой она будет – зависит только от тебя.

Хана ударил кривым ржавым куском железа один из ваших мохнатых друзей, нео. Наш Призрак, тогда еще просто Храбрый Хан, мог умереть, и должен был умереть. Но не умер, заставил отнести его к Полю Смерти и вернулся из него живым и целым. Только не говорит больше ни слова, даже мне. И еще он стал намного сильнее, Варсонофий… хотя какой ты Варсонофий? Как тебя зовут, воин?

– Дунай,– пластун вытер рот рукой.– Что тебе с моего имени, хайн? И как зовут тебя?

– Дунай? – Маска качнулась вперед.– Хорошее и сильное имя. Есть… или была, такая река. Большая, сильная и могучая, полноводная и чистая. Понимаешь, что случилось дальше? А все мы, люди, умные и сильные, да. У Народа есть своя миссия, и мы с Ханом орудие, которое ее выполняет. И мне, дорогой мой возможный друг Дунай, хотелось бы поговорить с тобой об этом, если ты не против, конечно.

– Имя… – проворчал Дунай.

– Что, не понял?

– Его звали Дунаем Ивановичем,– пластун глотнул терпкого напитка из круглой чашки с синими разводами.– Того воина, из крови которого натекла река, названная по его имени. Не надо мне рассказывать про реку, у меня под окнами одна такая течет, сколько себя самого помню.

Маска застыла, уставившись в его сторону. Баритон какое-то время не отзывался, лишь разминал ладони, сведенные вместе. Повернул голову к кешайну, неподвижно стоявшему сбоку от собеседника Дуная, кивнул куда-то в сторону. Хан подошел к шкафу, открыл, достал высокую пузатую скляницу с толстой вязаной кишкой, отходящей в сторону. Поколдовал с ней, чиркал кресалом, подкладывая что-то на самый ее верх. В комнате ощутимо запахло сладковатым, снова потянуло дымком. Дунай пожал плечами и решил нормально осмотреться.

Комната, узкая и вытянутая, с одним окном. Вытертые, покрытые пестрыми узорами ковры по стенам и на полу, стол, кресло и шкаф. И больше ничего лишнего. Да и ковры, если присмотреться, больше подходили не для тепла или красоты. Скорее для того, чтобы наружу не вырывалось ненужных звуков. Вот такие вот дела с коленкором, пластун вздохнул про себя. Ничего не пропустил? А, точно, картины. Ажно целых две штуки, висевшие напротив друг друга.

На первой красовался мордатый грозный мужик с сердитыми бровями и бородой. Чуть раскосые глаза, странная шапка и волосы в косичку. Но точно нормальный человек, не мутант, без всякой там шерсти или кожаных бородавок. Сбоку, вытянувшись лесенкой, чернели несколько загогулин. Дунай дураком себя не считал, понял, что буквы. Только как такие читать?