Вот это поцелуй!

Прежде всего, я ощутила тот самый запах жасмина. Который создавал для меня что-то вроде невидимой стены.

Я не была у Натана дома довольно давно, и новый интерьер меня просто поразил. Да, у этой девицы хороший вкус! И средства вполне приличные; я должна была три месяца заниматься тяжелой и опасной работой, чтобы получить столько, сколько ей доставалось за один сеанс фотосъемки, да и просто за то, что у нее красивая задница. Так что я никогда не имела возможности подарить Натану ничего дороже часов, да и те конечно же не «Ролекс».

Я села на кровать и закурила. Нет, все-таки это был удар под дых! Я была очень сильно влюблена в Натана, понятное дело. Но может быть, теперь я была не так глупа, как прежде, может, я чуть-чуть закалилась. Может быть, то, что со мной сотворил Фрэнк, было выше человеческих сил… Не знаю… Когда это случилось, я была так молода. Я выходила замуж словно под хмельком от любви. Нуда ладно. Все-таки простыни, на которых я сидела, огнем жгли мне задницу. И еще этот запах жасмина. Отовсюду! Этот неправдоподобный запах жасмина, который витал здесь, казалось, с незапамятных времен, просто душил меня! Странно, а ведь на духи Крис я никогда так не реагировала.

Ей повезло, этой девице. Она могла разбрасывать свое нижнее белье повсюду, вешать его на спинку стула, не задумываясь, не стыдясь. Ее-то трусы не такие, что впору дойной корове, – я же поспешно засовывала свои в карманы и радовалась, если он ничего не замечал. Да, ей здорово повезло.

Мне вдруг захотелось все здесь переломать и разбить. Но желание немедленно отсюда убраться оказалось гораздо сильнее. Я разглядывала этот интерьер, и у меня под ногами словно образовывалась пропасть. Даже если он с ней и не спит – кстати, это еще вопрос, – все равно это случится рано или поздно, так или иначе. Я встала и пошла на кухню погасить сигарету в раковине. Побрызгала себе в лицо. Кухня вся сияла чистотой, словно ее вылизали. Цветы на столе, аппетитные фрукты в корзине: кисти винограда, перевязанные зеленой ленточкой, груши с капельками красного воска на хвостиках, защищавшего от гниения, какие-то экзотические плоды в папиросной бумаге, яблоки с золотистыми этикеточками. Ну чудо просто! Половые тряпки чистые. Губки – новые. Вообще-то, пожалуй, эта девица была неплохой хозяйкой.

А что, если внезапно столкнуться с ними? Выйти из машины и застукать их, когда они вернутся домой? От таких мыслей я еле пришла в себя и еще судорожно сжимала руль, когда увидела, что они действительно подъехали. Нет, ну что вы на это скажете? Что мне было делать? Выскочить и потребовать объяснений? Сгоряча ринуться в бой? И испить свою чашу до дна?

Я дождалась, пока они войдут в дом, и только тогда тронулась с места.

Самое ужасное в том, что он был достоин девицы такого сорта. Их можно любить или не любить, но мне кажется, таких скорее любят. Она прекрасно выглядела и умела держаться. Я не такая уж законченная дура, чтобы этого не замечать. Она ему подходила. Видеть их вместе было естественно. В порядке вещей.Против этого не попрешь.

Я сама не знала, в каком я состоянии. Чувствовала ли я себя несчастной? О да, можно сказать и так. Окончательно разбитой? Об этом говорить было рано. Существовала некая запретная зона, в которую я еще не осмеливалась заглянуть. Передо мной зияла огромная черная дыра. Но я старалась смотреть в другую сторону.

В разговоре с Дереком я выплеснула всю свою ярость. Мы вышли из парикмахерской и стояли на тротуаре, и его клиентки пялились на меня через витрину, как будто с ними ничего подобного никогда не бывало. Как будто ни одной из них не случалось закатывать истерику из-за того, что ее парень изменил ей. Дерек успокаивал меня. Но мне так было легче. Я ходила взад-вперед и выкладывала все, что накипело. Окликала прохожих и спрашивала, какого черта они сюда прутся. Сделала под козырек типу на «мустанге», который ржал надо мной. В конце концов Дерек крепко меня обнял, и я подумала: «Бог мой, Дерек, давно пора было!»

После этого я зашла в кондитерскую.

Разыскивая Риту на территории кампуса, я наткнулась на девушку, которую собиралась допросить, – правда, я не была уверена, что сейчас подходящий момент. Я заколебалась. Повернулась к ней спиной, прислонившись к дереву, которое словно каким-то чудом оказалось рядом и подарило мне немного тени. Закрыла глаза и досчитала до ста. Это было заколдованное место. Для меня, если подумать, оно оказалось проклятым… Но вообще-то я любила разгадывать загадки.

Когда я открыла глаза, девица все еще была рядом. Блондинка с небольшой грудью, в туфлях на танкетке. Звали ее Элен Грибич. Ее имя назвал мне двумя днями раньше студент-химик, устраивавший у себя вечеринки, где народ пускался во все тяжкие. Между прочим, при участии дочери Бреннена!

Похоже, у Элен Грибич был всего один кумир – Катрин Милле. Она восхищалась ею и как писателем тоже, а это уже тяжелый случай. Да уж, Элен Грибич. Трахалась она со всеми подряд как одержимая.

Я сказала ей, что я об этом думаю. О Катрин Милле. Не бог весть что вообще-то.

– Я готова говорить о литературе, но всему есть предел, – заявила я Элен Грибич в ответ на ее рассуждения о «белой» манере письма. [29] – Не говори мне ничего о «белой» манере письма, если она на самом деле карамельно-розовая. Ты что, дальтоник, что ли? Ты позволяешь так себя поиметь, в твоем-то возрасте?

Мы завершили беседу в кафетерии, где я в самоубийственном порыве заказала банановый десерт. Я накинулась на него, криво ухмыляясь, на глазах у всех, под сочувственные взгляды. Элен Грибич тем временем говорила, что перетрахаться за один вечер с двадцатью мужиками – это для нее способ отстаивания своих прав как женщины. Я чувствовала, что меня вот-вот хватит солнечный удар.

29

«Белая» манера письма – демонстративный отказ писателя от каких-либо стилистических приемов, подчеркнутое использование простых и конкретных фраз.

А потом она произнесла одно имя.

Я подняла на нее глаза и попросила повторить еще раз.

Рамон.

– Ну, этот парень с забавным членом, – уточнила она.

– Но не таким уж противным, скажем прямо. – Это замечание расположило ее ко мне.

От перевозбуждения я даже угостила ее выпивкой.

Итак, Рамон… И это после всей беготни! Вот это да! Вот уж твою мать так твою мать!

– Я полагаю, Элен, ты говорила про Рамона с моим мужем?

– А что? Не надо было?

Я накрыла руку Элен своей, чтобы она от меня не сбежала, и зажмурилась. После секундного размышления я спросила:

– А что было между Дженнифер Бреннен и Рамоном? Какие у них были отношения?

В этот миг на лице Элен Грибич засияла восхитительная улыбка. Будь у меня фотоаппарат, я бы ее щелкнула и вставила фото в рамочку.

– Ну, рассказывай, красотка.

– Я бы сказала, что отношения у них были так себе. Он терпеть не мог платить за то, чтобы с ней трахаться. Это его страшно бесило. А Дженнифер никогда не делала этого даром. Даже слышать об этом не хотела. Рамон от этого просто сатанел.

Я опрометью бросилась в туалет. Ослепительный свет, снизошедший на меня с небес, подействовал на мочевой пузырь.

Я дала. Элен свою визитку на случай, если у нее возникнут затруднения с полицией. Задержала ее руку в своей, улыбаясь, так что она смутилась и занервничала. Я смотрела ей вслед. Я испытывала к ней почти что нежность. Над головой у нее в небе розовели перистые облака, ее ноги легко касались мягкой травы. Интересно, какое же удовольствие, по ее мнению, испытываешь, когда потрахаешься с одним. Я чуть не окликнула ее, чтобы спросить об этом.