Вот так мы и жили

Наконец, самолёт оставил под собой облака, выровнялся, и вот тут-то в салоне произошло нечто странное: ни с того ни с сего со своего места вскочил парень на вид лет двадцати пяти в заплатанных джинсах, потёртой кожаной куртке и заорал на весь салон: «Хочу нормальной работы и человеческой жизни!!!» То же было начертано чёрной тушью на плакате, который он держал в руках. Пассажиры обомлели, вытаращили, кто не успел задремать, глаза; замолкли, кто разговаривал. «Хочу нормальной работы и человеческой жизни!!!»– скандировал парень, бешено вращая глазами и плакатом, чтобы охватить им весь салон. Все застыли словно в столбняке.

– Ну и что дальше? – наконец робко вымолвил мужчина в тройке и в очках, сидевший возле прохода.

– Хочу лететь не в Ленинград, а в Финляндию,– обрадовавшись, что хоть кто-то обрёл дар речи, заявил парень.

– Ну и летите, – сказал мужчина в тройке.– Только вы не на тот самолет сели, голубчик. Этот в Ленинград летит.

– Хочу именно на этом!– вызывающе орал парень.– И вас всех с собой прихвачу.

– Что?! Что он такое говорит?! – зашумел салон.

– Короче, кто за моё предложение– подымай крылья, летуны, – нагло предложил угонщик. – Решайся, братва. Может, это для вас единственный шанс улизнуть в загранку, бесплатно к тому ж. У вас один выбор: или добровольно, или… предупреждаю: пойду на всё, – остервенело указал он пальцем в сторону кейса у себя под сидением.

– Взрывчатка?!– в беспокойстве заёрзала наманикюренная дама.

– Она самая,– с наглой физиономией издевался угонщик.– Не хотелось бы применять её,– сделал он отступную,– я не идиот какой, чтоб помереть во цвете лет, но повторяю: себя не пожалею, а задуманное сделаю. Так что… лучше решайтесь добровольно.

– Это прямо чёрт знает что такое!– возмутился полненький еврейчик.– У каждого свои планы, все летят по своим делам… А тут – прямо мерзость какая-то.

– Нигде покоя нету – ни на земле, ни в воздухе,–прокудахтала еле отошедшая от испуга толстая баба с тяжёлыми рубинами в ушах.– И тама пугають, и здеся.

– Я ещё раз спрашиваю: согласны лететь в Финляндию – свободную богатую страну или нет?

– Я, пожалуй, согласен,– вскочил жидковолосый юнец. Там, небось, не хужее. А мамане напишу, вызову опосля.

– Молодец, пацан!– похвалил его угонщик.

– Там всё,– расхрабрился юнец,–магазины, рестораны, девочки…

– А ты этим девочкам до плеча-то достанешь? – поддел его веснушчатый улыбающийся парень, сидевший в самом конце салона; он был из тех, кому необычный поворот судьбы только в радость.

От обиды юнец вошёл в раж:

– Да заткнись ты. Достану, если захочу.

– Тише, товарищи, не ссорьтесь,– встал со своего места солидный, с животиком, похожий на поплавок мужчина.– Я, в принципе, тоже не против. Ну, посудите сами: что мы здесь видим? Всё строим, строим, а потом, оказывается, построили, да совсем не то, что хотели – перестраивать надо. Так и топчемся на месте, тогда как другие страны вперёд уходят, дорогой гармонии и труда. На-до-е-ло! Хочу в Финляндию, раз уж летим в том направлении. Там жизнь давно налажена, стабильна. А потом: если этот новатор будет действовать один, боюсь, мы вообще никуда не прилетим… Так что я «за», – поднял он руку.– И вас всех к этому призываю, особенно мужчин. Ну а женщины,– обвел он рукой растерянные лица пассажирок,– если захотят, потом могут домой вернуться.

– Чего это ради!– вскочила рыженькая молоденькая девушка с рассыпанными по плечам волосами.– Чего это ради мне домой возвращаться?– задиристо глядела она на «поплавка».– Что я там забыла? Вот к жениху сейчас лечу. А ещё вопрос – выйду ли за него замуж. Что мне светит в этой ячеистой семейной жизни? Да от неё сейчас все увертываются, как только могут. На что жить? На нищенское подаяние, которое называется зарплатой молодого специалиста?! А где жить? В одной комнате с ним и с его мамочкой в Ленинграде, или у меня в коммуналке в Москве, из которой, если нет блата, за всю жизнь не выберешься,– на глазах у рыженькой навернулись слёзы.– Нет уж, спасибо от всей души,– почему-то приложив руку к животу, поклонилась она; и, подняв свои зелёные глаза к обшивке самолета, изрекла:– Боже милостивый! Сделай так, чтобы самолёт летел в Финляндию!– На этих словах рыженькая закончила свое выступление.

– Товарищи! – видно что-то взвесив, выкрикнул полненький еврейчик.– Что вы уцепились за Финляндию да за Финляндию. Других стран, что ли, нет?

– Какие же вы имеете ввиду?– нетерпеливо задала вопрос пожилая дама.

– Ну, как какие?! На свете есть такие страны, как Америка, Англия, Франция. Кстати, Франция, если повернуть чуть налево, совсем недалеко.

– А вы что, знаете французский язык?– поинтересовалась дама.

– Но и финский вряд ли кто из здесь присутствующих знает, – начал раздражаться еврейчик.– При желании можно выучить какой угодно, хоть африкаанс.

– В Финляндию!– настаивал угонщик с плакатом.

– Но почему именно в Финляндию?– загалдели пассажиры, сбитые с толку соблазнительной альтернативой.

– Потому что… Потому что я так хочу.

– Непонятно что-то,– заговорил мужчина в тройке и в очках, – Что вас туда притягивает?

– Если откровенно – только там я смогу реализовать себя.

– Ах, вон оно что!!– многозначительно поднял вверх палец еврейчик.– Значит, у вас уже подготовлена почва?!

– Если хотите, то да.

– А нам, значит, прикажете бросаться в неизведанную пучину чужого бытия? Ну, уж дудки. К тому же в Париже я ещё смог бы как-то устроиться, а в Финляндии у меня и вовсе никого нет. Я, товарищи, уж извините, лечу в Ленинград – меня там больные дожидаются.

– А про взрывчатку забыли?– издевательски-спокойным тоном напомнил угонщик.

– Ах да,– в нерешительности замялся еврейчик.– В таком случае я воздерживаюсь.

– Товарищи!– с жаром встала с места нервозная, похожая на кикимору пассажирка.– Я не понимаю, о чём тут можно вести речь! Да как вам всем не совестно! Такое говорите!.. Да как же можно в один миг поменять Родину, которая вас взрастила, воспитала, дала образование! Покинуть Родину-Мать, с которой жили всю свою жизнь!

– Какая она мать, если совсем не заботится о своих детях,–пришибленно выдавил жидковолосый юнец, каким-то непостижимым образом угадав в кикиморе – учительницу.

– А вам, молодой человек, вдвойне позор!– набросилась она на вжавшегося в кресло юнца.– И думать нечего об этом! – резанула она категорично и, подергивая плечами и головой, села на место.

– А я вот – за Финляндию,– поднялся рослый парень в свитере.– Хочу, как этот с плакатом призывает, работать и жить по-человечески,– сказал он басом.–Труда не боюсь. Но чтобы платили за него сполна, а не как у нас – с гулькин нос, а остальное куда – никто не раскрывает. И просишь, и кланяешься всю жизнь: дайте, пожалуйста, это, пустите туда. Хочу быть хозяином своей жизни: заработал – купил, заболел – заплатил – вылечили.

– Ну и барахло,– обернулось пролетарское с двумя подбородками лицо детины с толстым портфелем на коленях. – Таких бессознательных истреблять на корню надо.

– Ну, уж вы полегче, полегче,– накинулись на него со всех сторон,– Сами-то, судя по всему, неплохо пристроились.

Пролетарий, не желая вступать в конфликт с обществом, презрительно отвернулся.

– Таким здесь хорошо,– не выдержала молодая женщина с гладкой прической из длинных волос, с красивым русским лицом, на которое успела уже наложить отпечаток измученности, по-видимому, нелегкая её жизнь.– Такие и пайки получают, и жены их не работают. Позавидовать только можно. Они-то давно живут, как на Западе. Там ведь на мужчину, который не может семью прокормить, как смотрят? Как на нерадивого. А у нас, если мужчина и женщина одинаково работают и одинаково получают – в порядке вещей. Всё шиворот-навыворот. Да выродимся ведь скоро! Не может женщина одновременно быть и производственницей и воспроизводственницей. Одного ребёночка по молодости выпустит на свет, и тот болезненным без ухода растёт. Я вот со своим,– взглянула она на бледного тщедушного мальчика лет шести с покрытыми коростой руками, которые он постоянно почёсывал,– всех светил объехала. И в Москве была, и в Ленинград вот сейчас, отпуск взяла, еду. А толку-то. Одни говорят, диету строгую соблюдать надо. А какая диета, если я целый день на работе, а он в саду. Другие советуют экологически чистую пищу ему давать. Да где ж её возьмёшь, экологически чистую-то? У нас на Урале давно уж никакой нет. А если и выбросят что, хватаешь и прячешь скорее в сумку, чтоб не отняли. И никто не спрашивает, чистая она или не чистая. Может, и правда, Мишунь, махнём в Финляндию? Здесь, похоже, пропадём мы с тобой,– кивнула она с ласковой и горькой улыбкой сынишке и села, крепко прижав его к себе.