Вой лишенного или Сорвать покровы с богов

Занятый изысканием способа проникнуть во дворец и вывести оттуда Лурасу, мужчина не сразу услышал слова сестры.

–  Очнись, - прикрикнула на него Луани, несколько раз щелкнув пальцами перед лицом брата. Мужчина рассеянно моргнул, возвращаясь в реальность, прежде чем услышал продолжение: - Поскольку ты жаловался на бездействие, завтра выезжаешь в Тэлу. Я дам тебе небольшой отряд сопровождения. Каким образом ты доставишь ее сюда, значения не имеет. Просто помни, чем раньше Неизменный получит нашу сестру, тем быстрее мы сможем вернуться во дворец вейнгара.

–  Предлагаешь мне ворваться в Антэлу и выкрасть Лурасу?

–  Ты как всегда в неведении, братец!
– зло расхохоталась Милуани.
– Наша сестренка сейчас находится совсем в ином месте! Вернее, направляется туда!

Женщину бесила его недальновидность, очевидная и беспросветная, на ее взгляд, глупость. Она все чаще задавалась вопросом, как смог Матерн столь долго продержаться в вейнгарах и не развалить детище своего отца и предшествующих тэланских владык. Еще в молодости, несмотря на собственную близость с братом, Луани считала его непригодным к решительным действиям и правлению как таковому. Он всегда был слишком подвержен сомнениям и падок на обходные пути, при которых его собственное участие становилось минимальным.

–  Куда?
– скрипя зубами, процедил мужчина.

–  К папочке нашего не убиваемого племянника. В Шисгарскую крепость!

За показным ехидством, проступающим в улыбке сестры, мужчина увидел тщательно скрываемую боязнь. Луани все также трепетала перед карателями. Самый большой страх ее юности с годами не отпустил сестру, и это знание обрадовало Матерна настолько, что он чуть было не пропустил заключительную фразу, произнесенную Милуани:

–  Выбор за тобой!

–  Я буду готов, - ответил на это Матерн и, послав сестре напоминающую оскал улыбку, направился к выходу.

Теперь ему было чем занять себя. Настало время готовиться к возвращению домой!

***

Держа под уздцы нервно пофыркивающего Исата, Лутарг медленно продвигался по узким, заполненным людьми улочкам. Жеребец, привыкший к тишине и пустынности горных троп, по которым они передвигались в последние дни, был недоволен обилием возбужденного народа вокруг себя, и молодой человек разделял его мнение. Как и всегда толпа рождала в нем раздражение вкупе с желанием уединиться, на данный момент невыполнимым.

Еще на подходе к городу Лутарг узнал о предстоящем праздничном действе, которое должно состояться к полудню у ворот храма. Окрестные селяне торопливо шагали по направлению к святилищу, боясь пропустить начало представления, и вовсю обсуждали грядущее торжество. Влиться в их ряды не составило труда.

Молодой человек был приятно удивлен тем фактом, что его появление в толпе не привлекло к себе внимания. Ни маска на лице, ни он сам не заинтересовали рианитов. Они окидывали его беглыми взглядами и отворачивались, будто его внешность не имела для них никакого значения. Сперва это показалось Лутаргу странным, а затем он понял, что ничем, кроме кожаной маски, скрывающей глаза, не выделяется в общей массе. В большинстве своем рианиты были высокими, темноволосыми, смуглокожими и очень сильно напоминали тресаиров. Странность эту Лутарг объяснил себе довольно быстро, припомнив, что этот народ когда-то занимал земли, ныне принадлежащие тэланцам, так же, как и Рожденные с духом.

По мере углубления в городские пределы в груди Лутарга все больше разгоралось беспокойство. Смутное чувство тревоги преследовало его уже давно, с тех пор, как на аванпосте стражники без лишних расспросов освободили ему путь, словно он был давно ожидаемым гостем. Зародившись в тот момент, оно более не отпускало мужчину, а сейчас переросло в нечто более глубокое и тревожащее, и будто бы предостерегало от чего-то. Настораживало также все усиливающиеся тепло медальона, которое он ощущал даже через одежду. Обычно кариал нагревался лишь в случае призыва духа и во время попыток усмирить его. Сейчас же рьястор молчал, никак не проявляя себя, а золотой ободок все больше раскалялся. Еще один повод для волнения. Ну и конечно изрядную порцию нервозности Лутаргу добавляло незнание, как быть дальше. По мнению молодого человека, именно это обстоятельство лежало в основе его обеспокоенности.

На протяжении всего пути Лутарг перебирал знания, полученные от отца и рьястора в Саришэ, вычленяя среди них те, что касались Риана, и в результате остался неудовлетворен полученными результатами. Слишком мало он знал о брате Нерожденной. Вернее сказать - ничего не знал. Лишь только его прихоть заполучить в свое распоряжение тресаиров была определена относительно четко, а вот причина этого желания оставалась сокрытой. Поэтому Лутарг даже не мог предположить, для чего понадобился Нерожденному, причем надобность эта была настолько острой, что мужчина не побрезговал отправить предателей в Антэлу и заставил их выкрасть Литаурэль.

Очутившись на площади перед храмом, Лутарг пожалел о том, что не додумался найти постоялый двор и оставить там жеребца. Упреки, которые сыпались на него со всех сторон, молодого человека не волновали, а вот отсутствие возможности подойти поближе - очень. Для того чтобы оказаться в первых рядах и хорошо видеть происходящее, нужно было оставить вороного. Вместе с ним прорваться через плотно стоящее людское море - задание невыполнимое. Поэтому выходило, что все, чем мог довольствоваться Лутарг в данной ситуации - задние ряды, где давка не была столь интенсивной.

Рассматривая поверх людских голов здание храма и непосредственно святилище, Лутарг думал о том, что вблизи они еще более невероятны, нежели издалека. Возвышаясь надо всем остальным, подобно остроконечному пику, белоснежная башня странно притягивала взгляд. Чтобы оторваться от ее созерцания, молодому человеку приходилось напоминать себе, для чего он прибыл сюда. Настолько чисто-белого камня Лутарг никогда не встречал. И не только камня, он даже подобной крошки в каменоломнях не находил, а уж там ему пришлось повидать многое. Издали поверхность камня казалась гладкой и равномерно сияющей, сейчас же, молодой человек был убежден, что вся башня - от основания до пика - покрыта затейливым узором, и именно он вспыхивает и сверкает в лучах полуденного солнца.

Это зрелище завораживало. Даже появилось желание дотронуться до искрящегося монолита, и Лутаргу пришлось тряхнуть головой, чтобы отогнать его.

Пока молодой человек рассматривал башню, гул на площади стих, и людская толпа замерла в напряженном ожидании. Складывалось ощущение, что кто-то незримый подал сигнал, и все вокруг, кроме него и Исата, остолбенели. Выискивая причину народного преображения, Лутарг заново оглядел стены храма, крышу, надеясь узреть того, чье появление привело к подобному результату, но ничего нового не заметил. Рианиты тем временем продолжали вести себя, словно каменные изваяния. Теряясь в догадках, молодой человек посмотрел на стоящего рядом мужчину. Его взгляд был устремлен куда-то вверх, и, проследив за ним, Лутарг увидел, что верхняя часть святилища пришла в движение, и на ее белокаменной поверхности - у самого пика - появился черный ободок. Затем от него ручейком протянулась тонкая нить к середине башни, где уже образовался арочный проем. В тот момент, когда стрела коснулась импровизированной двери, ободок и стрела полыхнули огнем, а в проеме появилась фигура в белом, площадь взорвалась ликующими криками.

Громоподобное "Неизменный!", вырвавшееся одновременно из сотен уст, оглушило Лутарга и до жути перепугало вороного. Жеребец всхрапнул, попятился, вращая выпученными в страхе глазами, а на повторном оре и вовсе встал на дыбы. Мгновенно стало понятно, отчего ранее люди косились на него. Животных в таком случае предпочтительнее держать подальше от народных гуляний, чтобы избежать неоправданных жертв.

Пока Исат пританцовывал на задних ногах, передними рассекая воздух, молодой человек успел оттолкнуть двоих рианитов, находящихся в непосредственной близости от массивных конских копыт, затем повис на загривке жеребца, понуждая его опуститься на землю. Вороной послушался не сразу. Лишь только, когда Лутарг сумел обхватить руками его шею, конь встал на все четыре ноги, навалившись на мужчину свои весом, но при этом продолжал нервно похрапывать и бить задом, словно намеревался сорваться с места в карьер. Ласковые слова, призванные успокоить животное, потонули в очередном вопле толпы, и молодому человеку пришлось усилить захват, чтобы не дать жеребцу взбрыкнуть повторно.