Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Вой лишенного или Сорвать покровы с богов
Шрифт:

–  Вам не нравится у нас, не так ли?
– сказал мужчина, когда Раса пригубила вина и, поставив бокал на широкий подлокотник кушетки, принялась поглаживать тонкую резную ножку.

–  Что вы? Нет! У вас… - запротестовала она, но увидев во взгляде коменданта искреннее сопереживание, решила не отпираться.
– У вас правда замечательно, но я предпочла бы сейчас находиться в другом месте.

Легкий румянец разлился по бледным щекам, и мужчина понимающе склонил голову:

–  Я так и думал.

–  Отменное вино, - Раса подняла бокал и, полюбовавшись на розовато-красный оттенок, отпила глоток. Углубляться в тему ее желаний не хотелось, и женщина поспешила перевести разговор

на другое.
– Давно не пробовала земляничного. В Антэле все больше виноградное предпочитают.

–  Оправданное решение. Хранится дольше, и вкусовых оттенков больше. Я и сам любитель крепкого, - признался комендант.

–  Что вы? Так и крепкого?

–  Истинно верно, - поддержав ее игривый том, мужчина деланно вздохнул.
– Но Аилия предпочитает напитки послабее.

В его голосе появились обиженные нотки, и Раса вновь искренне улыбнулась. Если план коменданта сводился к поднятию ей настроения, то мужчине это почти удалось. Лураса даже перестала раздумывать над тем, чтобы нарушить данное сыну обещание и уговорить Сарина отправиться в Шисгарскую крепость не дожидаясь обоза.

–  Ваша дочь замечательная девушка. Рада, что представилась возможность познакомиться с ней.

–  Не ошибусь, если скажу, взаимно. Аилия давно мечтала побывать в столице. Она в восторге от того, что увидела своими глазами воспетое в балладах серебро.

–  А вы льстец, господин Пратерн, - рассмеялась Раса, заправив за ухо выбившуюся из прически прядку.

–  Ни в коей мере. Подлинная правда, - с улыбкой отозвался комендант и говорящим взглядом обозрел отливающие серебром локоны.

–  И все же…

–  Нет, не говорите. Я еще помню…

Мужчина продекламировал несколько строк из оды, написанной в годы ее юности одним из претендентов на руку вейнгарской дочери. В них ее глаза сравнивались с глубокими горными озерами, а волосы с лунными нитями, сплетенными самой Траисарой. Раса зарделась. Это было настолько давно, будто в другой жизни.

–  Полно вам, - смущенно прошептала Лураса, растерявшись и не зная, как реагировать. Ее взгляд заметался по залу в поисках предлога закончить разговор, но ничего подходящего не находил, а просто встать и уйти, Раса считала невежливым.

–  Простите. Я не хотел вас встревожить, - извинился мужчина, заметив ее неловкость, на что Лураса ответила благодарным взглядом, искренне желая, чтобы вернулась былая непринужденность. Общение подобного рода тяготило ее.

Пока дочь вейнгара делала вид, что вслушивается в слова баллады и прятала стеснение за бокалом вина, к коменданту подошел слуга с бегающим в испуге взглядом и что-то обеспокоенно зашептал тому на ухо. Раса заметила, как кровь отхлынула от мужского лица, как плотно сжались губы, а в глазах зажглось тревожное волнение. Резким кивком комендант отпустил докладчика, а сам внимательно осмотрел зал, наполненный гостями. В итоге взгляд его остановился на дочери, ведущей беседу с женой начальника комендантской канцелярии, и уже не отрывался от нее.

В попытке сообразить, что же так расстроило коменданта, Лураса также оглядела зал. Ничего интересного или неожиданного ее взгляду не открылось. Разбившиеся на кучки гости, жеманные и льстивые улыбки, косые взгляды и тихий шепот - обыденность высокородного собрания, и только напряженная поза, в которой застыл комендант, недвусмысленно заявляет об обратном. В тот момент, когда женщина практически убедила себя в необходимости открыто поинтересоваться о случившемся, в нее проник знакомый, до боли родной и, несмотря на собственный отказ, безумно ожидаемый, немой призыв.

Сердце остановилось. Лураса вскочила на ноги. Звон упавшего бокала привлек к ней заинтересованные взоры гостей, но

женщина не видела их. Не замечала. В безрассудной надежде ее взгляд метался по залу, выискивая знакомые призрачные силуэты. Антаргин - бурлило в крови.

Глава 25

Капля за каплей… одна за одной… Размеренный стук по крыше… как жизнь, как биение сердца, как резкое, сиплое дыхание.

Отображение сути ее бытия, воспроизведенное непогодой, такое же верное и правильное, как горестное стенание ветра за окном, рвущие небеса вспышки и раскаты, стонущие деревья и дождь - долгий, унылый дождь, изливающийся с небесных высей.

Щемящая тоска и беспросветная боль - две сестры-напасти, призванные питать и усугублять друг друга, оплели ее жизнь незримыми путами. Они, сплетясь в неразрывном объятии, пустили корни в ее душе, настолькокрепкие и глубокие, что задушили всю радость и веселье, когда-либоимевшиеся в глубинах ее существа. Начисто вытеснили веру и вконецвытравили надежду, оставив видимой и доступной лишь стойкую, не убиенную поросль саднящей печали, удобренную осознанием: ничего нельзя изменить.

Все что ей осталось - скорбеть; по покинувшим мир Алэамам, по отрекшимся от матери детям, по никчемной угасающей жизни, огонь которой, так и не нашел в себе сил разгореться, не смог превратиться вяркое, очищающее пламя, не сумел опалить.

И Кимала скорбела. Она оплакивала жестокосердие первооснов, так и не пожелавших простить или даровать возможность искупления, сокрушалась над глупостью людскою, над стремлением человеческого сердца к запретному, над желанием получить больше, чем предназначено судьбой.Как несостоявшийся сосуд, Кимала горевала об осиротевшем мире, покинутом и забытом Даровавшими жизнь. Как избранная в Хранящие чистоту, печалилась о жестокой участи постигшей сестер-служительниц. Как мать, отринутая взращенными чадами, убивалась над собственной никому не нужной любовью, что со временем истерлась, как подошвы ритуальных сандалий, увяла, как сорванный цветок, и превратилась в далекое видение - одно из многих.

–  Кануло… Все кануло, - прошептала женщина, вслушиваясь в стенающую песнь ветра и дробный стук капели.

Дождь отступал вместе с ночью, и хмурые сумерки постепенно размывали воспоминания. Не стало юной девы, упоенно восхваляющей красоту и силу стихий. Померкла глубокая синева детских взоров. Звонкий смех близнецов затих среди отвесных скал. Рассыпался прахом букет первоцвета. Исчез его головокружительный аромат, растворившись в запахах сырой земли иомытой водой хвои. Только дрожь, слезы и одиночество остались рядом с ней в сизом мареве близящегося рассвета. Привычная пустота гнала прочь краски былого, напоминая, что в новый день она войдет сиротливымбобылем, не имеющим ничего, кроме полуразвалившейся хижины и ноющих от старости костей. Что даже минувшее уже не принадлежит ей. Что оно стало частью изысканной, изнуряющей пытки, приходящей под рвущую душу мелодию непогоды.

Поежившись, Кимала выбралась из кокона шкур и напитала хворостом очаг. Женщина знала, что скоро пламя выгонит из ее ветхого жилища сырость и мерзлоту, а вот с горечью, впитавшейся в каждую вещь, не сможет справиться никогда. Всякий раз, перешагнув порог, она будет ощущать вязкий привкус печали. Будет видеть таящиеся в полумраке воспоминания, ожидающие возможности выползти из углов и уволочь ее мысли назад, в гиблое, неизменное прошлое. Станет перешагивать их, будто не замечая, до тех пор, пока низкие, клокочущие тучи не коснутся зеленеющих крон и, готовясь пролиться очередным дождем, не застонут низким рокотом назревающего грома.

Поделиться с друзьями: