Война без линии фронта

По прибытии на территорию СССР Таврин должен был представиться как Герой Советского Союза. Таврина снабдили поддельными советскими центральными газетами, где помещался Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Таврину звания Героя Советского Союза и красовался его портрет. К гимнастерке Таврина прикрепили ордена Красного Знамени, Александра Невского, Красной Звезды и медали. По должности ему следовало представляться замначальника отдела военной контрразведки «Смерш», его напарнице — секретарем отдела.

Таврин намеревался, прибыв в Москву, проникнуть в здание Большого театра во время торжественного заседания, посвященного 27-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, и совершить террористический акт.

После приземления самолета оба террориста выехали из фюзеляжа на мотоцикле с коляской, но вскоре были обезврежены вблизи районного центра Карманово Смоленской области.

Задержали их, конечно, не вдруг. Задолго до этого нашим товарищам, работавшим на оккупированной советской территории Прибалтики, стало известно, что один портной очень удивлен и обеспокоен получением от немца необычного заказа на пошив кожаного пальто. Встревожили его два обстоятельства: требование заказчика-немца сшить пальто по фасону, который предпочитают обычно русские, а не немцы, и строжайшая секретность заказа. О готовящемся необычном пальто было сообщено в Москву. Оттуда последовала команда проследить заказчика. Так взята была первая ниточка. Позднее была захвачена группа немецких агентов, имевших задание подготовить место для посадки самолета и встретить его. От имени этой группы была начата оперативная игра с немцами. Она протекала успешно. Немцы сообщили о времени и месте прилета самолета. Но штурман не вывел самолет в условленное место, и летчик посадил его в другом районе. Это было Карманово Смоленской области. Однако и там был срочно организован активный поиск.

Ранним утром по дороге на Ржев в общем потоке машин ехал мотоцикл с коляской. Его уверенно вел майор с Золотой Звездой Героя Советского Союза на груди. В коляске сидела молодая миловидная женщина в форме младшего лейтенанта медицинской службы. Приказ остановить машину мотоциклист выполнил без промедлений. Все документы у обоих были в полном порядке.

— Откуда едете? — спросил старший оперативной группы.

Майор назвал селение. Оно отстояло от места встречи более чем на 200 км. «Странно, — подумал контрразведчик. — Дождь шел почти всю ночь. Люди ехали, наверное, не менее четырех часов, а одежда на них сухая и не грязная». Но он ничем не выдал возникшего подозрения, а лишь напомнил майору о необходимости заехать в военкомат и отметиться там.

Не прошло и часа, как террористы были обезврежены. А фашистская разведка еще долго получала по рации Таврина информацию о том, что подготовка к покушению продвигается успешно.

Большую работу органы военной контрразведки вели среди немецких военнопленных. Наибольшего размаха она достигла, когда их количество стало расти. Фашисты, видимо, опасались разоблачения среди них своей агентуры. Так, в 1943 году в одном из лагерей немецких военнопленных тайно распространялось письмо якобы генерал-фельдмаршала Паулюса. Он писал:

«Имеется повод указать германским офицерам на то, что они на допросах должны вести себя более сдержанно, чем это имело место до сих пор. Собственно говоря, всякие показания и разговоры на темы, не предусмотренные воинской книжкой, запрещены. Из области политики уместен только один разговор — твердая вера в победу, полная убежденность в том, что национал-социалистское руководство является единственно правильным. Тот, кто даст другие показания, причастен к измене родине. Кто из страха перед репрессиями не отказывается от дачи показаний, тот трус».

Однако по мере поражений, наносимых Красной Армией фашистским частям, вера в «единственно правильное национал-социалистское руководство Германии» стала ослабевать не только у солдатской и офицерской массы среднего звена, но и у высшего руководства фашистской армии, в том числе и у якобы автора названного письма. Это способствовало выявлению фашистской агентуры среди военнопленных.

Всего среди военнопленных, содержащихся в лагерях, было выявлено несколько тысяч лиц, принадлежащих к разведывательным органам. В их числе оказались некоторые бывшие руководители и начальники структурных подразделений центрального органа абвера, а также сотрудники органов абвера на местах и в соединениях вермахта, например сотрудники штеттинского пункта абвера, сотрудники отдела «1-Ц» штаба армейского корпуса и многие другие.

Среди военнопленных были выявлены также лица, которые активно вели военную разведку. Это были, в частности, бывшие военные атташе Германии в Венгрии, а также ряд других офицеров, служивших в атташатах и учреждениях для прикрытия при ведении разведки.

Опрос этих лиц в сопоставлении с другими данными, приведшими в конечном счете к признанию опрашиваемых, подтвердил, что военные атташе Германии имели в странах своего пребывания сеть постоянных агентов и информаторов. Они вербовали сами или получали агентов на связь от органов абвера за границей.

В лагерях военнопленных были выявлены и сотрудники других разведывательных органов. Допрос этих разведчиков с последующей перепроверкой полученных данных позволил подтвердить факты о широком размахе вербовочной работы, проводимой абвером и другими разведывательными немецкими органами среди советских граждан.

В декабре 1943 года в полосе действия 2-го Украинского фронта был взят в плен один немецкий военнослужащий, назвавший себя Эккертом Бристом. Он сообщил, что на фронт был направлен по тотальной мобилизации с должности дежурного секретаря министерства иностранных дел Германии. Подробно рассказал о своей работе, охарактеризовал немецких дипломатов. Выяснилось, что круг его знакомых весьма широк. Он рассказывал не только о работниках министерства иностранных дел в Берлине, но и о германских представителях в США, Китае и Скандинавских странах. Степень осведомленности не соответствовала должностям, в которых служил Брист. Глубина суждений, манера говорить и многое другое никак не вязались с обликом чиновника средней руки, за которого выдавал себя Брист.

Однажды ему намекнули на его причастность к разведывательным органам. Брист оторопел, замкнулся. Вначале связь с разведкой отрицал категорически, потом признался. Сделал попытку покончить жизнь самоубийством, вскрыв вены. Однако смертельный исход удалось предотвратить. После выздоровления Брист дал подробные и обстоятельные показания. С большим знанием дела он охарактеризовал разведывательную службу германского МИД, в частности так называемое «бюро Риббентропа» и его официальных сотрудников. Назвал более 50 агентов и резидентов этой ячейки разведки, находящихся в различных странах. Не утаил сведений и о резидентуре разведки фашистского МИД в Советском Союзе.

Показания Бриста оказали большую помощь в выявлении и разоблачении фашистской агентуры на территории СССР, Польши, Чехословакии, Венгрии, Румынии, Болгарии и других стран.

Работа с военнопленными способствовала также разоблачению среди солдат и офицеров лживой фашистской пропаганды о якобы плохом обращении с военнопленными. Распространением подобных небылиц немецко-фашистское командование пыталось предотвратить сдачу в плен Красной Армии солдат и офицеров гитлеровских войск.

Советская военная контрразведка активно участвовала в работе по разъяснению военнопленным правды о войне, ее справедливого характера со стороны советского народа и ее грабительских целей со стороны фашистской Германии и ее сателлитов.

В этих целях, например, в январе 1942 года особым отделом Юго-Западного фронта по согласованию с командованием после ряда бесед было отпущено несколько пленных одной пехотной немецкой дивизии.

О том, что произошло дальше, можно узнать из воспоминаний бывшего первого адъютанта 6-й полевой немецкой армии полковника Вильгельма Адама, в состав которой входила эта дивизия.

«Советским частям, — писал Адам, — удалось захватить некоторое количество пленных из 44-й пехотной дивизии. В их числе был — фамилию его я забыл — некий фельдфебель, командир взвода пехотного полка. Через несколько дней дивизия сообщила, к нашему удивлению, что взятый в плен фельдфебель вернулся в свою воинскую часть. Разведывательный отдел дивизии в своем донесении добавлял, что вернувшийся фельдфебель всюду рассказывает, будто бы солдаты и офицеры Красной Армии обращались с ним хорошо. Эти сообщения, шедшие вразрез с нашей пропагандой, вызвали немалое волнение в разведывательном отделе штаба армии. Я присутствовал при том, как начальник отдела докладывал о происшествии на обсуждении обстановки у начальника штаба. Он уже приказал доставить в штаб армии фельдфебеля в сопровождении одного из офицеров, так как эта история казалась ему весьма загадочной. Допрошенный офицером разведки фельдфебель сообщил, что ему удалось бежать из плена. Тем не менее с пленными, по его словам, обращались гуманно. И во фронтовых частях, а позднее и в вышестоящих инстанциях, в штабах, где их допрашивали, у пленных всего необходимого было вдоволь — еды, питья, курева. А что пленных якобы бьют или расстреливают на месте, то этого и в помине нет» [43] .

43

АдамВильгельм. Трудное решение. М., 1972, с. 34.