Лукавый бог обрадован успехом Замысловатой хитрости своей. Чтоб одержать победу поскорей, Он посылает пару голубей... Ну, кто ж не знает нравов и привычек Хорошеньких и томных этих птичек, Их грацию, игру их меж собой, И легкое их крыльев трепетанье, И горлышек их нежное клохтанье? Им подражаем мы наперебой. Что за игра! Она бы страсть вдохнула И в статую... Невинная чета На голубей воркующих взглянула (Амур послал их, видно, неспроста) И вновь забыли оба про Христа... Нечаянно Таиса наклонилась, Нечаянно затем облокотилась На друга, чья нескромная рука Нечаянно по прелестям блуждает И стройный стан Таисы обнимает, Сперва к нему притронувшись слегка... «Я победил! — крылатый бог решает. Пусть прежде, чем
отшельниками стать, Узнают, как им время коротать». Ошибся он: от церкви близлежащей Донесся вдруг звон колокола к ним, И, словно глас, от бога исходящий, Зажег сердца желанием другим. Забыв про чары, сильные вначале, Спешат они от рощицы подале. Тогда Амур велел, чтоб Аквилон Грядою туч завесил небосклон. Ночь близится, и дождик льется... Скверно! Красавица огорчена безмерно И говорит: «Безжалостны вы к нам, О небеса!» Однако спутник верный Ее тревогу разделяет сам И делит плащ с Таисой пополам. Скользит она, хоть крепок локоть друга... Тогда ее он на руки берет И, бережно прижав к груди, несет. Вот перед ними жалкая лачуга... Им говорят: «Найдется лишь одна Здесь комнатка; годится ль вам она? Ведь в ней одно единственное ложе». Смущения Таиса скрыть не может. «Не бойтесь, — восклицает Элином. Вы ляжете, а мне довольно стула». И страх Таисы как рукой смахнуло. Хоть путники закутались плащом, Но все-таки промокли под дождем; Прилипла к телу мокрая одежда. Снимать ее — поймет любой невежда Приходится друг другу помогать. Для скромности какое испытанье! Но, сократив немного описанье, Соблазна мы сумеем иэбежать. Красавица в постель одна ложится, И ждать себя не заставляет сон, А Элином на жесткий стул садится, Но отдыха там не находит он. Ему Амур коварный угрожает... «Ко мне, Борей!» И из полночных стран Борей на зов послушно прилетает И дует в щели, злобой обуян. На юноше надета лишь рубашка, И вскоре холод члены оковал. Он, весь дрожа, зубами застучал... Послышалось, как он вздыхает тяжко. «Ты нездоров? Да ты озяб, бедняжка!..» Окоченев, безмолствует герой. «Увы, зачем не вместе мы с тобой? Я сном была, беспечная, объята, Ты ж замерзал; я в этом виновата». И к юноше, вся — нежности порыв, Она спешит, с постели соскочив. Рук ледяных коснувшися сначала, Затем — груди, Таиса прошептала: «Ты жив еще! Ты дышишь, милый друг! Иди сюда! Излечит твой недуг Тепло моей нагревшейся постели». И вот они легли в одну кровать... На милосердье надо уповать: Красавице не стыдно, в самом деле, Прижалась крепко, словно жар горя. Так некогда еврейка молодая Делила ложе старого царя, Теплом своим его обогревая. Греха тут нет, но юношу согреть Приятней, как на это ни смотреть. Лекарство это вылечило живо Болящего, и даже ощутил Внезапно он избыток новых сил... Промолвила Таиса боязливо: «От страха я чуть-чуть не умерла, Но нас рука всевышнего спасла. И в будущем она придаст нам силы. В пустыне жить мы будем до могилы В двух келейках, воздвигнутых рядком, И садик наш возделаем вдвоем... Ужель меня покинешь ты, мой милый?» «Нет, никогда! — воскликнул Элином. Тебе я — брат, а ты мне будь сестрою! Для нас жить врозь — мучение, не скрою. Быть одному опасно, говорят, И тягостно; не лучше ль во сто крат Спасаться нам в одном и том же месте? Мы дружбою наш освятим приют Нежнейшею; святыми нас сочтут, И чудеса творить мы будем вместе; Умрем, и вместе похоронят нас, И вместе в рай мы попадем тотчас!» Отшельники, возжаждавшие схимы, Из чувства дружбы за руки взялись, Из чувства дружбы крепко обнялись. Вздымались груди, сладостно теснимы... Амур уже готовит им подвох: Уже горит в крови огонь желанья, Уже Таисы робкое дыханье И Элинома непорочный вздох Сливаются, застигнуты врасплох; Уж поцелуй обжег уста... Но (кстати ль Для них, а также для тебя, читатель?) Пропел петух, дремавший до утра. Не больше произвел бы впечатленья И гром с небес: раздавшись трижды, пенье Напомнило апостола Петра, Напомнило
тройное отреченье. От крика непоседы-петуха Проснулось в них сознание греха. Покинув ложе, стали на колени, Лоб осенили знаменьем креста; Молитву повторяют их уста: «Спаси нас от бесовских наваждений!» Амур в досаде прочь от них летит, Пожаловаться матери спешит. Так ловкий вор, покуда тьма ночная Еще царит, тихонько лезет в дом, Вооружась отмычкою, тайком. Вот, поглядев с опаскою кругом, Крадется он, на цыпочках ступая. Уже рука нащупала сундук... Но на беду тут раздается звук, Шаги и кашель в комнате соседней: Скупец не спит, и есть слуга в передней. И, не успев на злато кинуть взор, Во все лопатки удирает вор. Так хитрый волк, в лесной скрываясь чаще, Глядит на двух резвящихся ягнят. Они играют, прыгают, шалят... Следит за ними волка взор горящий. Приблизились... Волк, жадностью объят, Кидается: кусочек больно лаком! Но в тот же миг бежит к нему пастух, Бросает камни, «пиль» кричит собакам. Волк вынужден спасаться во весь дух Ягнята мчатся к матери и стаду, А волк в кустарник прячется густой И, блеянье услышав за рекой, Лишь ляскает зубами, скрыв досаду. Блюди, пастух, блюди свое добро! Не следует, чтоб скромное перо Нескромные картины рисовало: Загрызть ягненка волку не пристало В моих стихах, сплетаемых хитро.
ПЕСНЬ ВОСЬМАЯ
Волшебный фонарь.
Успехи христианских богов.
Выказанный ими ум и счастливые последствия от сего.
«О ангелы, чья доблестная рать, Во исполненье воли Константина, Мне помогла Олимп завоевать, Поставьте здесь престол для властелина! Юпитера величественный храм Отныне станет отделеньем рая. Во избежанье скуки, здесь и там Мы будем жить, забот уже не зная. Соперники надеются вотще На помощь, на успехи вообще. Своей победой наслаждайтесь смело, В предчувствии великого удела. Во тьму времен я властен проникать. Вы заглянуть в грядущее хотите, Провидцами желаете ли стать? Приблизьтесь же, на землю посмотрите: Намерен я завесу приподнять». Глаголал так бог христиан, воссевши На облако в величии своем, Языческим Олимпом завладевши, И глас его зарокотал как гром; Послышалось три разных тона в нем Грядущее увидеть всем охота, И ангелы слетаются без счета, И взор на землю каждый устремил. Промолвил бог: «Архангел Гавриил, Твой чистый глас находят все приятным; Желаю я, чтоб всем ты объяснил То, что тебе покажется занятным. Как в зеркале, ты мир увидишь весь».
Г а в р и и л
Преемник Константина виден здесь И двор его с гурьбой попов строптивых, Лукавых, злых и льстивых — их не счесть. Творцы всех смут, они владык трусливых Используют неправедную месть. Страсть к богословью всеми овладела, Ни до чего другого нет им дела, На полках — фолиантов строй возник. Все заняты разбором, толкованьем, Подделкою или перевираньем Священных, хоть недостоверных книг. Где здравый смысл? Им все пренебрегают, И длится спор; а из полночных стран Вдруг варвары, как дикий ураган, Несметными ордами налетают, Империю они опустошают. Но для кого — спросите христиан Ряды костров и виселиц готовы И плахи, и темницы и оковы? Для варваров? О нет, для ариан. Кровавое, слепое исступленье! Взгляните: нивы заросли травой... Любуйтесь на пожары, разрушенья, Насилия, убийства и разбой, Младенцев неповинных избиенья... Все это-из-за слова одного!
Х р и с т о с
Но для меня то слово много значит: Ведь еретик в нем ловко ересь прячет.
С в. Г в е н о л и й
Убейте всех!
Х р и с т о с
Несторий — каково? Пустился в спор и смело утверждает, Что по натуре я своей двояк; Об этом же, собрав толпу зевак, И вкривь и вкось Евтихий рассуждает. Пусть я двояк...