Война и люди
Шрифт:
Комбат не раз поручал Малашко обучать молодежь особенностям стрельбы в горах из автомата и пулемета, гранатному бою. Все это непростая наука. Тут нужна особая сноровка.
Обучал Малашко бойцов основательно и в то же время с юмором.
— Наступаешь снизу вверх, — говорил он, хитро щуря глаза, — не бойся перебросить гранату через окоп противника. Она скатится вниз и попадет точно в цель. Прямо фрицу на голову. Атакуешь сверху — не добрасывай. Опять-таки фашисту несдобровать: граната скатится ему под ноги.
Утром я хотел встретиться с Малашко, поговорить с ним, поблагодарить за хорошую службу. Но с рассветом противник неожиданно перешел в контратаку. Части 138-й дивизии сравнительно легко отбили ее. Не давая хортистам опомниться,
Здесь у крайней избы я нашел Малашко. Лейтенант беседовал с молодыми солдатами. Еще издали заметил, что лейтенант сидит без сапог, и очень этому удивился. Малашко был дисциплинирован, в самую горячую пору боев даже бриться ухитрялся ежедневно. А тут... Впрочем, едва я подошел поближе, все сразу выяснилось. Парторг объяснял молодым солдатам, как обвернуть ногу газетой, чтобы она не мерзла: в Карпатах начались холода.
— Двенадцатой заповеди учу, — шутя, объяснил мне Малашко. — Держи ноги в тепле, голову на плечах, а противника на мушке. «Побольше бы нам таких боевых парторгов», — подумал я и с удовольствием пожал крепкую мозолистую руку офицера.
В 138-й стрелковой дивизии подобрались знающие и любящие свое дело политработники. Взять хотя бы агитатора 650-го полка майора Шурубу. Его принцип работы с людьми прост и мудр: «Словом и делом!» И еще майор Шуруба постоянно опирался на актив. В созданном им агитколлективе были лучшие люди полка, самые опытные воины. Иной раз, получив очередную сводку, говорил мне тов. Вишняк, он сгоряча сердился на Шурубу: «Почему допускаете текучесть в агитколлективе? То в нем 65 человек, то — 45. В чем дело?»
А дело-то, оказывается, в том, что агитаторы Шурубы — настоящие вожаки: не только словом вдохновляют людей, но и личным примером, в бою — всегда впереди! Вот и происходит сокращение агитколлектива. Но это сокращение, увы, вынужденное.
Именно неустанными заботами майора Шурубы в полку выросли и прославились на весь корпус такие, например, замечательные агитаторы, как Фомин, Авлакумов, Заказдин, Бадаев, Даниловский, Ивскевич, Остапенко, Орлов, Алексеев и многие другие.
Отменно была поставлена в этом полку и библиотечная работа. Казалось бы, о каких библиотеках может идти речь в тяжелых боевых условиях? Однако майор Шуруба с помощью актива добился того, что в полку и в батальонах были созданы библиотечки, в которых воины могли выбрать книгу по вкусу, почитать газеты.
Как правило, агитаторы выступали с короткими волнующими сообщениями, вокруг которых завязывалась беседа. Вот привел агитатор пожилого бойца. «Послушайте, ребята, — говорит агитатор солдатам, — вашего товарища красноармейца Меликсенко. Он из соседней роты». На Меликсенко лица нет: только что получил страшную весть о том, что его единственного сына фашисты угнали на каторгу, хозяйство разграбили.
Меликсенко только и сказал: «Братцы! Мстите фашистской сволочи за моего сына. И я уж тоже постараюсь, не сомневайтесь».
Вот, собственно, и вся беседа. Солдаты посочувствовали товарищу, вспомнили о своих счетах с фашистами. И уж будьте покойны, в предстоящем бою они рассчитаются с гитлеровцами!
И подобных бесед — десятки, сотни. На самые различные темы: и о повышении политической бдительности, и о изучении техники определения расстояния в горах...
Возвращался я из 650-го стрелкового полка и думал: «Толково поставлена партийно-политическая работа. Весь командный и политический состав, все коммунисты и комсомольцы настоящие агитаторы. Поэтому и спаян полк, поэтому и дерется хорошо. Казалось бы, сущий пустяк, безделица — газетами ноги обвертывать, а скольких это избавит от обморожения. Надо бы опыт партполитработы полка довести до всех политработников корпуса.
В штабе корпуса узнал о блестящем обходном маневре, который осуществил комдив 8-й стрелковой полковник
Угрюмов. Его дивизия вела ожесточенные бои непосредственно у Яблоновского перевала. Оставив один полк у перевала, Угрюмов двумя полками совершил марш из Татарув в обход высоты. Почувствовав угрозу окружения, противник оттянул часть сил на фланги. 229-й полк ударил с фронта, сбил прикрытие.В результате этого маневра наши соединения нависли над флангами противника.
Полоса наступления корпуса теперь сузилась настолько, что командующий фронтом генерал-полковник И. Е. Петров принял решение 24 сентября вывести во фронтовой резерв 2-ю гвардейскую воздушнодесантную дивизию. Не скажу, чтобы это нас очень обрадовало. Еще раньше, 12 сентября, в резерв фронта убыла от нас 317-я стрелковая дивизия. Мы испытывали недостаток в силах и средствах. Тем не менее еще через пару дней кровопролитных боев части корпуса уже стояли на Яблоновском перевале.
Перевалив главпый хребет суженным фронтом в десять — двенадцать километров, мы вплотную подошли к основному укрепленному району противника — Керешмезскому. В тактике наших соединений проявились наиболее характерные черты боевых действий в горах: маневр отдельных стрелковых батальонов и рот, обходы, охваты узлов сопротивления, резкое сужение фронта с концентрацией сил на главном, решающем направлении.
Четыре тысячи фашистов навсегда остались лежать на отрогах Яблоновского перевала, многие тысячи сдались в плен.
Кстати о пленных. Солдаты противника начали сдаваться уже за Коломыей. Вначале это были одиночки, а потом (особенно после Микуличина) в плен приходили иногда даже целые подразделения. Унылые колонны пленных тянулись по шоссе Делятин — Ворохта. Массовой сдаче в плен способствовала и большая работа по разложению войск противника, которую активно вели политотделы армии, корпуса и дивизий.
Еще в мае политический отдел армии провел совещание по вопросу «О состоянии работы по разложению войск противника». На совещании член Военного совета С. Е. Колонии и начиоарм Л. И. Брежнев дали подробные указания начальникам политорганов об усилении этой работы.
Огромную помощь нам оказывали и работники поарма товарищи Левин, Полтавцев, Клюев и другие.
Видимо, многие мадьяры читали наши листовки. По всему фронту работали вещательные установки. Венгерские солдаты устали от войны, многие из них поняли, что они гнусно обмануты хортистским правительством и гитлеровцами. Сказывалось и то, что наши войска на юге уже стояли у озера Балатон, подходили к Будапешту. За что, ради кого должны гибнуть венгерские солдаты в Карпатах?
Агитаторов, принимавших участие в радиопередачах для противника, подбирали из числа наиболее сознательных пленных, местных жителей. С одним из них случилась под Керешмезе курьезная история. Это был молодой веселый парень, из местных жителей. Имя парня Ференц, но бойцы называли его Федей. Здороваясь с кем-либо, он всегда приговаривал «Гитлер — капут» и непременно добавлял забористое русское словечко, которое перенял от наших ездовых. Днем Федя отсыпался, а ночью его вывозили на специальной агитмашине поближе к переднему краю, и хорошо поставленный Федин голос, усиленный динамиком, до утра гремел над окопами соотечественников, будоража умы и души венгерских солдат.
— Дорогие братья! Подумайте, за что вы воюете?..
Однажды, когда Федя передавал очередную сводку Совинформбюро, переведенную на венгерский язык, за дверью машины послышался шорох. Потом она приоткрылась. Обернувшись, Федя чуть не упал от страха: на пороге стоял мадьярский капитан, с ног до головы обвешанный оружием; из-за его плеча выглядывал еще один офицер, не менее воинственного вида.
— Мы пришли на ваш голос, — сказал капитан. — Кто тут старший начальник?
Неизвестно, что сталось бы с Федей, если бы в этот миг не появился в тесной кабине старший агитмашины, маленький украинец-сержант. Он деловито оттеснил капитана к выходу, укоризненно сказал ему: