Война и люди
Шрифт:
Ни один мускул не дрогнул на лице Доможилова.
— Выполню все, что надо, — ответил он.
...Рано утром небольшую легковую машину подготовили в путь. Ее экипаж состоял из четырех человек: шофер, автоматчик, переводчик и парламентер. Доможилов укрепил на ветровом стекле белый флаг. Мы обнялись, расцеловались с Николаем Андреевичем, пожелали ему удачи.
...Машина давно уже скрылась за поворотом, а мы все еще стояли, не трогаясь с места.
Прошел час, второй. Тихо вокруг. Стрельбы нет. Все уже начали беспокоиться. Медведев нетерпеливо ходил мелкими шажками, вымеряя комнату. Полковник Дакс
Минуло четыре часа. Я не выдержал. Говорю командиру:
— Проскочу километров пять — десять вперед, посмотрю...
Быстро сел в машину. Со мной, как всегда, Василий и автоматчики. Гриша дал газ — и мы помчались. Вот остались позади окопы. Впереди уже наших нет, если не счи тать Доможилова. Магистраль, прочерченная, как по ватманскому листу, ровной линией бежала навстречу. Вскоре, преодолев небольшую возвышенность, мы увидели впереди город. Это был Простеев. От магистрали широкая дорога сворачивала влево. Куда же поехал Доможилов, прямо или влево?
— Давай в город, посмотрим,— приказал я Грише.
Не доезжая до окраины, остановились, прислушались.
Выстрелов не слышно.
В Простеев въехали в самый разгар всенародного ликования. Нашу машину забросали цветами. Нас приняли за первых советских разведчиков. Машину окружила большая толпа скандировали здравицы. Мне едва-едва удалось расспросить о противнике.
— Нет, нет немцев, — говорил пожилой рабочий. — Сегодня в четыре часа ушли. Больше никого не видели. Вы первые из русских в нашем городе.
В штабе, когда я вернулся, мне сообщили, что звонил начальник политуправления фронта генерал М. М. Пронин, страшно ругался. (Перед этим он строго-настрого запретил начальникам политорганов быть в роли парламентеров или разыскивающих парламентеров, поскольку фашисты, как правило, зверски расправлялись с попавшими к ним в плен политработниками.)
Под вечер далеко слева и южнее нас послышалась сильная артиллерийская стрельба. Давно мы уже не слышали такой канонады. Я выехал в дивизию Васильева, так как связь прервалась. Командира застал за картой. На мой вопрос, что происходит, он ответил:
— Гитлеровцы обстреливают позиции. Наши артиллеристы им отвечают. Я доложил об этом в штаб корпуса.
Всю ночь шла перестрелка.
Утром я снова вернулся в штаб. Доможилова не было. Из штаба армии нам сообщили, что гитлеровцы задержали у себя почти всех парламентеров, посланных от различных соединений.
В 12 часов дня ко мне в комнату вбежал Гриша:
— Товарищ полковник, вернулся наш Доможилов! Приехал! Все живы!
Николая Андреевича и его товарищей передавали из объятий в объятия.
— Ну, рассказывай, как, что, почему так долго? Что случилось? Где немцы, что они собираются делать?
Доможилов доложил:
— Простеев мы объехали, чтобы не путаться по улицам и не нарваться на какую-нибудь неприятность. К противнику попали за городом. Нас под конвоем привели в штаб немецкой дивизии. Потом.увезли еще куда-то. В общем, всю их оборону прошли за два часа. Принял нас генерал. Говорит через переводчика: «Мы не собираемся капитулировать. С вами обойдемся как с пленными».
«Ах ты, сукин сын», — думаю
и говорю ему: «Мы приехали сюда как победители. Сейчас мы не хотим лишней крови и предлагаем сдаться. Больше с вами разговаривать не буду. Если не примете наших предложений, за меня скажет свое слово советское командование и советская артиллерия. Все!» Посадили нас в кутузку, потом выпустили. Вот и все. Братцы, дайте поесть, мы голодны, какволки.Накормили героев по-царски, хорошим вином угостили.
Доможилова и его боевых товарищей представили к правительственным наградам.
На что же рассчитывали гитлеровцы, продолжая сопротивление? Уже тогда нетрудно было догадаться, что немецко-фашистское командование стремится затянуть окончательную капитуляцию на несколько дней, надеясь, что подойдут американские и английские части.
Как потом стало известно, 7 мая в штаб армейской группы фельдмаршала Шернера, находившийся в чехословацком городе Пльзень, прибыл из Флексбурга, где засели последыши Гитлера, полковник Мейер-Детринг. Он привез приказ войскам группы продолжать борьбу. Преемник Гитлера Дениц в своем обращении к солдатам и офицерам армейских групп «Центр», «Юг», «Юго-Восток» призывал их продолжать сражаться, грозил, что «изменников» будут расстреливать, требовал не обращать внимания на западный фронт, где борьба «потеряла свой смысл». Вот почему Шернер и отказался принять капитуляцию.
Несмотря на то что Берлин давно уже был взят, подписан акт о капитуляции Германии, гитлеровские войска в Чехословакии продолжали оказывать организованное и сильное сопротивление.
Но все это стало известно потом. А в те дни мы не знали этих деталей. Корпус вел последние бои. Дивизии, развернувшись, сбили вражеские заслоны и двинулись на запад.
На следующее утро я выехал в Простеев. Попал туда как раз в период подготовки к выборам в Национальный комитет. На улицах — веселье, торжества. Изредка слышались одиночные выстрелы, короткие очереди. Это действовали фашистские смертники, националисты, различные буржуазные прихвостни. Воинских частей в городе уже не было. Сюда подошло только несколько тяжелых самоходных установок.
Мы вместе с делегатами Национального комитета проехали в ратушу. Началась торжественная клятва представителей народной власти на верность своему долгу...
Группа Шернера сопротивлялась недолго. В течение двух дней корпус на своем участке пленил последние гитлеровские части.
...Тихо-тихо стало вокруг. А вечером вдруг послышалась стрельба. В небо взвились ракеты. Огневые трассы устремились к звездам. Солдаты салютовали Победе. Это было 12 мая 1945 года в Чехословакии — братской нам стране.
Стало уже традицией, что каждый год 12 мая ветераны 18-й армии собираются вместе.
Особенно нам запомнилась встреча в день 25-летия разгрома гитлеровской Германии — теплая, волнующая, неповторимая.
Радостные возгласы, дружеские объятия, крепкие рукопожатия старых однополчан, которых послевоенная судьба разбросала по разным уголкам страны.
Встреча была многолюдной. Пришли генерал-полковник А. И. Гастилович, генерал-полковник Г. С. Кариофилли, генерал-лейтенант Ф. П. Озеров, мои фронтовые друзья — политработники М. П. Полтавец, С. С. Пахомов, А. Н. Копепкин, С. П. Борзенко и другие ветераны армии.