Война и мир Михаила Тухачевского
Шрифт:
«Ваша последняя директива без какой–либо на то необходимости полностью меняет структуру армий, находящихся в наступлении.
Необходимо было направить ее в войска или три дня назад, или позднее, после занятия Львова. В настоящий момент эта директива только запутывает дело и приводит к ужасающей, никому не нужной суматохе»70.
Польская сторона в это время благодаря Вейгану смогла разработать план контрудара в Варшавской битве. Чтобы реализовать его, необходимо было втянуть в затяжные бои под Варшавой все армии Западного фронта, обескровить и лишь потом нанести на подступах к столице решающий удар по их неприкрытому флангу. Пилсудский в связи с особой значимостью предстоящей операции лично командовал этой группой войск.
И
Он даже намеревался отказаться от поста главы государства и верховного главнокомандующего в том случае, если бы поражение Польши стало фактом71. Еще свежи были воспоминания о наступлении войск Тухачевского, стремительным маршем дошедших до стен Варшавы.
«Войска п. Тухачевского до самой Варшавы двигались безостановочно.
Среднее расстояние, проходимое за день, составляло около 20 километров, то есть почти дневной переход на марше. И это с боями! Такими темпами может гордиться и армия и ее командую щий. Полководец, у которого достаточно сил и энергии, воли и умения для подобных действий, не относится к заурядным, посредственным личностям… Это неустанное движение большой массы войск противника, время от времени прерываемое как бы скачками, движение, продолжающееся неделями, создает впечатление чегото неотразимого, надвигающегося, как страшная темная туча, для которой нет преград. В этом чувствуется что–то безнадежное, надламывающее внутренние силы и отдельного человека, и толпы. Мне вспоминаются разговоры, которые велись в то время. Один из генералов, с которым мне приходилось часто разговаривать, почти каждый свой ежедневный доклад начинал словами: «Ну и марш! Вот это марш!» В его голосе звучало и восхищение, и горечь бессилия »72, — так вспоминал эти события сам Пилсудский.
Красный марш производил впечатление хорошо подготовленной психической атаки. Вот «окопные» ощущения младшего командира:
«Желтая линия большевистских стрелковых цепей выходила из леса на расстоянии примерно 2 км от города. Но кошмар заключался не в этом, на войне мне приходилось попадать и не в такие ситуации.
Пугало то, то все происходило в абсолютной тишине. Не было слышно ни одной пулеметной очереди, ни даже винтовочного выстрела. Большевики не стреляли, они медленно шли в сторону города, держа в руках винтовки. С нашей стороны никакого сопротивления не было, не было и попыток сопротивляться»73.
Тухачевский намеревался взять Варшаву не в результате проведения особой операции, а непосредственно с марша — «осуществлять энергичное преследование противника, и не позднее 4 августа войскам Западного фронта пересечь линию Ломжа—Белосток—Брест–Литовск, выйдя не позднее 12 августа на линию Пшасныш—Осовец и далее по течению Вислы на юг, занять город Варшаву»74.
Варшава в намеченные сроки взята не была, но в первой декаде августа войска Западного фронта подошли к польской столице.
В это время Тухачевский вступил в противоречие с Каменевым и даже пошел на нарушение субординации: проигнорировал его директиву. Тухачевский считал, что большинство польских войск сосредоточено севернее Варшавы, в его намерения входило уничтожить эти войска — это означало бы окончательный разгром Польши. Противоположного мнения придерживался главком, полагавший что противник сосредоточил основные силы для обороны Варшавы. Поэтому он предлагал осуществить удар с севера (Тухачевский) и юга (Буденный) при одновременном лобовом ударе 12–й армии (Восканов)75. Уже в ходе боев на Буге Каменев рекомендовал
Тухачевскому, чтобы тот сосредоточил главные усилия на подготовке наступления вдоль Буга, чтобы обеспечить большую концентрацию как его войск, так и войск под командованием Егорова.
Игнорировав мнение Каменева, Тухачевский, хотя и осознавал трудности, возникшие в связи с упоминавшимся отказом Сталина и Егорова выполнить приказ главнокомандующего
о передаче войск Юго–Западного фронта под его командование, все же принял решение о проведении очередной операции исключительно силами Западного фронта. Тухачевский не собирался втягиваться в бои внутри самого города. Его войскам был отдан приказ атаковать только один район Варшавы — Прагу, польскую столицу следовало обойти с севера, осуществив глубокий окружной маневр76. 10 августа командарм подписал директиву:«Противник продолжает отступать по всему фронту. Приказываю разбить его окончательно и, форсировав Вислу, отбросить на юго–запад»77.
Дальнейшее развитие событий историографы именуют «чудом на Висле». Четыре армии Тухачевского наступали вдоль одной линии, не располагая серьезными резервами и с практически оголенным левым флангом — от чего Тухачевского предостерегал Каменев и что для Красной армии было особенно опасным — польские войска могли контратаковать именно на этом участке, а затем в тылу Западного фронта. Линии коммуникаций были растянуты, подвоз боезапасов и продовольствия не осуществлялся.
Части Красной Армии хорошо действовали на этапе наступления, но теряли боевой дух во время решительных
наступательных действий противника. В непрерывных боях на протяжении июля и августа эти войска понесли большие потери в живой силе и технике. Многие части смеша 78 лись, некоторые из них отставали на марше .
Войска Западного фронта втягивались в сражение прямо с марша, пройдя с боями более 500 километров. Они были измотаны длительностью и скоростью этого броска, обескровлены и измучены, снабжение было дезорганизовано.
Начиная битву, Тухачевский не располагал резервами, поскольку он не мог использовать в качестве резервов те соединения, которые с опозданием продвигались к Варшаве79.
«Люди дошли до последней степени изнеможения. Подошла та минута, когда уже не один солдат, а вся масса утратила веру в успех»80.
Советские войска стремительно утрачивали возможность вести наступательные действия.
«Чудо на Висле» было во многом закономерно, это становится очевидным, если сравнить ситуацию в Красной и Польской армиях.
В июле–августе Западному фронту требовалось 25 тыс.
винтовок, фактически отпущено было 16 тыс. При потребности в 1779 пулеметах фронт получил 50 штук и половину необходимых шашек и патронов81. Так же обстояло дело с амуницией и продовольствием — многие солдаты были разуты, случались дни, когда рядовой состав не получал даже хлебный паек. Когда армии Западного фронта вышли к предместьям польской столицы, они насчитывали в своих рядах не более 40 тысяч штыков82. Все это не могло не осложнить и без того непростую ситуацию.
«Катастрофа на фронте подготовлялась давно… в этой операции (Варшавской. — Ю. К.) польские силы превосходили нас более чем в 3, а местами в б раз…»83 — сообщал Н. Муранов Троцкому в мае 1920 года.
Польская армия существовала под опекой французского генерального штаба. При ней находилась постоянная французская миссия — 1000 первоклассных военных специалистов.
В Варшаве расположилось и английское военное представительство. Поляки располагали современным оружием, танками, автомобилями, бронеавтомобилями, бронепоездами, аэропланами. Польские солдаты были сыты, обуты и одеты84.
Всего этого Командующий Западным фронтом Михаил Тухачевский не мог не знать. А зная — вряд ли имел право не учитывать при подготовке к решающей — Варшавской — битве. В своих лекциях на дополнительном курсе Военной Академии РККА в 1923 году Тухачевский, признавая:
«…если оценить наше общестратегическое положение, то дело рисовалось далеко не в розовом свете»85, — как бы оправдывался: «Войска Западного фронта были истощены и ослаблены, но зато они были сильны духом и не боялись противника… Такова была инерция удара, инерция победы »86. Этот «удар» вернулся к Тухачевскому как бумеранг.