Война и общество. Факторный анализ исторического процесса. История Востока
Шрифт:
Китайцы составляли приниженное сословие, им запрещалось держать лошадей и иметь оружие – конфискации подлежали даже плети и батоги с железными наконечниками. Любой монгол мог безнаказанно избить китайца; китайцу, поднявшему руку на монгола, грозила смерть. Любой военный или чиновник, едущий по делам службы, мог требовать у местных жителей предоставления помещения для своей свиты, а также пищу и корм для лошадей. Такие требования со стороны воинов-монголов обычно сопровождались вымогательствами, грабежами и насилием. Постойная повинность была одним из наиболее ярких воплощений права воинов-завоевателей творить произвол над побежденными народами [1784] .
1784
Мункуев Н. Ц. Указ. соч. С. 57; Петрушевский И. П. Земледелие и аграрные отношения в Иране XIII – XIV веков. М. – Л., 1960. С. 396; У Хань. Жизнеописание Чжу Юаньчжана. М., 1980. С. 36–37; Очерки истории Китая с древнейших времен до «опиумных» войн. М., 1959. С. 366.
На особом положении находились ремесленники. Монголы высоко ценили ремесло и зачастую, истребляя население завоеванных городов, щадили только ремесленников. Пленных ремесленников отправляли в большие государственные мастерские, где они содержались на положении рабов [1785] .
Специфическим институтом нового общества была «орду» в узком смысле этого слова: двор хана, его приближенные и всегда находящаяся при хане 10-тысячная гвардия кешектенов. Отборная тысяча кешектенов называлась «баатуры». Гвардейцы набирались преимущественно из детей знати, они находились на полном обеспечении
1785
История Востока. Т. II. М., 1999. С. 393.
1786
Там же. C. 374.
1787
Schurmann H. F. Mongolian Tributary Practice… Р. 320-324.
Таким образом, социально-политическое устройство новой Монгольской империи было результатом достаточно сложного социального синтеза; в этом синтезе преобладали китайские компоненты, но существенную роль играли также традиции монголов, киданей и мусульман.
11.3. ИРАН ПОД ВЛАСТЬЮ МОНГОЛОВ
Катастрофа, вызванная монгольским нашествием, своими масштабами превзошла все катаклизмы, которые было суждено пережить человечеству до тех пор. «Сомнения нет, – писал Хамдаллах Казвини, – что разруха и всеобщая резня, бывшие при появлении монгольской державы, таковы, что если бы и за тысячу лет [после этого] никакого другого бедствия не случилось, их все равно не исправить, и мир не вернется к тому первоначальному состоянию, какое было прежде этого события» [1788] . Действительно, по оценкам специалистов, экономика Ирана смогла достичь домонгольского уровня лишь в ХХ в. [1789] .
1788
Цит. по: Петрушевский И. П. Иран и Азербайждан под властью Хулагуидов… С. 227.
1789
Петрушевский И. П. Земледелие и аграрные отношения в Иране… С. 113.
В отличие от других кочевников монголы практиковали целенаправленное и планомерное истребление мирного населения. После овладения городами осуществлялась «всеобщая резня»: горожан выгоняли в поле, небольшую часть, ремесленников и красивых женщин, отводили в сторону, остальных вязали веревками и делили между воинами; затем воины заставляли пленников встать на колени и рубили им головы. Специальная стража следила, чтобы никто не избежал расправы. Писцы проводили подсчет срубленных голов, к примеру после взятия Мерва такой подсчет продолжался 13 дней и дал цифру в 1300 тыс. убитых. Во время нашествия за стенами больших городов укрывалось население целых областей, поэтому количество жертв часто бывало огромным. В Герате было вырезано 1600 тыс. человек, в Балхе – 200 тыс., в Багдаде – 800 тыс., в Нишапуре погибло 1747 тыс. одних мужчин, без учета женщин и детей [1790] . Везир Хулагу-хана Джувейни свидетельствовал, что «где было народу сто тысяч, не осталось, без преувеличения, и сотни душ, и подтверждением сего утверждения может служить судьба многих городов, о каждом из которых сказано в должном месте» [1791] . По словам Рашид ад-дина, после нашествия обрабатывалась лишь десятая часть всей пашни [1792] . Археологическое обследование области Дайялы свидетельствует, что население по сравнению с периодом до нашествия сократилось в 6-7 раз, а по сравнению с началом IX в. – в 15 раз [1793] .
1790
Там же. С. 38. Конечно, нельзя утверждать, что эти цифры, приводимые разными историками, одинаково достоверны. И. П. Петрушевский, в частности, показал, что цифра, приводимая для Герата, вполне реальна.
1791
Джувейни Ата-малик. Чингисхан. История завоевателя мира. М., 2004. С. 19.
1792
Цит. по: Петрушевский И. П. Указ. соч. С. 79.
1793
Ashtor E. A Social and Economic History... P. 254.
Социально-экономическое развитие после завоевания определялось процессом социального синтеза. И. П. Петрушевский в работе, посвященной монгольскому периоду истории Ирана [1794] , описывает этот процесс в духе теории Ибн Халдуна: социальный синтез проходит в борьбе двух политических группировок; одна из них – это кочевая знать, отстаивающая степные традиции. Кочевая знать стремиться к неограниченной хищнической эксплуатации покоренного населения, она выступает как носитель тенденций феодальной раздробленности и анархии. Другая политическая группировка – это местная бюрократия, которая побуждает ханов к перениманию местных государственных традиций. Ханы и бюрократия стремятся к утверждению централизованной авторитарной монархии, к введению упорядоченной системы налогов и к восстановлению экономики [1795] .
1794
Петрушевский И. П. Земледелие и аграрные отношения в Иране. М., 1960.
1795
Там же. С. 49–50.
Завоеватель Ирана Хулагу-хан и его сын Абака-хан (1265-1282 гг.) придерживались кочевых традиций, в их правление кочевники полновластно господствовали над покоренным населением. Монгольские царевичи, нойоны и эмиры получали от хана в уделы («улусы») обширные территории; ханские уполномоченные, баскаки, собирали налоги с этих уделов и передавали их владельцам. Однако характерно, что основная часть земель оставалась в собственности государства, и налоги с этих земель собирались непосредственно в государственную казну. Монгольские ханы долгое время воздерживались от выделения воинам владений-икт; рядовые монголы вели привычную им жизнь кочевников, лишь иногда они получали небольшие выдачи из казны [1796] .
1796
Пигулевская Н. В. и др. Указ. соч. С. 189–190.
После завоевания в Иран и Ирак переселились многочисленные монгольские и тюркские племена, которые занимали плодородные земли под свои кочевья. Кочевники признавали лишь право сильного, они не делали разницы между покоренными и непокорными народами и грабили всех подряд. При перекочевках огромные отары двигались прямо по крестьянским полям, затаптывая посевы; монголы и тюрки грабили деревни и чинили насилия над крестьянами [1797] . Тяжким испытанием для крестьян была постойная повинность; любой монгольский эмир, останавливаясь на постой в каком-нибудь селении, занимал для себя и своей свиты до сотни домов. Нукеры этого эмира требовали у хозяев вино и пищу, избивали хозяев, насиловали женщин. Ко всем бедам прибавлялись постоянные войны между кочевниками, во время которых Иран подвергался новым
опустошениям. В 1295 г. владетель Средней Азии, Дува-хан Чагатайский, разрушил почти все города Хорасана и угнал 200 тыс. пленных [1798] .1797
Петрушевский И. П. Указ. соч. С. 41, 44, 75–76.
1798
Петрушевский И. П. Указ. соч. С. 73, 82; Пигулевская Н. В. и др. Указ. соч. С. 188, 198.
Поскольку налоговая система Монгольской империи была устроена по китайскому образцу, то завоеватели принесли в Иран китайские порядки. Прежде всего они провели перепись и разделили население на десятки, связанные круговой порукой. Особые писцы «битикчи» вели составленные в каждом районе податные росписи, «дафтары» [1799] . «Так как все страны и народы стали им подвластными, – писал персидский историк Джувейни, – то они провели перепись, после которой в соответствии со своими традициями разделили всех на десятки, сотни и тысячи и потребовали нести военную службу, обслуживать ямы, нести вызванные этим расходы, обслуживать их кормами – это в добавление [к прежним налогам]; сверх всего они установили также купчур» [1800] . И. П. Петрушевский писал, что налог «купчур» был заимствован из Китая, причем имелось две разновидности купчура, собиравшиеся, соответственно, с кочевников и оседлых жителей. Купчур с кочевников собирали из расчета по 1 голове со ста голов скота; купчур с оседлых жителей выступал в качестве подушного налога, его собирали по 70 дирхемов с десятка, связанного круговой порукой. Купчур платили только трудоспособные мужчины, от его уплаты освобождались служители религии, которым предоставлялось «тарханство». Известно, что подушную подать собирали с горожан; поначалу в некоторых районах купчур собирался и с крестьян, но затем он был отменен. Сохранившаяся податная роспись Хузистана времен Газан-хана (1295–1304 гг) уже не упоминает о купчуре с земледельцев, с них собирали старую, домонгольскую поземельную подать – харадж. В документах часто упоминаются термины «калан» и «маль»; как показал Дж. Смит, «калан» – это был монгольский эквивалент местного термина «маль», означающего «обычные», т. е. домонгольские налоги. Главным из «обычных» налогов был харадж, поэтому калан, в общем, соответствует хараджу; И. П. Петрушевский указывает, что в податной росписи Хузистана «маль» – просто синоним хараджа [1801] .
1799
Петрушевский И. П. Указ. соч. C. 289; Али-Заде А.-К. Указ. соч. С. 291.
1800
Juvayni Ala’uddin. The History of World Conqueror. Vol. I. Cambridge (Mass.). 1958. Р. 33-34.
1801
Петрушевский И. П. Указ. соч. С. 342, 363–365, 368, 369, 384; Schurmann H. F. Mongolian Tributary Practice… P. 378; Али-Заде А.-К. Социально-экономическая и политическая история Азербайджана XIII – XIV вв. Баку. 1956. С. 204-206; Smith J. M. Mongol and Nomadic Taxation // Harvard Journal of Asiatic Studies. 1970. Vol. 30. P. 49-55.
В итоге можно прийти к выводу, что часто упоминающаяся в значении основного налога пара купчур-калан равнозначна купчур-харадж и соответствует китайскому подушно-поземельному налогу, который собирался в городах с «душ» или со дворов, а в деревнях – с земли. Помимо этого основного налога существовали торговый сбор «тамга» и принудительные закупки товаров казной («тарх»). Далее в источниках упоминаются воинская повинность по поставке рекрутов (1 человек с 9 дворов), «улаг» (буквально – «вьючное животное») или «подвода» – повинность по поставке лошадей и подвод для созданных монголами почтовых станций («йамов»). Все эти заимствованные из Китая налоги и повинности противоречили мусульманскому праву (шариату) и воспринимались населением как «безбожные». Кроме того, продолжала существовать введенная при сельджуках постойная повинность («нузл») с поставкой проезжающим чиновникам, воинам и гонцам («ильчи») пищи, кормов и содержания («алафэ» и «улафа») [1802] .
1802
Петрушевский И. П. Указ. соч. С. 386, 393, 396, 398; Рашид ад-дин. Сборник летописей. Т. III. М. – Л., 1946. С. 257–258, 290; Федоров-Давыдов Г. А. Общественный строй Золотой Орды. М. 1973. С. 40.
Монголы намного увеличили размеры налогов, однако тяжесть обложения определялась не столько официальными размерами налогов, сколько методами их сбора. Завоеватели-варвары не могли наладить сбор налогов и сдавали их на откупа местным купцам. Предприимчивые дельцы брали деньги в долг под огромный процент, раздавали взятки влиятельным эмирам и получали на откуп области. После этого они бесконтрольно обирали крестьян, выжимая из них все соки, ведь им нужно было не только обогатиться самим, но и заплатить проценты [1803] . Указ Газан-хана говорит, что на практике откупщики взимали вдвое больше, чем полагалось, и при этом ничего не отправляли в казну [1804] . Если требовалось заплатить воинам или чиновникам, то власти переадресовывали платежи откупщикам, а те давали вместо денег «бераты» – предписания на получение нужной суммы в счет налогов с такой-то деревни. Обладатели бератов со своими людьми приезжали в деревню, но там уже побывали сборщики налогов и разоренные крестьяне не могли платить, они разбегались и прятались; воины ловили тех, кто не успел спрятаться, и пытали их, требуя выдать, где укрываются остальные. «Если не могли заполучить мужчин, то схватывали их жен, – свидетельствует Рашид ад-дин, – и, словно стадо овец, гоня перед собой из околотка в околоток, уводили их к сборщикам» [1805] . Крестьяне были до такой степени замучены постоянными насилиями, что, по словам Газан-хана, «если бы муха утащила у них что-нибудь, они не смогли бы того у нее отнять» [1806] . Во избежание бегства райаты были прикреплены к земле, и, по законам чингисхановой «Ясы», пойманным беглецам грозила смертная казнь. Те, кто еще мог сопротивляться, уходили в партизаны или в разбойники; редкий караван мог пройти по дорогам, не подвергшись нападению. Кочевники также нападали на караваны, ведь рядовые монголы мало что выиграли от завоевания Ирана; развал налоговой системы привел к тому, что они не получали положенного содержания из казны, им приходилось брать свое посредством грабежей и насилий [1807] .
1803
Рашид ад-дин. Сборник летописей. Т. 3. М. – Л., 1946. С. 257–258, 290.
1804
Рашид ад-дин. Сборник летописей. Т. 3. М. – Л., 1946. С. 257.
1805
Там же. С. 251-252.
1806
Там же. С. 259. Это выражение представляет собой цитату из Корана. Суры 22, 72.
1807
Там же. С. 268, 281. Петрушевский И. П. Указ. соч. С. 327, 329, 332.
Процесс социального синтеза проявлялся прежде всего в мусульманизации монгольской знати. Первым из монгольских правителей Ирана принял ислам правивший в 1282-1284 гг. Токудар-хан. Последствием этого шага было обращение Токудара к жителям Багдада с обещанием покровительства мусульманам. Однако покровительство побежденным и попытки остановить грабежи кочевников сразу же вызвали традиционалистскую реакцию и мятеж кочевой знати, Токудар был свергнут и убит. Везир Аргун-хана (1284-1291 гг.) Са’д-ад-доулэ запретил монголам бесконтрольно требовать от населения продовольствие и фураж – он также был убит знатью. Другой везир, Садр-ад-дин, в правление Кейхату-хана (1291-1295 гг) пытался выйти из финансового кризиса с помощью заимствованных из Китая бумажных денег – эта реформа не могла решить социальных проблем и, естественно, закончилась неудачей [1808] .
1808
Пигулевская Н. В. и др. Указ. соч. С. 193–195; Ashtor E. A Social and Economic History... P. 255.