Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914-1917
Шрифт:
При существовавшем положении начальник штаба также должен был направлять действия полевого атамана всех казачьих войск великого князя Бориса Владимировича [116] , руководить тыловыми учреждениями авиации и заниматься ее снабжением, которое зависело от великого князя Александра Михайловича [117] .
Не меньшую важность имели инженерный и медицинский департаменты и, наконец, все вопросы, имевшие отношение к дипломатической и гражданской канцеляриям. Через эти отделения штаба проходили все дела и велись сношения с различными министерствами, в первую очередь – с Министерством иностранных дел; в отдельных экстренных случаях приходилось связываться напрямую с иностранными правительствами.
116
Романов Борис Владимирович (1877–1943) – генерал-майор свиты Е. И. В. (1914). Внук; императора Александра II. В сентябре 1915 г. назначен и. д. походного атамана
117
Романов Александр Михайлович (1866–1933) – один из организаторов русской авиации, генерал-адъютант, адмирал, кузен Николая II.
Я не стану перечислять остальных лиц и учреждения, с которыми приходилось иметь дело начальнику штаба; сюда относились прямые контакты с главами зарубежных миссий. Чтобы получить исчерпывающее представление о его обязанностях, следует добавить ко всему уже упомянутому значительное число людей, ежедневно приходивших на прием к начальнику штаба, а также тех, кто приезжал в Ставку по делам службы или по вопросам отчасти личного характера. Естественно, среди всех этих лиц наиболее важные и продолжительные разговоры велись с министрами, приезжавшими на доклад к царю. Знакомясь с людьми и работой и зная характер генерала Алексеева, который лично занимался вопросами, которые с успехом могли решить его сотрудники, я понял, почему постепенно и незаметно подкравшаяся болезнь может окончательно подорвать его здоровье.
Имелось множество дел, выполнение которых, сопроводив общими указаниями, можно было с легкостью поручить кому-либо другому, например – заместителю начальника штаба. Однако, поскольку такой должности не существовало, я решил ее создать. Генерал Алексеев не сделал этого сам отнюдь не из желания сосредоточить в своих руках решение всех вообще, пусть даже малозначительных, вопросов, но исключительно по причине своей необыкновенной врожденной деликатности. Понимая, что на такую должность необходимо выбрать человека чрезвычайно способного, он не хотел забирать из армии полезного офицера, так как отлично знал, как трудно будет найти ему замену. Но наиболее важным соображением, повлиявшим на мое решение, была мысль о том, что неожиданная болезнь, поразившая генерала Алексеева, может настичь любого начальника, лишив его возможности продолжать свою ответственную работу. От такой непредвиденной случайности не был застрахован ни я сам, ни, в особенности, генерал Алексеев в случае его возвращения на свой пост, поскольку, по всей вероятности, силы его будут еще недостаточно восстановлены. Неоценимо важно было бы иметь рядом с начальником штаба человека, вполне способного, пусть только временно, заменить его без какого-либо ущерба для дела.
На следующее утро началась обыкновенная рутинная работа. Поначалу я очень уставал как физически, поскольку мне не хватало часов в сутках для ее выполнения, так и интеллектуально – из-за огромного объема новой информации, требовавшей освоения, и большого количества ожидавших моего решения вопросов. Разумеется, с каждым днем работать становилось легче. Назавтра, в десять часов утра я начал регулярные доклады царю. В тот день эта процедура продлилась несколько дольше обычного, поскольку, помимо зачтения в оригинале военных сводок, поступивших из всех армий, штаб-квартир, штабов фронтов и от Кавказской армии, для личного доклада царю было составлено несколько документов, касающихся событий, произошедших за время болезни Алексеева до моего прибытия в Ставку. Генерал Алексеев в течение почти целой недели ничего не докладывал императору. Это объяснялось необходимостью предоставить мне четверо суток для переезда, а также задержкой, вызванной неопределенностью при выборе временного заместителя генерала Алексеева. Насколько мне известно, мое назначение в Ставку произошло по желанию самого Алексеева.
Когда я закончил доклад, император отправился навестить больного генерала, как делал всегда с тех пор, как Алексеев не смог подняться с постели. Прежде чем войти к больному, государь поинтересовался у его супруги о ходе болезни. Ближе к концу моего доклада в сопровождении дежурного адъютанта появился цесаревич и, пока отец не освободился, дожидался на лестничной площадке, поскольку другого помещения по соседству не было.
В полдень следующего дня в большом зале здания местного окружного суда, занятого тогда различными отделениями штаб-квартиры Верховного главнокомандующего, я собрал всех без исключения работников всех служб, зависимых от начальника штаба Ставки.
Собравшихся пришлось разделить на две группы, но даже при этом каждая из них состояла примерно из пятисот человек; такое количество служащих не удивит никого из тех, кому известна численность персонала, работавшего в Главных квартирах наших союзников. Я намеревался собрать всех своих сотрудников и подчиненных, оторвав их на время от дел, вместо того чтобы обходить все помещения штаба, поскольку только таким образом я мог в немногих словах объяснить им свое понимание штабной работы, в особенности – в военное время. Я попросил их прежде всего руководствоваться пониманием того, что штаб существует для армии, а не армия для штаба; только в этом и заключается единственное оправдание его существования и сравнительно большой численности военнослужащих, призванных в нем работать.
Кроме того, я просил их никогда не забывать, что за мертвыми бумагами, с которыми им приходится сталкиваться, скрываются реальные дела живых людей, чьи действия и самые жизни всецело зависят от той добросовестности, с которой хороший работник подходит к выполнению всякой
доверенной ему задачи. Я еще напомнил им, что во время войны за случайные ошибки очень часто приходится оплачивать человеческой кровью, и, какой бы мелкой и незначительной ни была работа, доверенная скромному и старательному работнику, ее результат может в конечном счете оказать огромное влияние на общие действия всей нашей армии. Почти то же самое, хотя, вероятно, в иных выражениях, я высказал собранию чинов Управления военных сообщений Ставки, прибавив только, что их работа осложняется тем, что они должны работать в тесном контакте с другим ведомством – Министерством путей сообщения. Если в мирное время так называемое rivalite de metier – профессиональное соперничество – и трения между различными организациями дают плачевные результаты, то проявление чего-либо подобного во время войны становится преступлением, заслуживающим самого серьезного осуждения с точки зрения нравственных норм.Глава 18 ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ В 1916 ГОДУ
Здоровье генерала Алексеева немного поправилось, и я получил возможность почти ежедневно вести с ним все более продолжительные беседы. Мне хотелось уяснить с его помощью общее положение дел в отношении военных и политических вопросов, решение которых не терпит отлагательства.
Во время наших разговоров я узнал, что ему удалось убедить царя в желательности замены председателя Совета министров Штюрмера другим человеком. Император был убежден доводами генерала, и его выбор пал на министра путей сообщения Александра Трепова, который становился новым премьером с сохранением за ним поста министра путей сообщения, который он занимал с весны 1915 года. В это время [в Ставку] приехала императрица Александра, и Алексеев объяснил, что, потеряв в лице Штюрмера своего протеже, ее величество, вероятно, захочет так повлиять на царя, чтобы сохранить в должности министра внутренних дел Протопопова, который, по общему убеждению, был назначен на свой пост по ее желанию.
Приближавшийся приезд Александра Трепова и события, ему предшествовавшие, подтвердили мнение Алексеева, поскольку появление нового премьера совпало по времени с посещением Могилева императрицей. Во время аудиенции, данной царем Трепову, он представил его величеству уже подготовленный для передачи в Сенат указ об отставке министра Протопопова, но царь задержал документ у себя, в тот же вечер пообещав Трепову перед самым его отъездом из Могилева в Петроград лично принять окончательное решение. Это произошло на следующий день после того, как из Могилева уехал генерал Алексеев, – примерно 4 декабря 1916 года.
Сразу же после аудиенции Трепов, с которым я был знаком и раньше, зашел ко мне и высказал опасения относительно того, что отставка Протопопова не состоится. Тем временем приближалось открытие новой сессии Государственной думы, в которой он занимал заметное положение министра и премьера. Его обращение к членам Думы должно было в первую очередь касаться возможности гармоничной и слаженной работы этого органа после замены тех лиц [в Совете министров], с которыми думцы, как видно, не могли поладить. Трепов прямо поинтересовался, намерен ли я заниматься также вопросами внутренней политики или ограничусь только непосредственным управлением военными действиями. Апеллируя к моему патриотизму, он спрашивал, согласен ли я помочь ему и, пока еще не поздно, переговорить на эту тему с царем, чтобы постараться убедить его в совершенной необходимости удовлетворить просьбу премьера об отставке министра Протопопова. Я немедленно по телефону выяснил у дежурного адъютанта, в какое время меня сможет принять император, и получил ответ, что царь примерно через час уедет, чтобы, как обычно, обедать с семьей в императорском поезде, в котором жила императрица с дочерьми, а потому его величество просит меня, если возможно, прийти незамедлительно.
Обсудив сначала дела, связанные с ходом военных действий, я попросил у императора разрешения коснуться вопроса, который не имеет непосредственного касательства к моей работе. По моему мнению, сказал я, у меня есть такое право. Я напомнил царю, что не далее как сегодня за завтраком, заметив оживленную беседу, которую я вел с Треповым, он обернулся к нам и выразил надежду, что мы оба станем работать в согласии для достижения общей цели и, кроме того, будем предельно откровенны друг с другом. На это замечание царя я полушутя ответил, что будущее покажет, но с моей стороны недостатка искренности можно ни в коем случае не опасаться. Трепов действительно был со мной откровенен и рассказал о цели своего визита к царю, в первую очередь связанного с ожидаемой отставкой Протопопова. Получив в ходе длинного разговора разрешение, я постарался убедить его величество, что даже в случае, если Протопопова можно считать человеком, подходящим для занимаемого им поста, в чем лично у меня нет особой уверенности, тогда и по моему мнению в нынешних условиях важнейшее значение имеет сохранение полного согласия между назначаемыми царем министрами и Государственной думой. Я сказал, что это единодушие ставится под угрозу присутствием в составе Совета министров Протопопова; что в данный момент роспуск Думы будет достаточно рискованным актом, так как им могут воспользоваться элементы, враждебные существующему государственному устройству. Протопопова необходимо отправить в отставку, даже если это будет сделано вопреки желанию и будет рассматриваться как жертва и уступка общественному мнению. Император внимательно все выслушал, но прямого ответа мне не дал. Когда я откланивался, у меня сложилось впечатление, что царь не намерен удовлетворить просьбу Трепова. В приемной я встретил ожидавшего аудиенции министра юстиции Макарова. Я в нескольких словах рассказал ему о теме своего разговора с императором и попросил министра постараться повлиять на его величество в том же направлении. Возвратившись к себе, я сообщил ожидавшему меня в кабинете Трепову о разговоре с Макаровым и о своей просьбе.