Война или мир
Шрифт:
– Чуковская! К начальнику тебя.
Что-о? Господи за что мне такое наказание! Мы тут как крепостные - даже место работы не выбираем, вот захотелось кому-то - и тебя как вещь, взяли и переставили на другой участок. И ведь не отказаться - в статусе "принудительно трудоустроенной" за это сразу статья, и на 101й километр, ну а там, в сельскую больницу распределят! Ничего, мрази большевистские, вам это все припомнится!
Это был даже не госпиталь - а дурдом! Со стальными дверями, и рослыми злыми санитарами (и санитарками, в женском отделении), низкие потолки словно давили на голову. А работа та же - вымой, принеси, убери. Хождение по кругам ада. Господи, дай мне силы это перенести!
Хотя и в Бога Лидочка не слишком верила. После того как Церковь (причем
– Чуковская! Сегодня тебе - убирать в блоке два-сто.
Судя по номеру, второй этаж. Но в общем коридоре не было палат с таким номером - оказалось, надо спуститься на первый, пройти по лабиринту коридоров, и в конце, подняться по узкой лестнице. В предбаннике у стола с телефоном читала книжку дежурная медсестра. Стальная дверь, за ней коридорчик, всего две палаты с номерами 101 и 102, и санузел.
– Из сто второй вчера увезли. В сто первой пока живая. В разговоры не вступать - вообще, подруга, чем меньше ты будешь смотреть и запоминать, тем лучше для тебя. Если что - меня зови.
Лиду удивило, с каким равнодушием сестра сказала, "пока живая". Дверь захлопнулась со звуком, будто щелкнул затвор. Окон не было, тускло горели слабые лампочки - а еще, стоял запах, хорошо знакомый по госпиталю: крови, гнилого мяса и смерти. Подавляя брезгливость, Лида прошла к раковине, налила в ведро воды, намочила тряпку. Быстро пройтись по полу, и назад - вряд ли тут будут сильно придираться к качеству работы?
– Кто тут? Ты новенькая? Я тебя не знаю.
Тело на кровати - женщина, судя по голосу, молодая. Лицо в ужасных кровавых язвах - увидев, Лида еле сдержала тошноту. А вдруг это заразно - близко не подходить!
– Маняша, из соседней, жива еще?
Лида отрицательно мотнула головой.
– Отмучилась, значит. Скоро и мне. Не бойся, не заражу. Это не инфекция.
Лида пожала плечами. Странно - женщина вовсе не была похожа на сумасшедшую, уж на них Лидочка уже успела насмотреться. Но тогда - что она делает здесь?
– Я - Полина Осипова. Ты что, не знаешь? А в тридцать четвертом мой портрет в "Правде" был, на передовице! Я была делегатом Семнадцатого съезда. Орденоносец, коммунистка. А до того - в двадцатом, выводила в расход белых гадов! С девяносто восьмого года я - ты мне не веришь? А зря!
Поверить было трудно - даже с обезображенным лицом, женщине явно нельзя было дать пятьдесят два года! Может это и есть ее диагноз - кто-то себя Наполеоном мнит, а кто-то делегаткой съезда? Но отчего тогда секретность и отдельная палата? Или большевики боятся дискредитации Советской Власти - а в самом деле, отчего всяких там, в палатах хватает, но вот ни одного "товарища Сталина" нет? Наверное оттого, что такого пациента бы не в дурку повезли а сразу в "Кресты"?
– А в вечную жизнь и молодость веришь?
– спросила женщина - и правильно, что нет. А я вот поверила, и согласилась. Теперь подыхаю - отработанным материалом! А так хотелось увидеть - победу коммунизма и всемирный СССР! Завтра, или послезавтра умру - видела уже, как это происходит. На лицо мое смотришь - а там, внутри у меня то же самое. Если тебя когда-нибудь к вышке приговорят, и предложат, медицинские эксперименты взамен - не соглашайся ни за что. От пули помирать, оно куда легче. А я ведь по накатанной шла, не подопытной - те передо мной были, на которых проверяли. Думали, что нашли путь - а оказалось, лишь срок чуть дольше. И мозг сгнивает последним - так что я сейчас в здравом уме, и почти до самого конца так буду. Господи, за что - вот никогда не верила, что ты есть, но неужели правда? И не может одна душа в двух телах сразу существовать!
Лида колебалась - бежать, зовя санитарку, или остаться послушать еще? Любопытство все же взяло верх.
– Я все равно сдохну, мне терять нечего -сказала Полина, как обрубив концы - тебе расскажу, слушай. Пусть люди знают. Господи, я, коммунистка со стажем, к тебе обращаюсь! Если согрешили мы против того, что тобой заведено, прости! А ты - с тем, что я расскажу,
делай что хочешь! Ты образованная вообще?– Высшее у меня - ответила Лида - литературное. А здесь оказалась - долгая история.
Не надо - про наказание, и исключение из Союза! А вдруг тогда эта большевичка замкнется -враг! И ничего не скажет.
– Тогда, у англичанина Стивенсона есть, про Джекила и Хайда - сказала Полина - так это правда. Есть такое, что тебя или меня можно "переписать". Память, характер - все!
– в новое тело. Как содержимое книги на новую бумагу. Отчего, ты думаешь, я здесь лежу - а где еще в мозгах копаться? Причем умение это - не отсюда! Слухи ходили разные - и про людей из будущего, и про марсиан, и даже про нечистую силу - но все сходились, что это нам передали. А люди ли, и с какой целью - не знаю!
Лида слушала, затаив дыхание - это казалось невероятным! Что можно, оказывается, "подселиться" в мозг к кому угодно - и все его секреты тотчас станут известны. Причем если этот второй - Полина назвала его "всадником" - будет просыпаться лишь на короткое время, то первый, носитель, будет и не подозревать, что стал невольным шпионом, какое поле для иностранной разведки! А еще, можно при "подселении" и возвращении, быстро обучаться, заимствуя готовые чужие знания и опыт. А главное - казалось бы, открывается дорога к бессмертию: если время от времени "переписываться" в новое, молодое тело - конечно, при этом личность прежнего владельца приходится уничтожать!
– Нам говорили, дело на контроле у Самого. Чтоб лучшие партийные товарищи, самые заслуженые кадры, стали вечными. Чтобы тех, кто недостоин - предателей, врагов, но здоровых физически - не убивать, а отдавать донорами. Какое общество тогда будет - где самые лучшие будут вечно жить, а всякая гниль, в отбросы! И уж конечно, на войне - искалеченного или безнадежно раненого солдата "переписать" в новое тело, взятое хоть у пленного - и снова в бой! А оказалось - нельзя. При подселении, если убрать подлинного хозяина, тело становится нестабильным - идет гниение заживо, не как у трупа, медленнее, но похоже. И никто не знает, как избежать - в солдата, чтоб еще месяц-два сражался, это все лучше чем сразу похоронить, терпимо. А для неограниченно долгого существования - нельзя! От ста до ста пятидесяти суток, срок индивидуальный. И сокращается, если повторять - так что менять тела через месяц, все равно бессмертия не будет! И как и стараются, сколько подопытных погубили, взятых из лагерей - увеличить срок удалось, поначалу вообще едва месяц был, но не больше. Нужен был результат.. дело на контроле, начальство за свою шкуру боится - и вот, когда подопытные три месяца были здоровы, зарядили уже нашу партию, не лагерных, а добровольцев. Дура я была, бессмертием соблазнилась! Двенадцать нас было, шестеро мужчин, шесть женщин. Остались лишь я и Маня... теперь лишь я одна, последняя. А там, наверху - наверное, новую партию готовят. Будьте вы прокляты, все! А ты - передай. Чтоб люди знали. Может - мы и впрямь, против Бога идем, нельзя такое человеку, не по правилам! Или же... Подселять легко, это даже не в клинике можно сделать... если что, запомни, никогда не пей с незнакомыми... да и со знакомыми тоже, даже стакан воды... не позволяй сделать себе укол, и не смотри в глаза. А вот убрать из живого тела прежнего владельца, при подселенном "всаднике", это куда труднее. И заранее это нельзя - старый владелец как якорь нужен, что ли... Иначе - в идиота, пускающего слюни, проникнуть легко, но не закрепиться, не остаться. Даже в пьяного - намного труднее.
Откуда она все знает?
– с неприязнью подумала Лида - не все говорит большевичка, не просто добровольцем она была, а прежде, среди тех, кто жертв отправлял на эксперименты, смотрел и записывал! Получила теперь то ж, что они - воздалось по заслугам! Но боже, если это правда - то что делать?!
– Больно!
– сказала Полина, все так же, не поднимая головы от подушки - как больно. Позови кого-нибудь... опия дайте, аааа! Больно!
Подхватив ведро и швабру, Лида вылетела из палаты. И заколотила в дверь.