Война, какой я ее знал

Совсем недавно мне была оказана великая честь – я получил из рук командующего 12-й группы армий генерал-лейтенанта Омара Н. Брэдли вторую «Дубовую ветвь» в дополнение к моей медали «За отличную службу». Однако награду эту мне пожаловали не за то, что сделал я – не за мои, а за ваши заслуги и достижения. Потому благодарю вас от всей души.

Каковы мои новогодние пожелания вам? Я желаю – и уверен, вы это желание исполните, – чтобы вы, опираясь на помощь всемогущего Господа Бога, воодушевленные верой в нашего президента и верховного главнокомандующего, продолжали свой победный марш во имя свержения тирании и наказания зла, ради мести за ваших павших товарищей и наступления мира в измученном войной мире.

В заключение я привожу слова, которые произнес в Чапултепеке генерал Скотт{181}, ибо лучших слов, сколько бы ни старался, я для вас найти не смогу: «Храбрецы. Ветераны. Вы крестились огнем и кровью и теперь вы тверже, чем сталь».

Командующий Третьей армией Соединенных Штатов

генерал-лейтенант армии США Дж. С. Паттон-младший

Начиная с 1-го числа немцы применяли для обстрела города Люксембурга некое невиданное прежде оружие{182}. Сначала мы думали, что это ракета или дальнобойный реактивный снаряд, судили да рядили, как стреляющее такими штуковинами орудие функционирует, пока совсем недавно в конце концов не захватили его. [183]

Ракета имела около двух метров в длину и десять сантиметров в диаметре, но впереди имелось утолщение диаметром пятнадцать сантиметров, а также хвостовое оперение в задней конической части. Взрывавшийся порох создавал давление газа, и снаряд мчался по длинному, гладкому внутри стволу длиной пятьдесят девять с половиной метров, состоявшему из двадцати пяти секций, соединенных между собой с помощью скрученных болтами фланцев. К каждой четвертой секции под углом сорок пять градусов крепились по две короткие трубки, содержавшие дополнительные ускорители. Когда снаряд вылетал из дула, утолщение отваливалось, и он продолжал лететь прямо за счет хвостового оперения. Дальность полета составляла, вероятно, пятьдесят – пятьдесят пять километров. Заряд, который несла такая ракета, был очень незначительным по мощности, однако, к несчастью, в результате одного попадания в отель, где размещалась штаб-квартира Третьей армии, погиб выходивший оттуда капитан Джон Клементи.

Наше продвижение в первый день нового года особенно заметным не назовешь, если не считать успехов 6-й бронетанковой дивизии. Поводы для беспокойства отсутствовали: все части Третьей армии находились там, где им полагалось находиться, так что если бы они проиграли, то произошло бы это только вследствие большего упорства неприятеля, а не из-за того, что я допустил ошибку при развертывании войск.

11-я бронетанковая дивизия прекрасно сражалась в начале партии, но потеряла больше танков, чем могла бы. Я полагал, что происходило это из-за недостаточно квалифицированных действий командира дивизии. Позднее, когда он был сменен, соединение стало воевать заметно лучше.

Ровно в полночь 31 декабря все орудия Третьей армии разом открыли беглый огонь по позициям противника, поздравляя немцев с наступлением нового года. Когда канонада стихла, наши передовые наблюдатели донесли о том, что слышат в лесу крики немцев.

2-го числа мне стали известны малоприятные подробности действий 11-й бронетанковой, включая и то, что генералу Мидлтону пришлось лично вмешаться, чтобы восстановить порядок в дивизии. Мы собирались пустить вперед 17-ю воздушно-десантную, придержав танкистов 11-й, за исключением одного батальона. Он, как мы предполагали, должен будет поддержать атаку 17-й воздушно-десантной, поскольку в ее составе отсутствовали танковые части. Один из главных недостатков парашютных дивизий – это то, что после высадки у солдат при себе нет ничего, кроме автоматов – ни танков, ни соответствующей артиллерии, ни транспортных средств.

6-я бронетанковая дивизия по-прежнему сражалась хорошо. 15-й корпус Седьмой армии подвергся мощной атаке на правом фланге, но, поскольку все противостоявшие 15-му корпусу части [184] были нам знакомы, – мы гоняли их по грязи между реками Мозель и Саар, – я не принимал их всерьез. После долгих раздумий 7-й корпус Первой армии наконец-то начал наступление в направлении Гуффализа силами 2-й и 3-й бронетанковых дивизий{183}, а также 83-й и 84-й дивизий{184}. Как я считал, немцы отреагируют на эту атаку только через несколько дней, но не видел причин менять текущую диспозицию Третьей армии.

У меня возникло сильное подозрение, что в ночь со 2 на 3 января немцы попытаются напасть на нас, но, как оказалось, я ошибся. 3-го числа 6-я бронетанковая продвинулась на три с лишним километра, в то время как 87-я дивизия на левом фланге практически топталась на месте. 11-я бронетанковая сдержала неприятельскую контратаку левее центра своих порядков. Из-за плохого состояния дорог и ввиду того, что управление снабжения не смогло, как было обещано, снабдить всем необходимым 17-ю воздушно-десантную дивизию, она оказалась не в состоянии начать атаку 3-го числа, но была готова наступать в связке со 101-й воздушно-десантной утром 4-го.

К большому нашему удовольствию. Штаб главнокомандующего союзническими экспедиционными силами издал директиву, согласно которой Первая армия вернется в состав 12-й группы армий, как только Первая и Третья армии войдут в соприкосновение в Гуффализе. Таким образом, стремление поскорее добраться до вышеназванного населенного пункта стало главным побудительным мотивом ускорить наше продвижение в ближайшие дни. В это время Монтгомери имел наглость отправить в Америку своего эмиссара, задачей которого стало «продавить» назначение генералу Эйзенхауэру заместителя – командующего наземными силами в Европе, – мотивируя это тем, что верховный завален работой и не успевает с ней справляться. В роли такого заместителя Монтгомери не видел иного человека, в достаточной мере одаренного Богом талантами военного, кроме себя.

4-го числа немцы надрали одно место 17-й воздушно-десантной, потерявшей, по донесениям, в ходе атаки в одном из батальонов до сорока процентов личного состава. Кто бы и когда бы ни сообщал о таких потерях, ясно, что он ничего не смыслит в военном деле. Даже доклады о десятипроцентных потерях на поверку редко подтверждаются, сведения могут оказаться верными, только если войска обратились в бегство или побросали оружие.

Я нашел Майли, командира 17-й воздушно-десантной, в Бастони. Пока я находился там, канонада шла с обеих сторон, вражеские [185] снаряды взрывались в воздухе, изрыгали огонь жерла наших пушек, и в сгущающейся над покрытыми снегом полями темноте все это казалось прекрасным, хотя, правда, не слишком ободряющим. 4 января 1945 г. я сделал в дневнике одну важную пометку перед датой – заявление, которого никогда прежде не делал, написав: «Мы все еще имеем шанс проиграть эту войну».

Ранее я уже отмечал в этих записках, что Брэдли никоим образом не вмешивался в боевые действия Третьей армии. Однако он хотя и не приказывал, но все же сильно настаивал на размещении новой дивизии к юго-востоку от Бастони в целях расширения и укрепления коридора. Делая это, нам приходилось отказываться от наступательных действий на участке к северу от Декирха, что позволило бы нам перебить хребет неприятелю. Поскольку я позволил Брэдли уломать себя, то разделяю с ним полную меру ответственности за ошибку, последствием которой стало чрезмерное удаление 90-й дивизии к западу. Размести я ее, как собирался, к северу от Декирха, уверен, мы наколошматили бы больше немецкой дичи и обошлось бы нам это дешевле.

Чтобы атаковать 90-й дивизией 20-го корпуса через расположения 26-й и очистить от неприятеля район к юго-востоку от Бастони, мне было необходимо получить под свое командование 94-ю дивизию. Я рассчитывал, что когда прибудет 94-я, то я включу ее в состав 20-го корпуса, а 90-я в этом случае отойдет к 3-му. Как только 90-я выдвинется и окажется перед 26-й пехотной дивизией, последняя сменит в составе 20-го корпуса 94-ю, которая в этом случае отойдет к 12-му корпусу, и таким образом, новая дивизия будет наступать на участке к северу от Декирха.